Молодой человек отведал варенья, запил водой, взял кофе, поблагодарил и спросил:
— Скажи мне, зачем ты пришла в малинник с фе-реджией и яшмаком?
— Затем, чтобы никто тебя не узнал, когда мы проходили через сад.
— Кто же тебе сказал, что я в саду?
— Никто мне не говорил.
— Но ведь ты для меня принесла фереджию и яшмак?
— Да, для тебя, потому что за твою голову обещают награду.
Стоян не имел понятия, что голова его уже оценена. — Награду за мою голову?
— И даже большую: тысячу куруш.
— А я и не знал об этом...
— Да, тысячу куруш обещают, — повторила девушка и удалилась.
Стоян опять остался один, но вскоре поднос появился снова, и в отверстии послышался голос Анки.
— Прошу, — пригласила она, подавая завтрак, состоявший из ветчины, копченого языка, икры, сыра„ халвы, маслин, хлеба и бутылки вина. Стоян взял поднос и хотел заговорить, но девушка уже исчезла. Еда показалась молодому человеку особенно вкусной, так как три последних дня он питался мамалыгой, сыром и луковицами, которые достал в Кривене. Стоян съел, все, что было на подносе, затем поставил его в угол, развернул постель и лег. Проходили часы. Время от, времени Стоян посматривал на стенку, надеясь, что придет Анка, но она не появлялась. Пока еще он не скучал, но чувствовал, что скоро наступит смертельная скука. Он вставал, ложился и снова вставал; подробно изучил устройство тайника, обнаружил люк в полу, решил, что необходимо соблюдать тишину, дабы не привлечь внимания прислуги, и наконец подумал:
«С ума можно сойти, если придется пробыть здесь несколько дней... и почему это Анка не приходит?»
Вечером стена поднялась, но появилась не Анка, а Мокра.
— Здравствуй, — приветствовала она Стояна.
— Мокра, — спросил он, — долго ли мне еще тут сидеть?
— Пока не приедет Петр... Несколько дней. Выходить тебе нельзя, тебя всюду ищут. Арестовали уже хаджи Христо, Станко, Петка, Георгия, Марко.
— Как же они узнали обо мне? — удивился Стоян.
— Наверно, шли по твоим следам и только не понимают, куда ты от Станко делся.
— Странно... очень странно.
— Должно быть, кто-нибудь тебя выследил.
— Мне одни собаки встречались... Разве только от хаджи Христо узнали... Но и он не знает, куда я от него пошел.
— Словом, турки проследили тебя до Станко, а потом потеряли след... Тебя всюду ищут. Наверно, и сюда придут искать, я им даже помогу... Только ты не шу-
ми, сиди себе потихонечку... У тебя тут ни в чем недостатка не будет.
Сказав это, Мокра ушла, и вскоре к отверстию подошла Анка с подносом, уставленным едой.
— Утром я забыла принести тебе табаку. Вот табак, папиросная бумага и спички.
— Благодарю тебя... не курю.
— Может быть, наргиле?
— Нет, нет, но...
Он хотел о чем-то спросить Анку, но Анка попросила утренний поднос и, взяв его, удалилась.
Плотно поужинав, Стоян открыл половицу, вставил лесенку, чтобы ночью можно было выйти подышать свежим воздухом, и хотел было уже лечь спать, как вдруг услыхал:
— Стоян! — звала его Анка своим серебристым голоском.
— Что? — спросил он, подходя к отверстию.
— Подай мне поднос.
Стоян взял поднос и встал перед отверстием.
— Не нужно ли тебе чего? — спросила девушка.
— Ты приходишь и тотчас убегаешь, как от прокаженного.
— Я?.. я... не убегаю.
— С тобой даже поговорить невозможно.
— Говори... — прошептала девушка. — Что слышно у хаджи Христо?
— Мать ходила туда... Хаджи в тюрьме, дома у него плачут... тебя проклинают...
— Не понимаю, как турки узнали, что я туда заходил! Не проболтался ли сам хаджи Христо, а может быть, Стефан!
— Не знаю, — отвечала девушка.
— А нельзя как-нибудь узнать?
— Пожалуй, я спрошу... Иленку...
— Ну да, Иленка наверное знает. Когда будешь с ней говорить, попроси ее, пусть она поищет в моей комнате одну записку. Я ее засунул в щелочку дверей от шкафа. Второй шкаф направо... Хаджи Христо так неожиданно прогнал меня, что я не успел записку уничтожить. Если она попадет в руки туркам, будет беда.
— Как же быть? — спросила Анка.— Ведь придется сказать Иленке, что ты у нас.
— Сказать... гм... а ты как думаешь?
— Ведь она может спросить, откуда я знаю об этой записке?
— Да... видно, придется сказать.
— Я возьму с нее клятву.
— Ладно... А о Станко ты ничего не знаешь?
— Его бедная жена ужасно горюет.
— Если ему не удастся вырваться, жена и дети его на моей совести.
— Господь ни его, ни их не оставит... Он и тебя спас.
— Бедный, бедный Станко!
— Помолись за него и уповай на господа. Без его воли ни один волос не упадет с головы Станко.
Она произнесла эти слова благоговейным тоном человека, готовящего себя к монастырской жизни. Между тем, если бы ей пришлось отправляться в монастырь теперь, она, быть может, и отправилась, но ей было бы жаль расстаться с миром.
Стоян отлично выспался и на другой день четыре раза разговаривал с Анкой. В последний раз она принесла ему записку, о которой он так беспокоился. Это была копия отчета бухарестскому комитету об основании комитета в Рущуке и о присяге. В ней была указана дата основания комитета в Рущуке и инициалы членов комитета. Если бы эта записка попала в ру-ки к туркам, они имели бы отличную улику против комитета и его членов. Стоян немедленно сжег документ и выразил Анке горячую признательность.
— Благодарю тебя, благодарю... Ты успокоила мою совесть.
— Бога благодари.
— Разве за то, что он послал мне тебя.
Слова молодого человека доставили Анке такое удовольствие, какого она не испытывала никогда в жизни.
Аристархи-бей повел следствие очень энергично. Подозрительных оказалось множество. В городах распоясавшиеся заптии хватали кого попало, что же касается провинции, то там черкесы и мусульмане обра-
зовали стражу, которая вязала и приводила в конак всякого, кто казался им подозрительным. Целые партии людей такого рода приводились по нескольку раз в день, и всегда кого-нибудь из них оставляли в тюрьме, — не потому, что против них имелись какие-либо улики, а чтобы показать Европе, как выразился Аристархи-бей «чудовищный процесс» и таким образом скомпрометировать одно из европейских правительств, которое слишком интересовалось подданными Высокой Порты. Ради этого и был затеян процесс и соответственно велось все предварительное следствие. Сходка у Стояна, участников которой Пленка не хотела назвать, должна была стать зерном всего дела. Вот почему Ари-стархи-бею так хотелось узнать имена участников этой сходки.
— Ну что же? — спросил Аристархи-бей хаджи Христо, придя к нему во второй раз.
— Вот считай, — ответил заключенный, передавая мешок с золотом.
— Такому честному купцу, как ты, можно и на слово поверить. Ты считал?
— Считал.
— Значит, верно. А дальше? Хаджи Христо тяжело вздохнул и пожал плечами. — Имена? — спросил следователь.
— Я знаю только двоих — Стояна и Станко. Что же касается третьего, то если б я увидел его, наверняка узнал бы.
— Это ты говоришь о первой сходке, в саду. Так я и велел назвать ее в протоколе: «сходка в саду». Ты мне расскажи о второй, в комнате.
— Ничего не знаю, эфенди-бей.
— Ведь жена и дочь приходили к тебе.
— Приходили, но и они ничего не знают.
— А прислуга?
— И прислуга ничего не знает...
— Гм... Знаешь, я начинаю подозревать, что и ты замешан в этом деле.
— Вот провалиться мне сквозь землю, если я хоть сколько-нибудь к этому делу причастен. Вот, ей-богу...
— Не божись напрасно, — остановил его бей, — я совершенно уверен, что ни во что подозрительное ты не замешан, тем более, что если б не ты, я и не знал бы о сходке в саду, и все-таки факты против тебя.
— Что же мне делать? — заныл хаджи Христо. — Как мне сказать, чего не знаю?
— А ты разузнай.
— В тюрьме?..
— Гм... ты хочешь, чтобы я освободил тебя? Ладно... Хаджи Христо просиял и с благодарностью взглянул на следователя.
— Я выпущу тебя, но с одним условием.
— С каким же? — забеспокоился хаджи Христо.
— Ты дашь мне еще сто меджидие и будешь разузнавать.
— Так пришли мне сегодня жену.
— Зачем?
— Чтоб послать ее за деньгами.
— Ты их сам возьмешь. Я ведь тебе верю... ты человек добросовестный и честный,— следователь произнес это слово без запинки,— тебя сейчас же отпустят, только я расскажу тебе, как ты должен поступать в будущем.
— Как же? — спросил купец, успокоившись.
— Прежде всего надо быть осторожным. Прямо ты никого не расспрашивай, действуй как бы невзначай. Прикинься болгарским патриотом. То, что ты сидел в тюрьме, значительно облегчает задачу. Дураки и теперь уже говорят: «Каков хаджи Христо! Кто бы подумал!» Вот ты и начни откровенный разговор с одним, с другим, а я между тем произведу у тебя обыск. Может быть, удастся что-нибудь найти в той комнате, где жил Стоян.
— Когда же будет обыск?
— Да вот на днях. Живет кто-нибудь в той комнате, которую занимал Стоян?
— Нет, никто не живет.
— Смотри же, чтобы там никто ничего не трогал. Я прикажу вызвать тебя на допрос, а оттуда пойдешь домой.
Хаджи Христо не пришлось долго ждать. Через полчаса после ухода Аристархи-бея явился заптия и повел арестанта в следственную комиссию. Здесь Аристархи-бей в присутствии аги, секретаря, писаря и нескольких переводчиков из иностранных консульств начал допрос. Прежде всего он поинтересовался сходкой в саду.
— Кто был на этой сходке?
— Стоян, Станко и еще какой-то паренек.
— А ты не принимал участия, в сходке?
— Нет, не принимал.
— Как же ты о ней узнал?
— Я видел их из окна.
— Почему ты их сразу не назвал?
— Я только теперь вспомнил.
— Когда тебе их назвали, — упрекнул его следователь. — Ну, а во второй сходке кто участвовал?
— Меня тогда не было дома.
— Но ты слышал о ней?
— Слышал, но не придавал никакого значения.
— Знаешь ли ты о том, что заговорщики были в масках?
Этот вопрос произвел ожидаемый эффект. Переводчики иностранных консульств с удивлением посмотрели на Аристархи-бея, который отвечал им торжествующим взглядом: «Вот видите, мол, до чего доходит!» — а хаджи Христо между тем говорил:
— Кажется... не знаю... меня дома не было, а Стояна я считал положительным человеком.
— Вот видишь, как обманчива внешность, — поучал следователь.— Надо полагать, что впредь ты будешь более осторожным при выборе помощников. Из-за этого твоего служащего против тебя накопилось так много подозрений, что ты сам чуть было не попал на скамью подсудимых. Но правительство султана не считает возможным на основании одних только подозрений привлекать к суду людей, тем более таких, которые известны своим безупречным поведением. Поэтому ты свободен от обвинений, с тем, однако, условием, что ты обязуешься являться на допрос всякий раз, когда это потребуется, и освещать по возможности темные стороны этого преступного дела, которое ведет к убийствам. Всякий заговор неминуемо влечет за собой подобные последствия.
Речь эта, рассчитанная на представителей иностранных консульств, чрезвычайно понравилась последним. Переводчики одобрительно покачали головами. Ари-стархи-бей тут же приказал снять оковы с хаджи Христо и усадил его возле себя.
— Наверно, ты торопишься домой,— сказал он любезно,— хочется скорее повидать жену и дочку? Я это отлично понимаю, но подожди немного. Ты понадобишься здесь.
Хаджи Христо уселся на диван. Ему подали кофе и трубку. Аристархи-бей стал объяснять переводчикам по-французски, зачем заговорщикам нужны маски. — Они поступают просто — по улицам ходят без масок и надевают их, только входя в дом, чтобы домашние не могли их узнать. Этим они чрезвычайно затрудняют следствие, но все же мы теперь напали на след.
В этот момент ввели Станко.
Аристархи-бей взял в руки какую-то бумагу и, обращаясь к арестованному, спросил:
— Шестого мая сего года ты находился в саду Христо?
— Не помню, когда именно это было, но я действительно был однажды в саду Христо.
— Вы были втроем?
— Да, втроем.
— Назови имена тех, кто был с тобой.
— Я не могу их назвать. — Почему?
— Потому что находившиеся тогда со мной в саду лица могут подвергнуться преследованиям. Я готов отвечать за себя, но других не стану подвергать опасности... Совесть не позволяет мне так поступать.-
— Однако совесть не помешала тебе принимать участие в преступных делах.
— То, что ты называешь преступными делами, у людей называется добродетелью.
— Ты забываешь, что у тебя есть жена и дети.
— По крайней мере жена моя не будет стыдиться мужа, а дети — отца. Доносчиком я быть не хочу и не буду, и потому не трудитесь задавать мне такие вопросы, ответы на которые носили бы характер доноса.
Хаджи Христо то поднимал, то опускал голову. Он ежился, морщился, подносил трубку к губам и никак не мог затянуться.
— Одним из твоих товарищей, — продолжал бей, глядя в бумагу, — был Стоян Кривенов, — и, обращаясь к хаджи Христо, спросил: — Не правда ли?
— Правда, правда, — отвечал смущенный Христо.
— Вот видишь, твоя добродетель не очень тебе поможет... Такие порядочные и уважаемые люди, как хаджи Христо, совершенно иначе смотрят на вещи.
— Это, вероятно, потому, что хаджи Христо может потерять не только совесть, но и состояние. А у меня, кроме совести, ничего нет.
Аристархи-бей посмотрел на представителей иностранных консульств, словно обращаясь к ним: «Неаг, Неаг!»
Хаджи Христо с такой силой затянулся, что захлебнулся дымом и, закрыв рот рукой, закашлялся. Допрос между тем продолжался. Аристархи-бей не спрашивал Станко о сходке в доме, так как был уверен, что не добьется ответа. Впрочем, Станко и не принимал в ней участия.
Учителя увели, а после него прошла целая вереница молодых людей, которых Аристархи-бей привел, чтобы показать их хаджи Христо. Авось хаджи Христо увидит среди них того, кто был третьим на сходке в саду. Допрашивали их недолго. Каждый раз, когда вводили нового арестанта, Аристархи-бей смотрел на хаджи Христо, а тот отрицательно мотал головой. Под конец допроса бею доложили, что черкесы привели еще какого-то подозрительного. Бей с досадой махнул рукой и сказал: «Пусть введут».
Вошли два черкеса, подталкивая вперед молодого парня лет двадцати, в сермяге, суконных штанах, огромной бараньей шапке и лаптях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35