Но нет! Жить впроголодь, ходит в старых вещах и забыть о пирах?! Ни за что! Ее отец решил, что чем терпеть лишения и презрение, лучше уж ввязаться в опасную придворную интригу, сулящую в случае успеха огромные выгоды. Дети всячески отговаривали его. Дочь на коленях молила отца одуматься. Но он носился со своей идеей, как идиот с блестящей погремушкой, пока однажды в замок не въехала королевская гвардия с приказом об аресте. Разбирательство было не долгим. Отца и братьев казнили по обвинению в государственной измене, а дочь без гроша в кармане и пятном на имени выкинули вон, позволив гвардейцам поразвлечься с ней напоследок. Не попадись она тогда Альде, тертой жизнью наемнице, взявшей ничего не умеющую девицу под свою опеку, Вериса, скорее всего, просто наложила бы на себя руки. Но еще долго после того, Вер терзалась виной. Ей казалось, что она сделала недостаточно, чтобы предотвратить катастрофу. Наконец, уставшая от ее нытья Альда заявила, что у отца Верисы на почве неудач «снесло чердак», и если эта «размазня» не прекратить хныкать, то значит у них в роду все ненормальные. А на последок добавила, что если Вер хотела спасти семью, ей с братьями следовало самим «стукнуть» на папочку королю.
– Все правильно. Исполни она свой долг перед короной, то сохранила бы свое положение. Так что пострадала ваша подруга по своей вине.
– Долг перед короной?! А как же ее долг перед отцом? Что бы выбрали вы сами – верность королю, отказавшему вам в трудную минуту, или любовь к отцу, заботившемуся о вас всю жизнь?
– Король – это страна, а меня учили, что благо государства превыше личных интересов.
– Правитель Левеора, родины Верисы, пьяница и бабник. Он думает только об удовлетворении собственных желаний. За весь период его правления, он не сделал для своей страны ровным счетом ничего хорошего. Зато обобрал ее до нитки!
– Речь идет не о личности короля, а о том, что королевская власть олицетворяет собой закон и порядок.
– Увы, от личности монарха очень сильно зависит, каким будет этот самый порядок.
– А без правителя, его не будет вообще!
– Вы защищаете монархию так, будто сами являетесь членом венценосной семьи.
– А вы рассуждаете как государственная преступница.
– О нет, я говорю как человек видевший от королевской власти, только постоянно повышающиеся налоги, разнузданную, творящую, что заблагорассудится аристократию и бесчинствующую гвардию. К тому же, согласно эдикту королевы Даниэлы, матери нынешнего короля Гарлиона, рассуждать я могу о чем угодно. Главное, чтобы мои слова не переросли в действия или не были расценены как призыв к оному.
– А вы уверены, что я истолкую ваши слова правильно?
– Да уж, ситуация щекотливая. Но в данном случае, это не имеет значения, поскольку вы иностранка. Меня можно обвинить только в разлагающем влиянии на жителя другой, не самой дружественной к тому же, страны. Да мне за это еще и спасибо скажут!
– В Гарлионе – возможно. Но скоро мы будем в Фанаире, где эдикт вашей королевы не действует.
– А вот там, я буду молчать в тряпочку.
– Другими словами, ваши воззрения живы только в относительно безопасных границах родного королевства.
– Не язвите… Мои убеждения всегда остаются при мне. Но идейная борьба в их число не входит. Я реалистка и прекрасно понимаю, что в храме Эдиры, Корлу не молятся(Корл – бог-покровитель воинов) . На рожон лезут только дураки и самоубийцы. Уж чего-чего, а этого добра – идейных дураков, в наших краях прорва. Со всех уголков Внутренних королевств. Наворотят дел на родине, а потом к нам – скрываться от праведного королевского гнева. Посмотришь на них и заречешься от идейного фанатизма раз и навсегда… Все. Здесь я закончила.
Пока длились наши этико-политические прения, я успела извлечь болт, промыть и зашить рану, и пришлепнуть повязку. Точнее налепить на особый клей маминого изобретения. Она над ним два года билась. Намучилась от души! Образец либо держался на «честном слове отпетого мошенника», либо его приходилось отдирать «с мясом». Найти золотую середину моей родительнице никак не удавалось, пока однажды она не посетила мои личные апартаменты (маленькую комнатку на чердаке) и не узрела на потолке славненькую мозаику из дохлых мух (особо надоедливых особей, покушавшихся на мой покой), пришлепнутых туда простеньким заклинанием. Дальше дело пошло на ура. Усилив клеевую основу магической составляющей, она получила вполне сносный результат. Правда, еще пол года ушло на разработку жидкости для отдирания пришлепки, на случай когда клеем будут пользоваться люди далекие от магии. И хотя широкого распространения это изобретение пока не получило, мама гордилась им, едва ли не больше многих своих снадобий, поскольку отпадала необходимость перебинтовывать пострадавшего с ног до головы, теребя его при каждой перевязке. Не говоря уж про те участки тела, где наложение бинтов и вовсе проблематично, такие как основание шеи, плечо и, извиняюсь за выражение, седалище.
Мы с Линой аккуратно уложили раненого на спину. Несколько мгновений поколебавшись, я все же решила «припахать» госпожу Виран поактивнее – пока мне предстоит копаться в ране на груди Алеиса Как-его-там, она вполне может заняться его поджаренной мордашкой. Выдав ей чашку с одним из отваров и кусок мягкой ткани, я велела ей осторожно, протереть обожженные участки, стараясь не содрать кожицу на волдырях. После чего, ей надлежало втереть в поврежденные участки крем от ожогов. Поскольку и ей и мне работа предстояла тонкая и кропотливая, разговоры пришлось отложить.
Закончили мы с ней почти одновременно. Собственно, мне надо было только остановить кровь и как можно тщательней очистить поврежденные ткани. Зашивать я не торопилась, прежде надо вытянуть из раны всю дрянь, а этот процесс мог растянуться на несколько дней.
Укутав раненого одеялом, я прихватила Лину и пошла добывать нам пропитание. При виде жуткого варева из крупы, вяленого мяса и специй, носик благородной госпожи сморщился в брезгливой гримасе, после чего она предприняла попытку вежливо отказаться от предложенного «деликатеса». Поглядев на ее бледную физиономию и торчащие кости, наводившие на мыль о голодном детстве и тюремных застенках, я постаралась довести до ее сведения всю важность полноценного питания. Прочитанная мной лекция впечатления не произвела. В конце концов, пришлось пригрозить принудительным кормлением с применением грубой физической силы и привлечением сторонней помощи в виде парочки дюжих мужиков.
– У вас ничего не выйдет. Никто из этих людей не станет вам помогать.
– Это почему же?
– Они побоятся оскорбить дворянку.
– Откуда им знать, что вы из благородных?
– Я сообщу им об этом в случае необходимости.
– Думаете, вам поверят?
– Вы же меня вычислили. Я надеюсь, они смогут прийти к тем же выводам.
– Возможно. Более того, я подозреваю, что они уже догадались. И ваше благородное происхождение ничуть не помешало им отпускать на ваш счет сомнительные шуточки.
Лина смутилась.
– Это были просто слова, а я говорю об оскорблении действием.
– Да они сделают это, чтобы только увидеть ваше унижение. Благородные относятся к простолюдинам как к грязи, а для тех в свою очередь нет ничего приятнее, чем втоптанный в грязь аристократ. Так что прекращайте препираться и ешьте. А то у вас будет шанс проверить правильность своих воззрений.
– Да как вы смеете мне приказывать! Даже мои родители так со мной не обращаются!
– А вот это они зря. Им еще и пороть вас надо было. Тогда сейчас вы не пренебрегали бы хорошим советом и предложенной помощью. Что ж, если вам неприятно мое общество, можете поискать себе другое.
Оставив госпожу Виран хлопать в растерянности глазами, я отправилась искать нашего милого караванщика. Нашла на удивление быстро – в своей повозке он готовился отдаться в сладкие объятия сна. При моем появлении, его лицо приобрело страдальческое выражение, а настороженный взгляд недвусмысленно намекал, что ничего хорошего он от меня не ожидает.
«Грех разочаровывать человека!»
Я и не стала. Начала с того, что потребовала выделить на нужды больных и страждущих, любимую господина Уриада повозку, причем прямо сейчас. И вплоть до момента нашего прибытия в «цивилизованный» населенный пункт (какой именно решила не уточнять). Не дав караванщику открыть рот, дабы возмутится моим хамским поведением, сразу заявила, что воз этот должен возглавлять колонну, так как тучи пыли здоровья раненному не прибавят. Помимо этого, мне нужен был матрац, пара одеял и бочонок воды. Напоследок же, добила его требованием вознаграждения за спасение каравана от жуткой погибели на Пыльном тракте. От названной мною суммы бедняга впал в ступор. Когда способность двигаться и говорить к нему вернулась, первым делом он помянул «добрым» словом тех моих родственников, при деятельном участии которых, я появилась на свет. Всего за пол часа препирательств, игнорируя попытки господина Уриада затянуть любимую песнь торговцев всех времен и народов о грабеже и голодных детях собственного производства, я получила от него все, кроме вознаграждения. Собственно, на него я и не рассчитывала. Главной задачей было добиться для раненого приемлемых условий транспортировки. Вот и пришлось использовать знание того, что перед лицом денежных потерь, все остальные вопросы становятся для купцов незначительными.
Пока расстроенный караванщик собирал свои пожитки и освобождал отвоеванное мною средство передвижения, я договорилась с парнями о переноске неспособного к самостоятельным передвижениям благородного тела.
Когда организационные вопросы были улажены, а бессознательный лорд с относительным комфортом устроен в повозке, ко мне подошла Лина.
– Я хочу попросить у вас прощения.
– За что именно?
Мне действительно было интересно. За наше недолгое знакомство, мой список претензий к леди Виран успел собрать уже несколько пунктов. В их число входили: высокомерие (не явно, но все же проявляющееся), ложь и недомолвки (впрочем, это я могу понять – инстинкт самосохранения жуткая вещь) и главное – она не удосужилась поблагодарить меня за помощь ее другу. Обидно! Не так часто на меня нападают благородные порывы и если их не поощрять, они, того и гляди, вовсе перестанут являться миру.
– Вы единственная, кто проявил участие к моим бедам, а я была с вами груба. Это недостойное поведение.
Ее ответ только подбросил хвороста к слабо тлеющим уголькам моей обиды.
– Так причина в том, что это недостойно?
Резкость и сухость моего голоса роднилась с песчаными бурями Пыльного тракта. Лина вздрогнула и подняла на меня полные недоумения глаза. Некоторое время она молчала, обдумывая сказанное нами обеими, а потом – покраснела.
– Ну вот, я опять говорю не то. А ведь меня специально обучали искусству составления и произнесения речей. Учителя даже хвалил за успехи. Почему же сейчас ничего не получается?
– Может оттого, что ваши речи предназначены для знати. Кружево из слов. Так все витиевато, что уже и сами не понимаете, о чем говорите. Как гласит народная мудрость – будьте проще и вам станут реже давать в зубы.
– Даже если бы я знала как, сразу измениться никому не под силу.
– И не надо меняться. Просто говорите не то, что должны, а то, что хотите сказать.
Лина смущенно улыбнулась.
– Сразу видно, что вы никогда не были при дворе. Там никто и никогда не открывает своих чувств.
– Ну, так мы, слава богам, в нескольких вардах пути от ближайшего подобного кошмара. Разве что, коронуем господина Уриада, но боюсь из его возчиков получаться не самое изысканные придворные.
– Да уж. И отнюдь не доброжелательные. С самого начала, никто из них не проявил ко мне ни малейшего интереса. Меня просто игнорировали. Когда вы ушли, предложив поискать себе другое общество, я поняла, что осталась совсем одна. Вы единственная, первой заговорили со мной. Давали пояснения и советы, делились своим мнением. А я… я повела себя как неблагодарный поросенок.
– О, вы знаете такие выражения?
– От няни. Мне было семь лет, когда я увидела у одной дамы маленькую пушистую собачку. Совершенно очаровательное существо. В тот же день я потребовала от отца такую же. Как мне стало известно значительно позже, собаки этой породы были в нашем королевстве ужасной редкостью. Тем не менее, через несколько дней папа принес мне такого щенка. И вместо радости и благодарности, я заявила что хочу беленького, а этот с серыми пятнышками. Отец ушел расстроенный, а няня пристыдила меня и обозвала неблагодарным поросенком.
– Значит не все гладят вас по шерстке?
– Няня Дая всегда ругала меня за шалости и капризы. Но она умерла десять лет назад. С тех пор только родители изредка выказывают свое неудовольствие.
– Вседозволенность и безнаказанность не лучший воспитательный метод. Хворостина, по мнению моей матушки, обладает большей убедительностью для несознательной молодежи.
– Хворостина?
Глазки леди приобрели размеры койла.
– Хворостина, палка, прут, ремень: одним словом – порка. Способствует усвоению знаний страдающим забывчивостью индивидуумам.
– Это жестоко.
– Зато эффективно.
– А вас саму так наказывали?
– Бывало. И хворостиной и ремнем. Но всегда за дело. Когда мамины увещевания не оказывали должного эффекта.
– Суровая у вас мама.
– На самом деле, она очень добрая и отзывчивая. Ей пришлось учиться быть суровой – со мной иначе никак. Но это далось ей нелегко, обычно после наказания она так переживала, что мне приходилось утешать ее. Впрочем, если хотите обсудить особенности воспитательных методов разных социальных групп, мы поговорим об этом как-нибудь потом. А сейчас, если вы все еще настроены на наше дальнейшее сотрудничество, у меня будет к вам несколько просьб.
– Все что в моих силах.
– Я понимаю, что вы устали, но прошу потерпеть еще несколько часов. Сейчас вашего друга нельзя оставлять без присмотра, а лично я, уже просто не держусь на ногах. Прошедший день был для меня весьма напряженным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63