https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/s_poddonom/90na90/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Все выше, она без малейшего сопротивления проскользнула сквозь потолок и крышу. Тьма осадила дом, нависнув над ним как тяжелое грозовое облако, но серебристый искрящийся золотом свет теснил это облако. Тьма учуяла исход Марджи и взвыла будто от неутолимого голода, но напасть ей было не под силу. Теперь Марджи была в безопасности.
Марджи поднималась все выше в ночное небо, и все громче раздавались приветственные голоса. Яркий столп света омыл ее лучом того оттенка, что она видела лишь раз в жизни, и все мысли о земной битве покинули ее.
Она вернулась домой.

Есод
СОТВОРЕНИЕ МИРА
САММАЭЛЬ
Зал был пуст и недвижен для всех, кроме самого зоркого наблюдателя. Посвященный в таинства мог бы учуять присутствие Саммаэля, да и то вряд ли. Немногие по доброй воле забредали в это место, потому что это был Аваддон, последнее прибежище Повелителей Суровости.
Бесплотная тень Саммаэля парила над плитами пола, неуверенность лишала его обычной для него убежденности. Возвращение сюда... приводило его в замешательство. Он смаковал это ощущение, как редкое ценное вино. В последние годы он редко чувствовал что-либо, кроме жгучей ненависти к тем, кто бросил его в этот застенок давным-давно. Зал имел форму пятиугольника, и стены его величественно вздымались ввысь. Арочный свод терялся в бескрайней тьме. Причудливый мозаичный рисунок украшал стены и пол, картины сменяли друг друга, повествуя об истории Сотворения мира. Саммаэля не трогали эти красоты.
Это место было темницей, ею оно и оставалось.
Аваддон был построен без окон и без дверей. Он служил Усыпальницей Падшим, вечным памятником сгубившей их гордыне. Пока их души бродили на свободе, их тела были навек заключены в седьмом круге Шеола, в Аваддоне.
Саммаэль скользнул ближе, оглядывая саркофаги без крышек, занимающие все пять углов зала. Высеченная из цельных глыб обсидиана, их сияющая черная гладь странно дисгармонировала с бледной кожей их обитателей. Он сосредоточился, и едва заметные силовые линии прочертили пол.
Они сложились в фигуру, слишком хорошо знакомую Саммаэлю.
Падшие веками пытались разрушить эту Пентаграмму Защиты, но тщетно. Изнуренные и истощенные, они покинули свои тела и устремились к миру людей. Каждый из них нашел себе занятие и развлечение по сердцу, живя за счет людей, но тела их оставались взаперти, навеки скованные заклятием пентаграммы. До сих пор.
Саммаэль опустился подле одного из саркофагов, изучая заостренное лицо, которое когда-то давно было его лицом. Оно было овальным, закруглявшимся к подбородку и к макушке. Широко расставленные глаза фиалкового цвета были испещрены золотистыми крапинками. Губы были тонкими и изящно очерченными.
Тело Саммаэля было гладким, лишенным волос, с выпуклым животом и длинными конечностями. Кожа его была молочно-белой, с легким золотистым оттенком. Лишь шрам между ног нарушал безупречное совершенство его тела: отсутствие репродуктивных органов бросалось в глаза.
В душе Саммаэля забурлила ненависть, грозя единой волной унести с трудом обретенный контроль.
Заключить их тела в Аваддон на веки вечные, позволив душам парить безоглядно, – это наказание было почти переносимым. Но вот кастрировать их, как скот, было просто непростительно.
Однако физические увечья были всего лишь символом. Айн Соф лишил их возможности к сотворению жизни. Они могли влиять, манипулировать и даже обладать, но не воспроизводить себе подобных. Даже создавать что-либо действительно свое они были неспособны. Единственное, что им оставалось, – действовать через людей, подвергаясь всем ограничениям, которые налагал этот способ действия. Таково было проклятие Суровости, их основополагающий недостаток, который они собой олицетворяли.
Со временем Падшие, некогда стоявшие во главе свода ангелов, научились жить за счет людей, словно пресловутые пиявки, искривляя и извращая все, к чему они прикасались в отместку за это их поглотила отупляющая человеческая щелочность и тщета, и все их претензии на божественность были утрачены.
Надежда и исступленное стремление сдерживали гнев Саммаэля. Их освобождение из этой гробницы зависело от пяти смертных, которых и взрослыми-то можно было назвать лишь с натяжкой. Эти люди были ключом к темнице, редким шансом для Падших преодолеть сдерживающие их стены.
Он смаковал иронию происходящего. Играет ли с ним Айн Соф? Саммаэль и его братья были низвержены и лишены Господней милости, когда знание Даат, внезапное самосознание людей, разделило Древо жизни на три отдельных столпа. Так нет ли иронии в том, что человечество, возможно, и послужит в итоге орудием их искупления?
Какой изящный парадокс.
Саммаэль еще на один миг задержался над телом, а после нырнул в свою неподвижную плоть.
Он выбрался из саркофага, движения его были дергаными и нескоординированными. Тело онемело, забыло, как ходить, но в остальном телесная оболочка прекрасно сохранилась. Странно было снова носить то же тело. Ощущение было и знакомым, и чужим.
Да, он был прав, когда пришел сюда. Плитки пола под его ногами нагрелись, словно намекая на сокрытую под ними силу. Саммаэль направился к чистейшей воды сапфиру в Центре пентаграммы. Он был огромным, около метра в диаметре, и формой повторял форму зала. Это был не просто драгоценный камень. Он коснулся прозрачной поверхности кончиками длинных пальцев. В глубине камня в ответ на его прикосновение взметнулся вихрь.
Искорка света появилась в глубинах сапфира. Он сосредоточился, призывая искру расцвести. Крошечная точка вспыхнула, и бесцветные лепестки пламени взметнулись в сердце драгоценного камня. На его поверхности проступили мерцающие письмена. Надпись была на арамейском.
Этот издревле проклятый сапфир был краеугольным камнем темницы Падших. Его невозможно было разрушить, не сломав структуры всего сущего, лишь только у Айн Соф достало бы сил одолеть его. Однако камень был неодушевленным. Его можно было провести, и этим шансом собирался воспользоваться Саммаэль.
Саммаэль возложил длинные персты на лик камня и, взывая к его силе, призвал к себе остальных Повелителей Суровости. Он чувствовал, как камень стремится прочь, собирая призванных.
Они придут.
У них нет выбора.
На зов Аваддона откликнется любой из избравших путь Суровости, особенно Падшие.
ГРИМВИТСКАЯ ВПАДИНА
В пустынной небольшой впадине над самой землей пролетела сова. Она облетела впадину кругом, высматривая добычу, когда небо едва-едва посветлело. Осыпавшиеся останки кладки тут и там виднелись в траве равнины, но ничего съедобного не шевельнулось в тени крыльев хищницы. Она снова закружила, сужая зону поисков, пока ей не попался подходящий для отдыха валун.
Мощные крылья мастерски управляли полетом, пока не раскрылись в последнем взмахе, после чего птица приземлилась на камень. Она пригладила перышки, даже не подозревая, что пересекла кольцо защитных заклятий, не дозволяющее существам более разумным подступить так близко к развалинам.
Ей скоро нужно было возвращаться к родному гнезду.
Валун под ней содрогнулся. Застигнутая врасплох, она немедленно поднялась в воздух. Яркое густое свечение заструилось из-под земли, приглушенное слоями земли и камней, Но не укрывшееся от зоркого совиного глаза. Она полетела прочь из этого нехорошего места на пределе возможностей своих крыльев.
Некоторое время земля продолжала сотрясаться, иссеченные непогодой камни кладки скатывались в траву. Постепенно странный свет померк и земля замерла. Опустилась тревожная тишина.
ЛИЛИТ
Лилит открыла глаза, вернувшись в коттедж после осады фермерского дома. Зрачки присвоенных ею глаз сократились, привыкая к тусклому свету, струящемуся через окна. Ее дух чувствовал себя неуклюжим и неповоротливым, находясь в чьей-то плоти, но у кожи и костей были свои преимущества.
Она перекатилась на постели в поисках Джеймса, намереваясь утолить свой всегдашний голод. Его не было. Она резко села, невзирая на мышечную боль в чужом теле.
Где он может быть? Она не давала ему позволения просыпаться.
Она стремительно встала с постели, разбрасывая по сторонам подушки и одеяла. Джеймса нигде не было видно, хотя его одежда была разбросана по полу. Невозможно. Он не мог вынырнуть из моря самосозерцания без посторонней помощи.
Она остановилась и посмотрела на отражение своей наготы в темном стекле. При обычных обстоятельствах она могла бы полюбоваться этим безупречным телом, но не теперь.
Кто-то украл у нее Джеймса.
Непрочная деревянная дверь рассыпалась в щепки от ее гнева. Лилит прошла по снегу и деревянным обломкам, прощупывая окрестности восприятием, расширяя охват. Небо было низким и угрожающим, а ее маленькая долина угнездилась меж очертаний двух холмов. В пределах долины законы природы подчинялись ее воле. Ничто не росло, ничто не двигалось, ничто не жило без ее дозволения.
Однако, несмотря на ее полный контроль над природой, Джеймса и след простыл.
Куда девались тени-кандалы? Даже если бы Джеймс смог прийти в сознание, их ему было бы не одолеть. Они бы стреножили его, окутали складками теней, из которых не вырваться даже адепту Адонай Мелех, как не удалось вырваться Рэйчел.
Лилит призвала черных, похожих на ленты тварей, но они не откликнулись на зов. Ища этому объяснение, она увидела на снегу кольца пепла.
Лишь немногие существа обладали достаточной силой вернуть тени-кандалы назад в промежутки между оболочками мироздания, и лишь одно из этих существ могло свободно перемещаться в этом мире. Зная теперь, с кем имеет дело, Лилит села на снег, скрестив ноги, и отпустила свой дух на свободу из телесного плена.
Джеймс не мог уйти далеко. Даже если он научится скрывать от нее свое присутствие, она все равно его найдет. Она знает его. Ему не спрятаться. От нее ему не укрыться. Никогда.
Зов пришел, когда ее дух взмыл вверх. Он цеплялся за ее бесплотную сущность, зов настойчивый, необоримый. Ее влекло в Аваддон.
Не сейчас, бездари и кретины!
Она метнула насмешливую ярость, как снаряд, в жерло туннеля, открывшегося над ее головой, зная, что ей нужно отыскать Джеймса. После того как Тагирирону не удалось захватить темноволосую девушку, Джеймс был единственным из каббалы, кто был подконтролен им. Нельзя дать ему уйти. Не сейчас.
Проход материализовался как воронка пустоты. Она сопротивлялась его всасывающей силе, чтобы остаться и найти Джеймса, но призыв был сильнее ее. Она мельком увидела картину, как он, голый, пробирается по сугробам, и тут воронка ее поглотила. Она мерцала, заглатывая Лилит, поглощая ее яростные вопли, а после вмиг исчезла.
Низкие раскаты грома прокатились по холмам, возвещая приближение дождя. Небеса разверзлись, и разразился ливень, безжалостно хлестал землю ледяными струями.
Забытая всеми обнаженная фигура сидела под дождем, даже не мигая, а дождь заливал ее пустые зеленые глаза.
САММАЭЛЬ
Саммаэль отступил от сапфира, когда клич был брошен. Сила зова волнами расходилась от камня, собирая остальных Повелителей Суровости. Эта команда до сих пор отзывалась покалыванием в его руке. Ах, как сладка была эта власть! Снова прикоснуться к ней, попробовать ее на вкус, на ощупь, своей собственной плотью. Это было удовольствие настолько утонченное, что его едва можно было вынести.
Как они научились жить без этого?
Вспышка света померкла, угасли бесцветные языки пламени, в глубине камня мерцали пять точек. Одна погасла – магический камень распознал его присутствие в Аваддоне. Было возмутительно, что этот бездушный предмет и есть его страж, но к камню его приковывала сила, которую даже ему было не постичь.
Зияющая темная круговерть раскрылась над Саммаэлем, сотрясая зал. Тень отделилась от пустоты и стремительно увеличивалась, пока оттуда с жутким криком не вылетела гигантская птица. Ее перья были иссиня-черными, а клюв – чуть меньше руки Саммаэля.
Второй огонек погас внутри сапфира, будто в сердце драгоценного камня его задул ветер.
Над головой Саммаэля кружил огромный ворон, мощные крылья гоняли воздух по всему залу. Он стоял неподвижно, ждал, пока птица не выберет одно из тел. Ворон с криком устремился вниз и уселся на край одного из саркофагов с телом. Ворон медлил, склонив голову и уставив на Саммаэля один черный блестящий глаз. Тот не двинулся с места, так же глядя в ответ немигающим фиалковым взглядом.
Тайное собрание созвано, и не время теперь выказывать слабость или неуверенность.
Ворон пожал крыльями очень по-человечески – и впился когтями в неподвижное тело. Когти прошли сквозь кожу, не оставив и следа, хищник и его жертва сливались воедино. В какой-то момент Саммаэль видел их обоих одновременно – человеческую грудь закрывали вороновы крылья. После чего вторая фигура, похожая на Саммаэля, поднялась.
– Приветствую тебя, Саммаэль.
– Приветствую и тебя, Орев Зарак. Благодарю за прибытие.
Орев Зарак, Ворон Раздора, кивнул издевательски-любезно. Внешне он был копией Саммаэля, его отличали только манерность и стать.
– Ну, выбора-то ты мне не дал. Зов Аваддона не оставишь без внимания.
– Твоя правда, но я счел, что это место подчеркнет серьезность ситуации, – ответил Саммаэль, обведя рукой остальные тела.
Орев Зарак собирался ответить, когда открылись еще одни врата. В этот раз врата были текучей массой тьмы. Никаких физических очертаний, глазу было не за что зацепиться, да и не было у тьмы никаких углов. Еще одна тень выбралась наружу.
Отвратительная вонь наполнила зал, и ноздри Саммаэля затрепетали от омерзения. Запах! Не сдерживаемая препонами человеческого обоняния, густая гнилостная вонь была почти невыносима для его недавно разбуженного тела. Странно, но от вони он почувствовал себя более живым, чем когда либо, и это только укрепило его решимость.
Остальные Падшие подчинятся его воле. Они должны.
Густая, тягучая жижа заструилась из врат, она падала на пол, образуя лужу на древних плитах пола. Запах был тошнотворным, и он отвернулся, заметив, что только два огонька остались гореть внутри сапфира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50


А-П

П-Я