аду, третья дает подробное описание девяноста девяти чудес, совершенных богородицей. Из таких книг вначале состояла вся болгарская литература. Они были особенно распространены среди тех, кого, кроме грамоты, ничему не учили. К таким людям принадлежал и Никола.
— Я читал эти книги, и мне казалось, что на свете нет других книг. В поле читал я один, а в деревне, бывало, читал и другим. Но однажды, когда я пригнал ягнят на рынок в Варну, мне пришлось отнести ягненка к французскому консулу, и там я увидел пропасть книг... С тех пор я не знал покоя... Бросил пасти овец, пришел в Варну и стал проситься на службу к консулу, но меня не взяли... Некоторое время я просто шатался по городу и наконец узнал, что в Рущуке тоже есть книги.
— Надо полагать, что и в Варне книги есть не у одного только французского консула.
— Может быть, только в Варне я голодал. Я рассчитывал получить место у консула, но из этого ничего не вышло. Ну а голод давал себя знать.
— А другого места ты не пробовал искать?
— Пробовал, и места попадались, только без книг.
— А тебе непременно нужны были книги?
— Ну конечно,— отвечал Никола,— я все время думал о них, даже ночью мне снились книги... Мне казалось, что я умру, если их не достану...
— Откуда у тебя такая страсть к книгам?
— Люди говорят, что по книгам можно всему научиться.
— Гм... Как же ты узнал про Рущук?
— Какой-то парень мне сказал, что в Рущуке есть читальня, в которой много книг.
— Ну?— с любопытством расспрашивал Стоян.
— А чего ж еще надо? Вот я и пришел из Варны в Рущук.
— Пешком?
— Ну да... У меня не было ни одной парички, заплатить за билет на чугунку было нечем. Шел четыре дня, кормился милостыней, так и пришел. Спросил, где читальня, указали, и, слава богу, нашелся портной, который взялся учить меня ремеслу. Я всю неделю работаю, а в субботу вечером прихожу в читальню, и целый день и две ночи в моем распоряжении. По-болгарски я читаю, но мне хотелось бы читать и по-французски.
— Тебе очень хочется учиться, момче? — спросил Стоян.
— Очень!—ответил Никола, весь вспыхнув.
— Хочешь, я буду учить тебя, давать тебе книжки?
Никола посмотрел на него с чувством глубокой благодарности. Он подвинулся, Стоян сел рядом и стал посвящать его в тайны французского произношения. После урока, который продолжался полчаса, молодые люди разговорились.
— Почему тебе хочется начать с французского языка? — спросил Стоян.
— Потому что я слышал, будто на французском языке больше всего книг.
— Ты, значит, хочешь читать ради удовольствия?
— Нет,— возразил Никола.
— А для чего же?
— Может, в книгах сыщется какое-нибудь средство...
— Против чего?
— Против турок, чтобы изгнать их с нашей родины.
— Так вот о чем ты думаешь? — удивился Стоян.
— А почему бы нет? Я вот слыхал, что в книгах можно найти такие заклинания, которые всякие беды изгоняют... Пока я таких заклинаний не нашел... Вот я и хочу поискать в других книгах.
Стоян задумался, а потом сказал:
— Дело не в заклинаниях, а в науках, дающих человеку в руки оружие...
— В науках?.. Я учился...
— Чему?
— Грамоте... Я умею читать и писать по-болгарски, а когда выучусь по-французски...
— Это только начало... Знание языков, а их очень многб, только средство для изучения наук.
— Что же такое наука?
Стоян попытался объяснить ему, в чем смысл различных наук. Никола не сводил с него глаз. — Учи меня! — воскликнул он наконец.
— Хорошо, но хватит ли у тебя на это времени?
— Ты только задавай мне в субботу урок на всю неделю.
— Разве ученье не будет отвлекать тебя от твоего
ремесла?
— Нисколько! Я буду шить и думать, а как перестану шить, посмотрю, что у меня написано, и опять буду думать.
— Ну, хорошо,— сказал Стоян.
Стоян нашел занятие, которое захватило его целиком. Пастух открыл перед ним новый, весьма любопытный мир, с которым он до сих пор был знаком лишь поверхностно, несмотря на то что сталкивался с ним в отцовской механе. Он и не подозревал, что в народе бытуют взгляды, подобные тем, какие высказал Никола. Желание освободиться от владычества турок объяснить было легко. Ярмо неволи уже сбросила Сербия, Румыния, за свободу велись войны. В Болгарии распространялись различные воззвания, рождались слухи и всякие предсказания. Наконец отчаянное выступление Хаджи Ди-митра (1868) отнюдь не способствовало успокоению умов. Все это, однако, не объясняло, откуда брались такие люди, как Никола.
Никола оказался очень способным учеником. Он схватывал все на лету, быстро усваивал и запоминал. Стоян все больше убеждался в этом на каждом уроке. Он рассказал Николе о форме земли, показывал карту, и Никола скоро смог заниматься географией самостоятельно. С огромным любопытством он рассматривал по карте направление гор, рек, изучал очертания материков, прослеживал границы государств. С такой же легкостью давалась ему арифметика. Казалось, в голове у этого человека в хаотическом беспорядке скопился огромный запас знаний, которые нужно только привести в систему. За полгода он изучил простые и десятичные дроби,
отношения, пропорции и теперь мог приняться за алгебру и геометрию. Но больше всего его привлекала история. Во французском языке Никола также сделал большие успехи — научился правильному произношению, знал множество слов и порядочно усвоил грамматику. Однажды в субботу учитель нашел своего ученика в превосход-ном расположении духа.
— Что случилось? — спросил Стоян.
— Я ушел от портного.
— Так чему же ты так радуешься?
— Как же мне не радоваться? Я поступил теперь к тому портному, который приехал из Парижа. У него и вывеска французская, и говорят у него по-французски.
И действительно, было чему радоваться: во-первых, у прежнего хозяина Никола не получал жалованья, во-вторых — он теперь мог говорить на том языке, которому хотел научиться. К тому же у него теперь оставалось больше свободного времени: у портного болгарина он должен был оставаться и на ночь, француз же отпускал его вечером из мастерской. Всем этим он поделился со Стояном.
— А квартиру ты уже нашел себе?
— Нет, и я хочу просить тебя...
— Поселиться вместе со мной? Я согласен.
— Нет, мне бы хотелось поселиться здесь, в читальне... Ведь Марко позволил мне ночевать здесь с субботы на воскресенье и с воскресенья на понедельник.
Марко был заведующим читальней.
— Поговори с ним.
— Я уже говорил, но он отказывает. Уверяет, будто хаджи Христо голову ему снимет, когда узнает, что я здесь ночую.
— Так я сам поговорю с хаджи Христо.
— Поговори, сделай милость.
Хаджи Христо, который был председателем совета читальни, никогда, по некоторым соображениям, не отказывал Стояну. Впрочем, вопрос этот был пустой и даже не противоречил уставу, так как ни один параграф устава не запрещал никому ночевать в читальне. На этом основании хаджи Христо поручил Стояну передать Марко, что Никола может ночевать в читальне при условии,
если он будет каждое утро перед уходом подметать по-лы. Таким образом, выиграли обе стороны: и читальня и Никола. Занятия молодого человека приобрели теперь более систематический характер. Каждый день от заката солнца до двенадцати часов ночи он занимался, и никто не мешал ему. В Рущуке, хотя город постепенно европеизировался, все еще оставался в силе турецкий порядок, согласно которому жителям после наступления сумерек запрещалось ходить по улицам. Поэтому вечером все покидали читальню, и бывший пастух мог беспрепятственно читать, писать и даже повторять вслух все что угодно. Он занимался по три часа в день. Как многому можно научиться за три часа, если заниматься усердно!
Притом Никола учился, не отрываясь от жизни, так как постоянно общался с людьми, следил по газетам за ходом событий и, таким образом, находил приложение приобретенным знаниям.
Правда, его познания были пока весьма элементарны, но, благодаря тому что Никола всегда стремился приложить их к жизни своей родины, в душе его зародился, развился и укрепился патриотизм отчаяния, особенно близкий людям, находившимся в том положении, в каком находились болгары около 1870 года. Такие люди готовы вступить в союз с кем угодно, лишь бы это был враг их притеснителей; они готовы на любые муки, если только это может нанести ущерб поработителям. Такова логика преследований. Патриотизм стал проявляться в действиях, как только болгары осознали свое положение турецких подданных. Никола был одним из таких патриотов.
Вскоре он заглянул и «за кулисы» читальни. На столах лежали газеты, в шкафах стояли книги, дозволенные турецкой цензурой, но по рукам ходили запрещенные книги и газеты — русские, сербские и румынские. Последние издавались в Бухаресте или в Браиле, и их с жадностью читали даже вполне благонамеренные посетители читальни. Как они попадали в читальню? Берега Дуная охраняли турецкие часовые, которые никого не пропускали без паспорта и предварительного осмотра. «Никто, опасаясь за жизнь и свободу, не смел перейти заповедные воды». А между тем запрещенные книги и журналы все появлялись и появлялись.
Каким образом запрещенные книги и газеты проникали в рущукскую читальню? Этого не знали ни Стоян, ни Никола, ни Марко. Последний получал за них выговоры от хаджи Христо.
— Откуда это берется? — спрашивал председатель совета читальни, когда ему попадал в руки экземпляр запрещенного издания.
— Почем я знаю? — отвечал заведующий. — Надо лучше смотреть.
— Ведь я смотрю... на всяком экземпляре я осматриваю почтовый штемпель.
— А с почты ничего такого не приходит? — Нет, не приходит.
— Должно быть, кто-нибудь подбрасывает,— догадался хаджи Христо.— Ты только заметь — кто, поймай, а уж я его проучу. Если, сохрани бог, паша узнает, тогда нам всем достанется, а читальню закроют.
Последний аргумент показался Марко особенно убедительным, и он удвоил рвение, но все его старания ни к чему не привели. Что тут станешь делать? Приходили посетители, садились, курили, читали, разговаривали. Как тут заметишь, не принес ли кто запрещенную книгу или газету, и не положил ли ее на столе рядом с другими. Напрасно Марко часами караулил,— ему не удавалось никого поймать на месте преступления. Наличие «запрещенного» обнаруживалось лишь по тому вниманию, с которым его читали. Всякий спешил прочитать нелегальные издания, и на лице такого читателя сразу выражались чувства, которые он переживал во время чтения. Один при этом улыбался, другой морщился, третий выходил из себя и даже бранился. Запрещенные газеты ходили по рукам, а когда посетители покидали читальню, Марко всегда находил эти издания на столах,— придраться было не к кому. Оставалось только уничтожать согриз вещественное доказательство, а между тем хаджи Христо все чаще и чаще повторял:
— Смотри в оба, не то быть беде!
Надо было принимать меры, и Марко решил во что бы то ни стало отыскать преступника или преступников.
С этой целью он обратился к Николе, когда тот, по своему обыкновению, вечером пришел в читальню.
— Тебе известно, что тут происходит?
— А что?
— Могут закрыть читальню.
— Да что ты?
— Это было бы большим несчастьем.
— Правда!
— Вот мы и должны предотвратить беду.
— Как же это сделать? — спросил Никола.
— Смотри! — ответил Марко, подавая ему запрещенную газету, которую нарочно припрятал.
Никола приходил в читальню поздно, и до сих пор ему не случалось видеть запрещенных изданий. Поэтому этот первый номер запрещенной газеты произвел на него сильное впечатление. Он быстро пробежал листок и спросил:
— Ты это читал, Марко?
— Я? Нет... я не читаю...
— Почему?
— Как почему? Я выполняю только свои обязанности, а читать я не обязан.
— Ну хоть любопытства ради.
— Любопытство в мои обязанности не входит. Мое дело наблюдать, вот я и наблюдаю, но, несмотря на это, сюда все время попадают издания, которым не место в читальне.
— Так на что же читальня?
— В читальне должны быть издания только со штемпелем, а вот это,— он указал на нелегальную газету в руках у Николы,— кто-то подбрасывает. Надо узнать, кто этим занимается. Ты вот все воскресенье сидишь за столом, так помог бы мне...
— Поймать тех, кто подбрасывает? — спросил Никола.
— Вот именно... Ты только накрой их... и скажи мне... больше ничего не надо...
— Что же с ними будет?
— С ними расправится хаджи Христо... Надо брат, принять меры, а не то турки закроют читальню. Жалко будет.
— Верно, да только жалко будет, если таких изданий не станет.
Марко не понял его. Он принадлежал к довольно многочисленным в Болгарии людям, для которых чтение было процессом чисто механическим. Они читали потому, что знали азбуку.
— Вот ты послушай,— сказал Никола и с жаром прочел выдержку из запрещенного издания, в которой доказывалась несправедливость турецкого господства в Болгарии.
— Понимаешь? — спросил он.
— Понимаю,— отвечал Марко.
— Ты когда-нибудь думал об этом?
— Нет, не думал.
— И никогда бы не узнал, если бы я тебе не прочел?
— Не узнал бы...
— Вот видишь, в читальне должны быть такие издания... Правда?
— Выходит, правда. Но хаджи Христо?
— Тут дело не в хаджи Христо, а в паше. Надо устроить так, чтобы паша не узнал и чтобы какой-нибудь его наушник не мог донести.
— Правда...
— А бывают здесь доносчики?
— Бывают...— Заведующий читальней назвал несколько имен.
— Отлично!.. скажи хаджи Христо, будто это они и подбрасывают запрещенные издания.
— Как же так? — запротестовал Марко.
— Ты не настаивай, скажи только, что тебе так кажется... Да и в самом деле, может они нарочно так делают, чтобы закрыли читальню.
— А, право, может быть,— сказал почти убежденный Марко.
— Наверняка так оно и есть,— подтвердил Никола.
— Да, наверно.
Раздумывая над тем, что сказал Никола, Марко окончательно пришел к убеждению, что запрещенные издания подбрасывают наушники паши. Он сообщил об этом хаджи Христо при первой же встрече с ним и назвал несколько имен.
— А!..— удивился Христо, призадумался и, помолчав, значительно произнес: — Гм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35