Не в качестве же наследника! И какую собственность я ему передам? Зачем мне это? Собственность, движимость, недвижимость… Смешно! Моим ребенком должен был стать мой брат Джек — вероятно, так и излагается теперь, в послереволюционную эпоху история нашего восстания. Однако я очень сомневаюсь, чтобы вам было дано знать правду о всей нашей семейке. О Люке, Мари и этой простушке Мадлейн, о мертворожденных и змееподобных уродах, о Матье, который должен был убить меня еще во чреве матери. О, мы, Ремиларды, по правде говоря, мало походили на ангелов. Один святой — Джек— и шеренга грешников! Все мы, за исключением его лучезарного величества, были обременены плотью, жизненными проблемами, глубоко страдали от жутких химических реакций, свершающихся в наших душах, которые теперь принято называть «чюйствами». Мы, как и все прочее человечество, были обречены развиваться медленно, через бесконечную смену поколений, по чуть-чуть… И тут вдруг мне улыбнулась удача. Я вообразил, что нашел щель в этом ужасном круговороте мучительных страданий. Мне открылось, как разорвать — вернее, ускорить — эволюционный процесс. И что же, я должен был забыть о своем открытии, уйти в монастырь или, как Будда, стать учителем?.. Даже не попытаться спасти миллионы подобных себе?.. У меня в руках оказалось средство, способное сделать людей свободными, счастливыми и бессмертными. Они все были бы мои дети. Понимаешь — все!.. Одна мысль, что мое отцовство будет распространяться на миллиарды моих соплеменников, была самой ценной наградой для меня.Голос умолк… Элизабет открыла глаза. Марк стоял перед ней в своем обычном наряде путешественников в подпространстве — черное трико-комбинезон, на правом запястье золотой браслет. Халат, одолженный ему братом Анатолием, алой, как бы кровавой лужей лежал на полу у его ног.— Но ведь у тебя родились Хаген, Клу…— Синдия хотела детей, а я любил ее.— Но разве ты не испытывал к ни м никаких чувств ?— Конечно, испытывал. Я и сейчас их очень люблю. Я привез детей сюда, прекрасно понимая, что они вырастут в чем-то ущербными людьми — кем они еще могли стать в нашем гадюшнике экс-бунтарей и свихнувшихся оперантов! Но я верил, что они будут лучше, чем я, умнее, сильнее… У них была для этого основа. Ты представить себе не можешь, как я радовался, что они родились отличными оперантами. Не только Хаген и Клу, но и все остальные дети. Если бы они послушались меня, вся Вселенная была бы у их ног.— Так ты до сих пор не понял, почему они решились убежать от тебя! — Ее голос задрожал.— Они просто щенки! Слепые котята, чей круг интересов сужен до размеров животных потребностей. Хочу — не хочу!— Марк, они просто хотят быть свободными!..Ремилард не обиделся, он терпеливо, тщательно подбирая слова, принялся объяснять:— Когда дети были помоложе, они охотно шли навстречу своей судьбе, но вскоре там, на Окале, начались трения между моими последователями. Понимаешь, среди моих сверстников были очень сильные операнты и люди, не способные к метапсихической деятельности. С годами они все сильнее не ладили между собой, и это происходило на глазах у детей. Я же слишком усердно изучал звезды и пропустил решающий момент, когда дети, каждый из которых вначале был на стороне своих родителей, вдруг объединились, и черная кошка пробежала между отцами и детьми. А тут как раз идеолог подоспел, Алекс Манион, мой бывший самый закадычный дружок. Признаюсь, я не сразу разобрался в ситуации, это стало началом всех бед: дети стали сами по себе, мы — сами по себе.— В исторических хрониках Алекс Манион упоминается как один из тех, кто пытался разрушить Единое сообщество всех оперантов Галактики.Марк коротко рассмеялся.— Тебе было бы полезно знать, что он резко поменял свои взгляды.— Он просто познал истину — узрел ее наконец. Подобное единство, единение, Галактический Разум — называй, как хочешь, — единственный путь для человечества, если оно намерено эволюционировать естественным образом. Без всяких искусственных подпорок, пророков, пытающихся насильно ввергнуть нас в светлое будущее. Ты и твои последователи глубоко заблуждаетесь, если считаете, что подобное единение угрожает личности, ее праву быть тем, кем она себя видит. Эволюция в направлении Галактического Разума — это неизбежное следствие развития интеллектуальной жизни. Содружество не накладывает оковы на наше сознание, как раз оно и делает его более свободным.— Ага, — кивнул Марк. — В единстве — сила!— Конечно! Обязательно!.. — разгорячилась Элизабет. — Такова природа нашего сознания, оно постоянно должно вопрошать и получать ответы. Мучение— когда ответы не совпадают с твоими ожиданиями; и ощущение счастья, если совпадают. Это же элементарно! Мы все созданы для любви, для верности, для добра. И все другие расы, задумывающиеся о вечном, понимают это, даже те, что еще только стоят на пороге овладения метапсихической силой. Вот почему ваши дети интуитивно поняли, где правда, а где ложь. Манион, видно, оказался толковым человеком. Он сумел убедить детей отказаться от участия в проекте создания «ментального человека».— Но ведь это же р аб от ае т !— Да, но с помощью каких методов? Ты что, хочешь загнать их кнутом в царство вечной свободы? А с точки зрения логики я вот что хочу тебе сказать — твой «ментальный человек» неизбежно и резко, a priori, обособится от всех иных форм жизни, существующих в Галактике. Твоя схема грандиозна, но ее искусственность, холодный расчет прет изо всех щелей, впрочем, как и тот тупик, в который загнал себя золотыми ожерельями народ тану.— Мы можем во много раз увеличить возможности человека, — настаивал Ремилард, — каждый из землян мог бы получить такое же сознание, как и у Джека.Вот, оказывается, в чем дело, неожиданно осознала Элизабет.Она в первый раз приблизилась к Марку и тронула его за руку.— Как ты не понимаешь. У Джека это было совсем по-другому. Он от рождения был такой и никогда не пытался использовать свою способность перемещаться в пространстве с помощью мысли во вред другим. Несмотря на то, что эта ужасная мутация превратила его в изгоя, он всегда утверждал, что он — один из нас. Всех нас! Он — человек!.. Ты представляешь «ментального человека» как идеальное существо, о н же был мудрее тебя и никогда не скатывался в подобную пошлость . Ментальный — не ментальный, какая разница! Все то же страдающее, любящее, ненавидящее, хохочущее, плачущее создание, обретающее смысл только в единении с подобными себе. Вот почему Джек отказался следовать твоим путем. Он познал истину и разгромил восстание. Вот за что он и его жена — твоя бывшая жена! — положили свои жизни.— При этом оставив меня вдовым, бессмертным и проклятым! — пошутил Марк и слабо пожал пальцы Элизабет, словно хотел подчеркнуть, что он с юмором относится к этой ситуации. Потом их руки вновь разъединились. В этот момент проснулся Брендан, начал что-то спросонья лепетать.— Ну, мне пора, — сказал Марк и кивнул в сторону малыша. — Отнеси его к матери, видишь, выздоровел, проголодался…Элизабет взяла Брендана на руки, направилась к двери. Марк двинулся за ней следом. Дедра и брат Анатолий, привалившись друг к другу, едва слышно посапывали на рейчатой скамейке. Скрип открываемой двери разбудил их, они тут же вскочили на ноги. Мэри-Дедра сразу заплакала от радости, Анатолий Северинович громоподобным голосом, разбудившим всех в доме, начал читать молитвы. Когда домочадцы собралась в коридоре и зазвучали веселые возгласы по случаю выздоровления малыша, Марк незаметно скользнул назад в детскую.Огромного роста фигура, задрапированная в темный плащ с капюшоном, надвинутым на глаза, высилась у окна.— Меня зовут Крейн, — в комнате раздался голос. — Я — друг Элизабет и ее страж. Вы закончили лечение?— Как видишь, — коротко ответил Марк. — И никакого вреда ни ребенку, ни женщине. Отойди от окна, мне надо уходить.— Ты поднял Брендана до уровня операнта. Теперь сделай то же самое со мной!— Ты это серьезно?! — воскликнул Марк и взлетел в воздух. Здесь он завис, потом переместился в сторону окна, замер — черный силуэт на фоне чернильного, усыпанного золотыми и серебряными блестками прямоугольника. Его волосы зашевелились, словно длинные нити водорослей в быстром потоке воды. Над его головой возникло колечко из светящихся точек — оно, опустившись, опоясало лоб на уровне бровей. Марк содрогнулся.— Если маленький ребенок смог вынести такую процедуру, то я и подавно, — настаивал Крейн. — Прошу тебя.Из кончиков волос Марка посыпались искры, он сверкнул глазами в сторону Крейна.«Ты глуп! Разве ты не знаешь, кто я?»— Ты — Враг, которому предопределено из века в век соблазнять мой народ. Я слышал о том погроме, который ты учинил в твоем бывшем — или будущем? — мире, мне известно, что ты помог ребенку. Я знаю все!.. Мне ведомо даже, чем будет наполнена твоя вечная жизнь. Я провижу твой удел на протяжении многих эонов. Помоги мне, и я помогу тебе.«Я не нуждаюсь в помощи».— Тебе скоро понадобится поддержка. Мое преимущество в том, что я знаю о тебе все. Ты же обо мне не знаешь ничего. Именно рыцари моей гильдии хранят митигатор, который не дано изготовить даже ученым Галактического Содружества. Переделай мое сознание, подними меня до ее уровня, и я отдам тебе митигатор. Клянусь Таной!За окном посветлело. Из-под руки, на запястье которой поблескивал золотой браслет, брызнули лучи солнца, наступил день, и с новым светом тело Марка растворилось в воздухе, только лицо еще несколько мгновений светилось в окне, недоверчивое выражение появилось на нем. Марк силился что-то сказать…Крейн торопливо добавил:— Я не лгу. Нам надо встретиться еще раз.Лицо Марка окончательно исчезло из виду.Брат Анатолий, человек опытный, много повидавший, заметив, что Элизабет, несмотря на радость, охватившую всех живущих в доме, находится на грани нервного срыва, тут же увел ее на кухню, где было пусто, жарко; здесь вкусно пахло только что испеченным хлебом.— Выздоровление Брендана — великая радость, — произнес он, усаживая женщину за широкий, сколоченный на козлах стол, — однако и вам следует отдохнуть.Монах засуетился, принялся готовить ужин — завтрак? — поджарил яичницу, разогрел лапшу с уткой, нарезал теплый хрустящий хлеб, поставил банку с клубничным вареньем. Пока Элизабет ела, он без конца восхищался и славил подвиг, который совершили они с Марком. Элизабет пыталась вставить хоть слово, однако монах мало что понимал в профессиональных вопросах. Тем не менее такой, не имеющий примера на Многоцветной Земле успех Анатолий Северинович был в состоянии оценить. И намекнул, что во время лечения жизнь самой Элизабет не раз была под угрозой и его, в общем-то, больше радует не целительная сила программы — что, конечно, важно само по себе, — но в большей степени ее решимость работать не щадя себя.— Какое это имеет значение, брат, — ответила Элизабет. — Главное, что дело сделано и сделано хорошо. Боже мой!.. Я даже передать не могу, как радостно на душе. Чем я занималась, когда попала в плиоцен? Всякими неинтересными мне проблемами, в которых я толком и понять ничего не могла. То ли дело целительство, меня этому учили, да и кое-какие способности у меня есть. Вот результат…Анатолий Северинович хлопотал у плиты, где стояла кофеварка.— Я бы назвал все ухищрения, с помощью которых вы поставили на ноги Эйкена Драма, детским лепетом, — заметил он.— Нет, здесь большая разница. В случае с Эйкеном я была не более чем консультантом. Ну, наставником… Он сам лечил себя. То есть я назначала процедуры, а он уже сам проводил их. Собственно, этим я и занималась в эпоху Галактического Содружества. Здесь я всегда была на высоте. Даже Марк заметил… — Она вдруг замолчала, нахмурилась, сделала вид, что внимательно изучает содержимое тарелки.— Что же он заметил? — спросил брат Анатолий.Элизабет не ответила, молча принялась за яичницу, потом отложила вилку и стала намазывать варенье на тонкие ломти свежего хлеба.— Марк, — наконец сказала она, — как педагог просто великолепен.Брат Анатолий вопросительно взглянул на женщину. Она сделала загадочное лицо, усмехнулась.— Надо же! Кто бы мог подумать… Потрясатель Галактики, злодей космического масштаба лечит ребенка!..— Это так поразило вас? — спросил монах. Он достал две большие глиняные кружки, налил кофе. Потом из рукава рясы вытащил плоскую серебряную фляжку и, подмигнув Элизабет, плеснул в кофе что-то необыкновенно ароматное.— «Мартель», отличный коньяк. Только, Бога ради, не говорите Мэри-Дедре, что я так бесцеремонно угощаю вас. — Он подтолкнул в ее сторону кружку. — Пейте.Элизабет рассмеялась.— Вы такой же, как Марк. Тоже с причудами… Всегда знаете, как поступить. Вы вообще все знаете, и наше дело только подчиняться. — Она глотнула горячий напиток каштанового цвета, и слезы выступили у нее на глазах. Потом, уже более рассудительно, женщина добавила: — Как же еще я должна смотреть на человека, взбаламутившего всю Землю? Кто он, если не фанатик, поднявший руку на Галактический Разум? Сколько людей погибло в борьбе pro et contra note 16 Note16
за и против (лат.)

его навязчивой идеи!— Должно быть, вы забыли, что я прибыл в плиоцен за три года до начала восстания. Лично я не был знаком с Марком, но в те годы он был заметной фигурой на общественном небосклоне; лидер, обладающий магнетической силой, чьи убеждения разделяли многие вполне разумные люди, а не только узколобые шовинисты. Тогда в его словах и поступках не было ничего дьявольского. Падение началось, когда Марк и верхушка партии — как они сами себя называли, «Освобожденной Земли» — решили взять в руки оружие. Вот тогда начался кошмар…Элизабет выпила кофе и теперь сидела смирно, откинувшись спиной к стене. Глаза закрыты.— Следует признать, — тихо выговорила она, — что он оказался совсем другим. Я представляла его иначе. После того, как нам довелось поработать вместе, я не знаю, чему верить. Моим прежним представлениям о нем или ощущениям, родившимся после этой встречи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82