Разве вы не согласны с этим, детектив… Паз, кажется, так вас зовут? Разве вы не тот человек, которого кормят каждый день в вашей жизни дерьмом такие, как этот ваш неотесанный болван?
Паз перевел взгляд на Барлоу. Тот стоял недвижимо, как телефонный столб. Мур продолжал:
– Вот видите, вы даже не можете ответить мне без оглядки на белого. Вы получили бляху, получили пистолет, гражданскую должность, но разумом вы ниггер. Вы трахаете белых женщин? Уверен, что да. И все еще ниггер разумом. Разве это не смешно? Меня это всегда забавляло. И я стал думать, что может изменить такое положение?
– Колдовство?
– Это не то слово, которым я пользуюсь. Полностью иной взгляд на мир. Между ним и прежним такая же разница, как между наукой и религией в Средние века. И он в действии, дорогой мой! Он в действии.
– Вы совершили эти убийства. Вы убили черную девушку и вырезали из ее чрева ребенка.
Мур все еще улыбался, как будто между ними шел спор в студенческом общежитии.
– Равные возможности, коп. Но на самом деле, друг, вся эта чепуха ничего не значит. Я тебе говорю, это совершенно другой мир!
– Просто необыкновенный, но вы можете обо всем этом рассказать нам в даунтауне. Малькольм Де Уитт Мур, я арестовываю вас за убийство Диндры Уоллес, Тересы Варгас и Элис Пауэре, а также за убийство их младенцев.
С этими словами он защелкнул на запястьях Мура наручники.
– Слушай, мне наплевать и на тебя, и на твой город Майами, – сказал Мур, – но ты за это поплатишься, говорю тебе, брат. Рискуешь головой.
– Да, само собой, ведь ты повелеваешь мистическими силами, – сказал Паз. – И ты все расскажешь нам об этом в даунтауне. – Он взял Мура за локоть и повел к двери. Потом вдруг остановился. Барлоу все еще стоял столбом на прежнем месте. – Клетис? – Барлоу обратил к нему совершенно бессмысленный взгляд, но последовал за Джимми. – Клетис, с тобой все нормально?
– Нормально, лучше не бывает.
Они спускались вниз на лифте, стоя в ряд: Паз продолжал удерживать Мура, Барлоу просто стоял с ним рядом с другой стороны. Это все на самом деле, думал Паз, я держу этого типа за руку. Все вокруг реально и ощутимо, все соответствует законам физики и биохимии… Кабина остановилась. Открылась дверь. Они, все трое, вышли из лифта в холл. Их встретили два парня из команды особого назначения в своих нелепых костюмах, в масках, с угрожающе нацеленными вперед автоматами МП-5.
– Все в порядке? – спросил один из них, не снимая маски, отчего голос его звучал неестественно.
– Да, доехали благополучно, – ответил Паз. – Можете сниматься с поста. Мы оставили дверь номера открытой, туда сейчас нагрянут криминалисты.
Они прошли к машине Паза. Было уже темно, пожалуй, немного слишком темно для летнего вечера в половине восьмого. Паз усадил Мура на заднее сиденье, при этом он, как всегда, придерживал голову арестованного и ощутил на ладони покалывание вставших дыбом волосков у того на затылке. Джимми включил мотор и, отъезжая, глянул в зеркало заднего вида. Арестованный был на месте; на лице его сохранялась все та же легкая улыбочка.
В зеркале Паз увидел и мигающие огни, красные и синие, – машина спецслужбы следовала за ними и сигналила. Паз подрулил к бровке, остановился и вышел. Командир особой группы, уже в своей обычной черной форме, бронежилете и шлеме, тоже вышел из фургона.
– Что, черт побери, происходит? – крикнул он. – Я пытался вызвать вас по радио. Где этот парень?
– На заднем сиденье, – ответил Паз. – С ним не было проблем.
Лейтенант Диксон посмотрел сначала на него, а потом – весьма многозначительно – на заднее сиденье его машины. На заднем сиденье было пусто. Паз рывком распахнул дверцу, глянул на сиденье, на пол, перевернул подушки. Ничего. В полной панике он заорал:
– Клетис! Куда он подевался?
Барлоу обернулся, и на лице у него Паз увидел такое выражение, какого не видел никогда, – грубое, агрессивное, зубы оскалены в кривой ухмылке, глаза словно два куска льда. Чужим, гнусавым голосом Барлоу произнес:
– Ты, тупой ниггер! Ты что, твою мать, арестованного не мог укараулить?
Паз, совершенно обалдев, смотрел на этого незнакомца. Потом погасли огни – сначала уличные фонари, после них и огни машин. Паз услышал крик Диксона, захлопали дверцы машин, спецназовцы высыпали из фургона на улицу. У них на автоматах были закреплены фонарики, и через несколько секунд тьму прорезали ослепительно яркие лучи. Паз первым делом подумал, что не должно быть такой темноты. В городе, в том числе и во время ураганов, всегда находился какой-нибудь источник света, пусть слабый, – не бывало полной, черной темноты по ночам. Такая тьма может быть только в пещере. Потом вдруг поднялась стрельба, палили, озаряя вспышками темень, спецназовцы из своих автоматов. Паз не мог понять, в кого здесь можно стрелять. Пуля просвистела мимо его головы, Паз упал на землю и закатился под машину. Он слышал, как кричат мужчины, как звякают об асфальт медные гильзы отстрелянных патронов; слышал глухие, тяжелые удары падающих человеческих тел о землю. Паз закрыл глаза и прижал к ушам ладони, слушая теперь свое дыхание и удары собственного сердца.
Наконец он открыл глаза и убрал от ушей ладони. Появился свет, сумрачный, отдающий то синим, то красным. Паз выбрался из-под машины. Уличные фонари уже горели, мелькали и огни машин спецназа. Кто-то стонал. В отдалении послышались завывания сирен. На мостовой лежали тела, их было десять или около того, в основном полицейские, но досталось и случайным прохожим. Пожилая женщина лежала поперек бровки тротуара в луже крови, подол ее платья в цветочек шевелил легкий ветерок; рядом с женщиной лежал подросток, разорванный пулями почти пополам. Клетиса Барлоу нигде не было видно.
Паз поглядел на свою машину. Боковое стекло было выбито взрывом, от которого пострадала и передняя часть машины. Смазочно-охлаясдающая жидкость вытекала на мостовую густой вязкой струей. Паз пустился бежать. Отсюда до дома Джейн, считай, пять миль. Если бежать без остановки, можно попасть туда через час с небольшим.
Глава двадцать восьмая
Для юриста Финнеган достаточно симпатичен. Говорит, он партнер в семейной фирме «Бейли, Ласситер и Фелпс» в Нью-Йорке, и он как раз присутствовал на деловой встрече в Атланте, когда Джози поднял телефонную трубку. Будучи ближайшим деловым компаньоном крупного клиента, он согласился приехать сюда. Я сижу, откинувшись на кожаную спинку сиденья в арендованной им машине, и дышу кондиционированным воздухом. Я вновь в атмосфере жизни семейства Доу и, кажется, немного сожалею, что не вполне вписываюсь в эту атмосферу. И я нервничаю оттого, что мне теперь предстоит объяснение с отцом.
Финнеган излагает мне какой-то юридический совет, но я прерываю его и рассказываю о Лус. Рассказываю все, как было. Финнеган выпячивает губы; они у него очень тонкие, и потому это мимическое движение искажает всю нижнюю часть его лица, пока он некоторое время обдумывает мою маленькую проблемку.
– Вы говорили тому офицеру полиции, детективу… как бишь его…
– Детективу Пазу.
– Да, Пазу. Он знает эту историю досконально?
– За исключением того, как погибла мать девочки. Но он понимает, что тут есть нечто сомнительное. Если он захочет разобраться в истории Лус по-серьезному, то сумеет узнать, кто она и откуда.
– Да, но ведь нет свидетелей того, что вы имели отношение к… м-м… несчастному случаю с этой женщиной. Она упала и разбила голову. Вы подобрали девочку, с которой, прежняя мать обращалась жестоко, взяли ее к себе домой, дали ей кров, заботились о ней. Незаконно, разумеется, вам следовало бы уведомить власти, но мы можем разыграть это по типу притчи о добром самаритянине. Девочка называет вас мамой, не так ли?
– Она произносит «маффа».
– Гм. Позвольте мне заняться этим делом. Я позвоню в офис губернатора. Ясно, что вы наилучший вариант приемной матери для этого ребенка: вы со средствами, вы замужняя, что тоже хорошо. Есть ли шанс…
Тут он обратил внимание на выражение моих глаз и поспешил исправить свою оплошность.
– Простите, нет, конечно же нет. Но я полагаю, мы можем оформить вас в качестве опекуна, временно, пока не уладим детали.
Улаживай, Финнеган! Так легко любить юристов, если ты при деньгах. Мы подъезжаем к авторемонтной мастерской, и я получаю свой драндулет, вызывающий еще одно выразительное выпячивание губ. Я пожимаю Финнегану руку, благодарю его, а он начинает сыпать последними, так сказать, прощальными юридическими советами, чтобы заглушить мои изъявления благодарности. Бедняга, для него самое привычное дело вытаскивать богатых сук из сомнительных ситуаций, а тут ему придется иметь дело со мной, вудуизмом, серийными убийствами, Армагеддоном и днем Страшного суда. Финнеган вручает мне пухлый манильский конверт и желает доброй ночи.
После прохладного салона машины с кондиционером ночь обволакивает мое лицо влажной духотой, словно горячим мокрым полотенцем. По пути домой я вдруг слышу звуки сирен, более многочисленные, чем обычно, даже в этих, самых бедных задворках Рощи. Слышу я и глухой взрыв где-то в северной стороне города, потом, уже ближе, частые выстрелы. Я ставлю машину и несусь бегом через дорогу к Доун.
Доун бледна и встревожена, она трещит со скоростью тысяча слов в минуту. По телевизору показывали «Риск», но прервали картину из-за экстренного выпуска новостей. Произошли жуткие и ужасные несчастья. Настоящий конец света! На шоссе 1-95 взорвался бензовоз, возле Майами-ривер началась стрельба, в Овертауне назревает настоящий бунт, целая семья бросилась с крыши многоквартирного жилого дома на мостовую на Брикелл-авеню, подразделение копов впало в безумие, они перестреляли друг друга из автоматов, застрелили нескольких прохожих. С ума, что ли, все посходили? И что делать ей? Муж снова в отъезде. Что ей делать?
Я предлагаю приготовить по чашке травяного чая, который и готовлю самолично на захламленной кухне. Здороваюсь со своей девочкой более радостно и возбужденно, чем обычно. Она не особо обращает на это внимание и продолжает играть с маленькой Элинор. Мы с Доун усаживаемся в плетеные кресла и некоторое время смотрим телевизор. Специалисты утверждают, что это саботаж и культовый заговор, только никто не знает, какой именно культ здесь замешан. После этого экран начинает потрескивать и шипеть, а потом и вообще гаснет. Некоторое время мы сидим и ждем, не оживет ли телевизор, затем я выключаю его. Доун хнычет, я как могу успокаиваю ее.
Около восьми часов я забираю Лус домой. У меня на вечер намечено еще много дел, но девочка цепляется за меня, капризничает, и я вынуждена подняться с ней в ее комнатку и посидеть рядом, пока она не заснет. После этого я спускаюсь вниз, принимаю таблетку амфетамина, только одну, а не две, ведь мне необходимо удержаться на плато, с которого открывается широкий обзор, а не свалиться в ледяную расселину.
Достаю из тайника ящик, вынимаю оттуда свой мешок для колдовства и все прочие чародейные принадлежности, в том числе и маузер. Раскладываю все это на кухонном столе. Перед тем как начать, заглядываю в переданный мне адвокатом манильский конверт. Нахожу в нем свой подлинный паспорт, чековую книжку, кредитные карточки, нью-йоркские водительские права и сотовый телефон с приклеенной к нему запиской – это Джози изобразил несколько слов своей обычной ручкой с войлочным наконечником: «Джейни, позвони папе! Люблю тебя. Дж.». О Джози, сколько еще лет ты хранил бы вещи умершей сестры, если бы я и вправду покончила с собой?
Я опять начинаю плакать и сквозь слезы набираю нужный номер. Крохотный беспроволочный аппарат соединяет меня с отцом. Потом я, разумеется, реву, как морж в теплую погоду, и лепечу что-то маловразумительное, умоляю простить меня, а он говорит, чтобы я больше об этом не думала и что он никогда не верил, будто я умерла. Я спросила, почему он не верил, ведь я считала, что проделала свою работу хорошо. Он ответил, что если бы я действительно хотела себя убить, то воспользовалась бы пистолетом. Сказал, что уверен в моей непричастности к убийству Мэри: я, как он понимает, любила ее, хотя Мэри меня не любила. Я удивилась. Мы всегда удивляемся, узнав, что родители нас понимают, ведь сами себе мы кажемся такими загадочными и умными. Он спросил, когда я вернусь домой. Я ответила, что мне нужно еще кое о чем здесь позаботиться, но я надеюсь вернуться скоро. Потом мы еще немножко поговорили о маме.
Он спросил напоследок, может ли мне помочь, я ответила, что нет, не может, ни он, ни Джози, дело такого рода, в котором никто не сумеет мне помочь. Тогда уповай на Бога, сказал он.
Когда мы окончили разговор, я долго плакала – о нашей семье, о Мэри, о моей несчастной и прекрасной помешанной матери. И об отце тоже, но о нем я могла плакать всегда. Потом я умыла лицо тепловатой водой из кухонного крана и принялась за дело.
Просто поразительно, как расположенные особым образом или в особых сочетаниях органические материалы, употребляемые для ритуалов, превращают обычные действия в магические или предотвращают магические действия в определенном ареале. Вы, к примеру, можете изготовить магический объект (так называемый ч'акадоулен) и поместить его возле дома какого-то человека. И человек этот начинает день ото дня чахнуть, а вскоре умирает. Или решает убить всех членов своей семьи, а сам застрелиться. Независимо от того, верующий он или нет.
Я осторожно перебираю мой набор листьев и коры. Моего запаса хватит на пять порций. На вид это всего лишь обычные пучки листьев и коры, опутанные сложной сетью красных, черных, белых и желтых нитей. От каждого пучка исходит сильный и острый запах.
Я выхожу из дома и закапываю по одному пучку под каждым его углом. До меня доносится специфический запах пожара, я вижу на севере зарево этого пожара, отражаемое низко нависшими тяжелыми и неподвижными облаками. Копы, должно быть, пытались схватить его, и теперь он показывает им, на что способен, если захочет. Он не понимает, что все они умрут до того, как признают его реальное существование, что они будут ютиться, скорчившись, в пылающих руинах своих городов, объясняя происходящее совпадениями, случайностями, невезением, природными катастрофами, деятельностью неведомых террористов, массовыми галлюцинациями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61