— вмешалась Элина. — Разве ему можно верить на слово?
— Вся жизнь наримати проходит во лжи, это верно… — начал пояснять граф.
— Я предпочитаю термин «под личинами», — возразил Эйрих. — Да, выполняя миссию, нам приходится скрываться под той или иной личиной, и, разумеется, клятвы, даваемые в этом качестве, значат не больше, чем клятвы, произносимые актером по ходу пьесы. Но, сколь бы странным это ни казалось некоторым, у нас тоже есть свой кодекс чести. Слово наримати, данное им от своего собственного лица, нерушимо. Впрочем, мы даем его крайне редко. Мы стараемся не связывать себя лишними обязательствами.
— Тем не менее, тогда ты согласился.
— Да, я сказал «Не в наших обычаях заключать договоры с жертвами, однако я впервые встречаю бойца, равного мне». Я и теперь уважаю тебя, граф, несмотря на наши… разногласия.
— Готов признать, что ты тоже заслуживаешь уважения — как боец.
— И что было дальше? — поторопила Элина.
— Я дал слово дворянина, а он — слово наримати. После чего мы отошли от пропасти, я подозвал коня, сел в седло и уехал. С тех пор мы не встречались — до сегодняшнего дня.
— Что ж, я готов рассказать, что было дальше, — неспешно произнес Эйрих. — Я, разумеется, сдержал слово и начал вновь разыскивать след графа лишь месяц спустя. Это оказалось непросто — слава героя пришла к графу позже, а в те дни он мог странствовать по всему Западу, не привлекая к себе внимания. Несколько месяцев спустя я узнал, что он служит наемником на севере, но к тому времени, как я добрался до его части, оказалось, что он уже уволился; затем его след отыскался в южных княжествах… Я не особенно беспокоился, понимая, что жизнь наемника полна превратностей, и время работает скорее на меня, чем на него. По нашим условиям, контракт считается выполненным, даже если жертва погибает по независящим от наримати причинам. В противном случае нам пришлось бы оставлять на каждом трупе некую визитную карточку, а нам совершенно ни к чему лишний риск и дешевая реклама; напротив, мы нередко обставляем дело так, чтобы смерть выглядела естественной. И вроде бы все сложилось так, как я и предполагал — до меня дошел слух, что граф убит в сражении под Бьенто. Разумеется, я помнил, что человек мертв лишь тогда, когда ты сам осмотрел его труп, и окончательного вывода не делал, но сведения были достаточно убедительными — я говорил с непосредственными свидетелями его гибели.
— Я был всего лишь тяжело ранен, — сообщил Айзендорг.
— В битве под Бьенто с обеих сторон полегло почти пятнадцать тысяч, и, разумеется, раскапывать братские могилы в поисках тела не было никакой возможности, к тому же многие трупы были сожжены на погребальных кострах, — продолжал Эйрих. — Я решил просто подождать, не объявится ли граф где-нибудь снова. Тем не менее, я считал дело практически решенным…
— Ты снова недооценил меня, — вставил граф.
— … и наведался к местному представителю Ордена — существуют определенные тайные знаки, по которым мы находим друг друга — поинтересоваться, нет ли еще контрактов. Наши правила не запрещают работать по нескольким заказам одновременно. Нельзя лишь работать с клиентом напрямую
— все контракты заключаются через Орден, который сразу же получает 70% платы в виде аванса. Наримати, обращаясь в представительство Ордена, выбирают себе заказ по вкусу из числа тех, за которые внесен аванс. Таким образом, заказчик никогда не знает исполнителя, но исполнитель знает заказчика — наша лишняя гарантия на случай нечестной игры со стороны последнего. После исполнения выплачиваются остальные 30%, которые достаются уже непосредственно исполнителю. БОльшая часть этих денег, впрочем, тоже обычно остается на счетах Ордена, который пускает их в оборот через подконтрольные структуры по всему миру; наримати снимает их вместе с процентами, когда уходит в отставку. В тех исключительно редких случаях, когда наримати терпит неудачу — то есть гибнет, в противном случае он должен повторять попытки, пока контракт не будет исполнен — аванс не возвращается: плата за риск. Ну так вот, мне как раз подвернулся выгодный контракт. У одного из местных владетельных князей был племянник, которому, как это обычно бывает, надоело ждать, пока дядюшка освободит трон. Вот он и обратился к помощи Ордена. Дело обещало быть легким — претендент имел широкие полномочия в замке и предпринял необходимые меры, чтобы исполнитель мог без проблем проникнуть, куда надо, и выйти обратно. Я охотно взялся за это. Но когда я крался по тайному ходу к спальне князя, пол под моими ногами внезапно провалился, и я оказался в ловушке, где меня уже поджидали стражники. Меня схватили, заковали в цепи и отвели в глухой каземат глубоко в подземелье. Как оказалось, вся затея с покушением была провокацией, организованной самим старым князем. Он давно подозревал своего племянника, но не имел формального повода обвинить его в измене, поэтому и затеял этот спектакль. Далее, по сценарию, я должен был признаться под пытками — отнюдь не театральными — что подослан племянником, после чего тому рубят голову, а меня казнят каким-нибудь еще менее приятным способом. Конечно, с моей стороны было довольно глупо попасться в такую ловушку, но в свое оправдание могу заметить, что эта история — практически беспрецедентна. Нужно быть редкостным глупцом, чтобы сыграть такую шутку с наримати, не боясь мести Ордена.
Но реальность нарушила планы старого интригана. Дело в том, что племянник действительно готовил переворот и имел в замке верных людей, которые вовремя предупредили его о поимке якобы посланного им убийцы. Не дожидаясь, пока за ним придут, он срочно собрал своих и нанес удар первым. Переворот оказался удачным, но тайные ходы в замке существовали недаром — дядюшка успел бежать. Мне от этого, правда, было не легче — племянник наверняка использовал бы меня в той же роли, хотя и с другим текстом. Однако торжество победителя было недолгим, и подготовить показательный процесс он не успел — старый князь, желая вернуть власть, призвал в страну иностранные войска. Ну а возглавлявший их генерал, ничтоже сумняшася, сверг всю династию, объявив верховным правителем себя; при этом молодой князь был убит в бою, а старый, посаженный под арест, умер от удара. В общем, в княжестве на долгие годы воцарилась смута, окончившаяся тем, что оно было разделено на две части, отошедшие соседним государствам.
Обо мне же в суматохе попросту забыли. В подземельях любого уважающего себя княжеского замка годами и десятилетиями сидят люди, посаженные «до особого распоряжения»; никто и никогда не заходит в их казематы, кроме стражников, которым запрещено разговаривать с заключенными. Нередко спустя несколько лет такого существования эти люди и сами уже не помнят, кто они и за что сидят. Но психика наримати на редкость устойчива. Прежде, чем мне удалось бежать, я десять лет просидел в крохотной одиночке, в цепях, прикованный за шею к кольцу в стене. Если бы не последнее обстоятельство, я бежал бы раньше. Мы владеем методикой, позволяющей вытаскивать руки и ноги из оков; однако голову через железный ошейник не протащишь. Десять лет и еще несколько месяцев ежедневного труда у меня ушло на то, чтобы выковырять кольцо из стены. Дальнейшее было уже делом техники…
Когда я вышел на волю, то чуть не ослеп от дневного света. Более-менее отъевшись и восстановив физическую форму, я отправился разыскивать представительство Ордена. Там я узнал, что граф Айзендорг жив, и о нем ходят различные героические истории; однако это уже не имело значения, ибо буквально только что в Тарвилоне произошел переворот, в результате которого регент Урмаранд был убит восставшими. Со смертью заказчика контракт аннулируется, как и со смертью исполнителя; таковы наши правила. Другой же должок, связанный со вторым контрактом, выплачивать было, как вы уже знаете, некому — впрочем, не умри старый князь сам, Орден добрался бы до него раньше, чем я вышел на свободу. Месть нечестному заказчику — единственный вид помощи, который Орден оказывает своим членам, не считая, конечно, первоначальной подготовки. В остальном же наше первое правило гласит, что наримати всегда и во всем должен полагаться исключительно на себя.
— Мне казалось, во время нашего путешествия вы полагались и на меня, и даже на Редриха с Йолленгелом, — заметила Элина не без едкости.
— Не забывайте, что я уже в отставке. Я принял это решение почти сразу после того, как узнал все новости. Формально я был чист перед Орденом, но фактически провалил сразу два дела… — Эйриху явно не доставляло удовольствия говорить об этом, но он, как видно, решил «откровенничать, так откровенничать». — И даже не мог уже отомстить тому, кто упрятал меня в каземат. Вот я и решил уйти. Всякий наримати имеет на это право, после того как заработает Ордену определенную сумму, компенсирующую затраты на его обучение. Я отработал ее уже в 24 года, а когда я угодил в каземат, мне было 29… Меня считали мертвым, и мои деньги отошли Ордену; однако с моим воскрешением я получил право требовать их обратно. Я снял со счетов деньги, хранившиеся на Западе, хотя не вполне представлял себе, что с ними делать. Жизнь наримати — это вечная железная самодисциплина. Воспитание начинается в младенчестве и представляет собой сплошное чередование обучений и испытаний. Раньше существовал специальный критерий отбора младенцев, сейчас берут всех, у кого нет явных физических дефектов. Но дальше, на каждом этапе воспитания, идет отсев. Критерий очень простой — те, кто выжил, обучаются дальше. До десяти лет не доживает примерно половина, дальше испытания ужесточаются. Пятнадцатилетний рубеж преодолевает лишь один из десяти. В шестнадцать наримати отправляется путешествовать; он должен посетить разные страны и научиться везде чувствовать себя, как дома — или, по крайней мере, быстро адаптироваться, ибо неизвестно, куда может завести его выполнение контракта. Конечно, к этому времени он уже знает языки и обычаи разных народов, но тут теория закрепляется практикой. Объехать весь мир — это, разумеется, слишком большая роскошь, но все же путешествия бывают весьма дальними…
— И что, не бывает, чтобы, вырвавшись из вечной муштры в большой мир, молодой наримати просто сбежал? — поинтересовалась Элина.
— Наримати, который психологически не готов и не хочет заниматься своим делом, до этих лет просто не доживает, — покачал головой Эйрих. — Тренировка тела и насыщение разума ничего не стоят без воспитания духа. Вся жизнь наримати подчинена его миссии. У нас нет отечества, нет родных, нам нельзя иметь друзей, даже из числа других наримати — ибо это порождает зависимость, а зависимость делает слабым и уязвимым. По той же причине, кстати, обязателен строгий целибат. Впрочем, не только по той же: совокупление истощает тело, помрачает разум и разрушает волю. Надеюсь, граф, тебя не шокирует, что я говорю о таких вещах в присутствии твоей дочери?
— Не шокирует. Я сам учил ее тому же.
— А кстати, бывают женщины-наримати? — спросила Элина. Она, разумеется, по-прежнему не испытывала симпатии к наемным убийцам, однако чувствовала, что поговорить с девушкой из Ордена было бы намного более интересно, чем с напыщенными и сентиментальными придворными дурами.
— Разумеется, — ответил Эйрих. — Из женщин получаются превосходные убийцы, уже хотя бы потому, что от них этого не ждут.
— Так что было с тобой после отставки? — вернул его к прежней теме Айзендорг.
— Ну… я попробовал отойти от привычных правил. Не то чтобы я об этом мечтал, просто было любопытно попробовать. Купить себе дом на южном побережье, жить в праздности и роскоши… Я попробовал даже разврат, однако нашел его отвратительным. Да и все прочее мне тоже не подошло. Разве что азартные игры в какой-то мере напоминали о тех комбинациях, что я разыгрывал, будучи действующим наримати… Но все равно это было не то, скука и убожество. Я довольно быстро и бестолково спустил свои капиталы, просто потому, что не видел смысла их беречь — я уже понял, что роскошь не для меня. Вновь начал тренироваться, вернул себе форму. Поступил было в армию, но ненадолго, ибо идея действия в коллективе и подчинения командиру мне претит; я могу это делать, когда необходимо, но не более чем. В конечном счете принялся просто путешествовать с места на место, нигде подолгу не задерживаясь. Когда от моих денег осталось совсем немного, собрался ехать на Восток, в Дулпур — там находилась другая часть моих вкладов. И тут как раз в пралецком трактире встретил Элину.
— И что вам все-таки от меня понадобилось? — спросила графиня не слишком приязненным тоном.
— Я ведь уже сказал вам, — улыбнулся Эйрих. — Я увидел девушку, которая была бойцом во всех смыслах — и по духу, и по искусству владения оружием. Гордую и свободную. Уникальный для нашего времени типаж, этого нет даже у женщин-наримати — они слишком подчинены своей миссии… Наверное, такой я бы хотел видеть свою дочь, если бы вообще когда-нибудь думал о том, чтобы иметь детей. И я не хотел, чтобы эта девушка попала в беду из-за незнания или своей молодой бескомпромиссности. Вот и все, Элина. Никаких темных или грязных замыслов на ваш счет у меня не было и нет.
— Как я могу вам верить? — печально произнесла Элина.
— Когда я лгал вам?
— Когда сказали, что не встречались с моим отцом!
— Да. Сами понимаете, я был вынужден. Но это был единственный раз. С вами я не играл под личиной, Эйрих — мое настоящее имя.
— При нашей первой встрече ты не был так сентиментален, — жестко усмехнулся Айзендорг.
— Старею, — согласился Эйрих. — Я уже говорил Элине, что мне пора переквалифицироваться в садовники. Тем не менее, граф, я готов. Как видишь, я даже при мече, хотя, признаться, он хуже твоего.
— Что-то я не слышал, чтобы наримати давали своим противникам возможность выбрать оружие, — ответил Айзендорг. — Логично и вам платить той же монетой. Впрочем, в благодарность за помощь, которую ты оказывал Элине, я готов послать за кривым хардыгарским мечом, если он тебя больше устроит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103