https://wodolei.ru/catalog/mebel/Akvaton/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Она позволяла некоторым мужчинам разделять с ней разные периоды ее жизни, но считала невозможным по-настоящему довериться кому-либо из них.
Впервые в своей жизни Морган осознала общий итог всей любви, которую ей отдали люди и которую, в свою очередь, отдала она.
Баланс был не в ее пользу.
Михаэль отступил, и к ней с кривой улыбкой подошел ангел с левой стороны. Он прижал подушечку пальца к ее третьему глазу, и прикосновение было хоть и легким, но холодным.
«Я – Тагирирон. Я – Пустота».
И снова лавина воспоминаний заполнила ее мозг, несясь так быстро, что она смогла выхватить лишь несколько эпизодов из течения – малышка Морган, закатывающая скандал матери из-за того, что та танцевала с отцом и целовалась с ним под музыку. И вот она была подростком и танцевала с молодым человеком на глазах своего разъяренного парня, после чего ухажеры подрались. Брошенный поклонник рыдал в телефонную трубку и умолял ее вернуться, но она была глуха к его мольбам. И после – спальня в гостинице «Мэйсторн», когда ее соблазнял тот, кого она приняла за Эшвина, в то время как Элиз спала в соседней постели. Может, она и не первая это начала, но она так никогда и не простила до конца Эшвину того, что он выбрал Элиз, а не ее. В тот момент часть ее хотела показать ему, что он упустил.
Тагирирон показывал ей, как она использовала любовь и секс, словно инструменты для достижения своих целей. В нее влюблялись, а она боялась ответить на чувства, опасаясь из-за любви стать ранимой. В сути ее жизни близость была принесена в жертву амбициям.
Видения ушли. Метатрон встал перед ней и возложил руку ей на лоб.
«Выбор сделан. Столпом Суровости правит Йехида».
Ультрамариновый свет померк. Световая колонна Морган потускнела, а она опустилась к нижней половине Шетлиа, пока их осознание ее присутствия не превратилось в ничто.
Метатрон указал на Джеймса и сказал: «Нефеш».
Колонна Джеймса вознеслась ввысь, наполняя пентаграмму красным светом, как будто все вокруг было залито кровью. Джеймс стоял в центре света, с архангелами по обеим сторонам, перед лицом Метатрона.
Джеймс знал, что слева от него стоит Лили. Все архангелы выглядели одинаково, и все же он это знал. Как он мог не знать? Архангелы коснулись его коренной чакры одновременно.
«Я – Сандалфон. Я – Чистота».
«Я – Лилит. Я – Порочность».
Сцена сменилась. Джеймс стоял в одиночестве на берегу озера, где он сошелся с Лили. Планета содрогалась под ним так, что он не понимал, что происходит. Медленное и тяжелое существо было непостижимым и все же явно живым. Люди были паразитами на этом огромном существе, они приходили на миг, чтобы тут же быть забытыми. Джеймс осознал это – и ощутил себя ничтожным, и в то же время его это успокоило.
«Пойми, что ты уникален. – Слова пришли от Сандалфона, который спешил воззвать к нему в этот миг просветления.– Ты – апофеоз Бытия, и ты же – всего лишь часть его. Прими свое место милостью того, кто наделил тебя жизнью, и живи Его щедротами».
«Все это могло бы быть твоим, – отвечала Лили. Обещание в ее голосе ласкало его слух. – Ты способен управлять окончательной силой жизни и смерти. Ты уже явил это однажды. Не принимай ограничений, которыми тебя хотят связать. Стремись как можно дальше ввысь и управляй всем, что видишь».
Джеймс закрыл глаза и вобрал в себя сознание планеты. Она была юна, хотя прожила миллиарды лет. Она помнила времена, когда галактика была иной, а солнце светило ярче. Галактика тоже обладала самосознанием, своеобразным и неуклюжим. Она знала свое место в космосе среди дрейфующих систем и помнила древние времена, когда Вселенная была меньше. А галактики постарше помнили то время, когда вообще ничего не существовало, только бездна и явленные Господом первые элементы Бытия, появившиеся в единственном луче света, коим был Шетлиа.
Джеймс понимал эти вещи только на базовом уровне. Он осознавал, что все в жизни взаимосвязано, и у всего есть своя роль, не важно, крошечная или непостижимо огромная. Ему не хватило бы слов, чтобы объяснить это, но на миллисекунду Джеймс был един с мирозданием в самом полном смысле.
«Выбор сделан, – сказал Метатрон. – Столпом Сознания управляет Нефеш».
Метатрон обнял Джеймса, и красный свет его колонны стал сокращаться до тех пор, пока две половинки Шетлиа не соприкоснулись. Дух, снизошедший на Пятигранную каббалу, сгустился, как будто невероятно огромное существо пошевелилось во сне.
«Руах». – Метатрон указал на световую колонну Эшвина.
Она наполнила пентаграмму между двумя половинами Шетлиа оранжевым светом. Когда свет чуть померк, черный горный колодец снова предстал перед Эшвином. На этот раз он не страшился смотреть в него. Двое архангелов смотрели на него из неподвижной воды.
«Я – Габриэль. Я – Независимость» , – сказал первый.
«Я – Гамалиэль. Я – Обман», – сказал второй.
Оба слились с отражением Эшвина. Он изготовился перед борьбой, когда его отражение застыло в неподвижности. И тут неожиданно отражение заговорило.
«Ты – парадокс, Эшвин. У тебя есть сила, но ею правит страх. Ты мыслишь творчески, но неоригинально. Ты позволяешь любить себя, но сам не любишь. Ты прекрасен, и это делает тебя уродливым. Ты человек, живущий в тени самого себя».
Внутри его вскипал гнев. Может, слова так жалили из-за того, что исходили из его собственных уст, а может быть, оттого, что они были очень близки к правде.
– Ты ошибаешься, – сказал он. – Я совладал с тобой, когда вошел в Храм. Я снова смогу это сделать.
Его отражение фыркнуло, и вода потемнела.
«Ты – лидер, но ты ничто без поддержки других людей. В тебе довольно мудрости, но ты остаешься глупцом. У тебя есть талант, но ты не в силах его применить. Ты привлекателен и жалок одновременно».
– Неправда. – Эшвин изо всех сил пытался совладать с эмоциями, зная, сколь многое поставлено на карту.
«У тебя есть видение, но нет направления. Ты смело берешь, но ничего не даешь взамен. У тебя есть характер, но нет сознания того, кто ты такой. Ты восприимчив, тебя легко обвести вокруг пальца. Ты – отражение человека, которым ты мог бы стать».
Вода стала черной, такой глубокой и беспощадной, что Эшвин больше не мог видеть свое отражение.
– Ты не я, – через силу бросил он в бездну. – Ты нечто, сотворенное из моих страхов. Я боюсь, это правда, но не тебя, а только того, кем я могу быть.
Он сосредоточился, используя свой дар восприятия, чтобы показать, кем он стал. Вода посветлела – и его отражение вернулось. Оно выплюнуло ему в лицо поток оскорблений, но Эшвин не обратил на них внимания. Он больше не хотел подпитывать свои страхи и самокопание. Вода в колодце окрасилась в яркий сливочный цвет, а оскорбления сменились похвалами. Его отражение едва заметно кивнуло – и колодец пропал, его сменил золотой лик Метатрона.
«Выбор сделан, – сказалМетатрон. Он коснулся коренной чакры Эшвина. – Столпом Суровости некогда правил Руах, но теперь преобладает Столп Милосердия».
Оранжевый свет угас, и колонна Эшвина стала белой. Его сущность слилась с действительностью, как сущность Морган, но – поднявшись к верхней половине Шетлиа, а не опустившись к темной нижней половине.
«Хая».
Метатрон указал на Элиз, и ее желтый свет наполнил пентаграмму.
«Я – Ханиэлъ. Я – Забота».
Ханиэль положил руку на солнечное сплетение Элиз, и мир завертелся.
Элиз лежала в кровати среди кучи подушек. Она обливалась потом и мычала, как животное, а ноги были широко раздвинуты. Вокруг нее суетились люди. Что это было?
Ее тело внезапно сжалось. Волны боли шли от ее раздутого живота. Она удивленно таращилась на свое большущее чрево.
Родовые схватки... больничная роба... она рожает.
Элиз не дали времени осмыслить это. Боль и слезы заместили удивление. Кровь и пот не оставили ей времени на замешательство. Силы были на исходе, и с этим тоже нужно было постоянно бороться. Потуги все продолжались, пока она окончательно не забыла о пентаграмме, архангелах и столпах света. Она могла сосредоточиться только на потугах и стонах, пока маленький комочек жизни не вышел на свет.
Элиз закричала от боли. Ребенок откликнулся тоненьким плачем. После этого перед ней появился Джеймс, улыбаясь, показывая ей их сына. Невероятное счастье затопило Элиз, и она знала, что это любовь – абсолютная, нерассуждающая и цельная преданность своему ребенку. Она потянулась к ребенку, но его забрали.
«Я – Орев Зарак. Я – Противоборство».
Падший возложил руку на ее солнечное сплетение, и тьма пеленой опустилась на ее глаза.
Когда ее взор прояснился, Элиз шла с коляской по аллее. Была ночь. По асфальту был раскидан мусор, и во многих домах по обеим сторонам окна были заколочены фанерой. Она поспешила прочь, ища защиты на хорошо освещенной улице. Ее каблучки стучали по грязному асфальту, и она везла коляску сквозь хаос, отчаянно стараясь поскорее уйти из этого места. Неряшливого вида мужчина в грязных джинсах и фланелевой рубахе выступил из тени. В руке у него был длинный изогнутый нож.
– Не спешите так, дамочка, – сказал он грубо. – Никуда вы не успеете. – Он махнул ножом перед коляской, и она остановилась.
Элиз опустила руку в сумку, чтобы отдать ему кошелек. Вместо него она нащупала гладкий металлический ствол. Она знала, что это револьвер, но продолжала рыться в сумке, надеясь избежать насилия. Но в сумке не было ничего, кроме оружия. Пальцы Элиз сомкнулись на рукояти. Мужчина снова взмахнул ножом и шагнул ближе. Элиз вынула револьвер, щелчком сняла его с предохранителя и прицелилась.
– Пожалуйста, не заставляйте меня стрелять. – Она так дрожала, что даже голос ей едва повиновался.
Мужчина засмеялся.
– Ты правда полагаешь, будто такая тупая курица, как ты, способна меня застрелить? – Он бросился вперед, и Элиз спустила курок.
Выстрел был оглушительным. Пуля попала человеку в плечо, и он упал, выронив нож и ухватившись за раненое плечо. Ее ребенок заплакал. Элиз от ужаса уронила револьвер и бросилась прочь, толкая коляску с опасной скоростью.
Яркие фонари в конце аллеи обещали ей видимость безопасности. Она запыхалась и вспотела, но на этот раз от страха и чувства вины. Элиз почти бежала по улице, желая как можно дальше убежать от насилия. Ее мускулы помнили увесистость пистолета в руке и отдачу в плечо от выстрела.
Ее сознание настигло ее, когда она ждала зеленого сигнала светофора. Она застрелила человека. Элиз Сизон, чья жизнь целиком была посвящена помощи другим, сестринскому делу, наставила дуло пистолета на другого человека.
Ей стало плохо от мысли о том, что она натворила, но другая ее часть так и не раскаялась. Человек угрожал ее ребенку. Насилие ведь можно оправдать, если оно защищает невинных?
Элиз боролась с этой дилеммой, пытаясь доводами разума оправдать свои поступки. Он угрожал самому важному в ее жизни, но кто она была такая, чтобы судить его? Насколько она себе представляла, он мог и не знать других способов выжить, кроме грабежа. И все же как она не могла позволить тогда, так и сейчас она никому не позволит причинить вред своему ребенку.
Метатрон и двое архангелов опустились с крыши здания, выходящего фасадом на улицу.
«Я – Забота», – снова сказал Ханиэль.
«Я – Противоборство», – повторил Орев Зарак.
«Выбирай!» – призвал Метатрон.
– Я не выбираю ни того ни другого.
Элиз взяла ребенка из коляски. Это был мальчик с прямыми волосами, как у Джеймса, и голубыми глазами, как у нее. Дрожа перед грядущей жертвой, она вложила ребенка в руки Метатрона. Это было самое трудное в ее жизни, даже спасать Джеймса от Лилит было не так сложно. Ее трясло от противоречивых чувств, когда она снова заговорила.
– Забота и противоборство могут быть частью человеческой природы, но принятие их – это единственный путь, который ведет нас к будущему.
Метатрон смотрел в ее полные решимости голубые глаза и улыбался.
«Средним Столпом правит Хая», – сказал он, обнимая ее одной рукой.
Желтая колонна Элиз сокращалась, пока две противоположные половины Шетлиа не соприкоснулись. Сияющий дух усилил свое присутствие. Внутри пентаграммы нарастало давление, и ощущение пробуждения стало более мощным, более неотвратимым.
«Нешамах».
Метатрон повернулся к Эрику, и его колонна выросла, наполнив пентаграмму голубым светом. Как и раньше, двое архангелов появились перед ним, ноги скрещены в позе лотоса, руки положены на противоположные колени. Они знаком попросили Эрика сесть, что он и сделал, не зная, на что они опираются в пустоте между двумя половинами Шетлиа.
«Я – Рафаэль. Я – Истина», – сказал архангел справа от него.
«Я – Саммаэль. Я – Ложь», – сказал другой архангел.
Эрик содрогнулся, услышав эти слова. После этого оба противостоящих архангела заговорили в унисон.
«Ты можешь задать нам три вопроса на свой выбор».
Эрик моргнул в замешательстве. После того как он разделил со всеми те испытания, которым их подвергли, он не ожидал, что ему предложат такой выбор. Неужели это уловка? Было ли все дело в том, задаст ли он верные вопросы, или в том, получит ли он верные ответы? Наверное, это и будет его первый вопрос: единственный способ удостовериться.
– Почему мне дается выбор?
«Ты – Нешамах, – ответил Рафаэль. – Высший разум, который отделяет человечество от остального Бытия. Ты понимаешь разницу между правильным и ложным и учишься на своих ошибках. Тебя создали по образу Айн Соф, но посредством Нешамах ты можешь стать чем-то большим, чем одним лишь Его отражением. Вопросы, которые ты задаешь, говорят нам о том, как далеко ты продвинулся».
После заговорил Саммаэль:
«Я однажды уже говорил тебе, что, когда придет время, никому будет не интересно, кто ты такой, интересно будет только твое понимание. Вслушайся в слова Рафаэля. Вот и доказательства, если тебе они нужны. Эти слова – всего лишь данная тебе возможность предать самого себя».
Эрик нахмурился. Казалось, оба говорят правду, но очень уж разнилось сказанное ими. Возможно, все дело было в том, под каким углом зрения рассматривать вопрос. В конце концов, кто-то может верить в то, что нечто есть истина, хотя фактически она таковой не является.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50


А-П

П-Я