– Надеюсь. Но теперь у нас есть описание, как выглядит убийца, а это уже кое-что.
– Если он путем колдовских манипуляций не внушил каждому, кто его видел, что выглядит он как офицер, ведущий расследование.
– Опомнись, Клетис!
– Ты все еще в это не веришь?
– А ты?
– Я уже говорил тебе, что Господь наш проводит значительную часть времени в борьбе с нечистым духом. А самое хитрое деяние Сатаны – это умение заставить людей поверить, будто он не существует.
На это нечего было возразить. Паз молчал, ожидая, что Барлоу обрушится на него за глупость, совершенную в доме миссис Мигер.
Однако, к великому облегчению Джимми, Барлоу, видимо, решил не делать этого, ибо произнес уже менее суровым тоном:
– А как насчет того медика-антрополога? Может, это именно та ниточка, за которую стоит потянуть?
– Я займусь этим прямо сейчас.
Паз взглянул на часы у себя на столе и набрал номер Лайзы Рейли.
– Я совершила нечто ужасное? – спросила она.
– Нет, я не назвал бы трех парней и немецкую овчарку ужасными. Скорее необычными.
– Прекрати! Я все утро ковыляла на полусогнутых. И это все ты!
Она принялась смаковать самым сладострастным тоном подробности их встречи. Он знал, что это одна из ее привычек, и обычно воспринимал ее болтовню вполне благодушно, однако сегодня она была явно лишней. И он решил прервать Лайзу.
– Послушай, Лайза, я вот почему позвонил тебе. Мне нужна фамилия того парня, ну, антрополога, которого ты упоминала.
– Прости, о ком ты?
– Это было после сцены у миссис Мигер. Ты сказала, что мне стоит обратиться к медику-антропологу, который читал у вас лекцию…
– Ох, боже мой, так оно и было, теперь вспомнила. Ты хочешь показать ему эту девочку?
– Да, разумеется, – соврал он. – Так что будь любезна, посмотри.
– Идет.
В трубке послышался звук выдвигаемого ящика стола, потом шуршание бумажек. Паз записал имя и номер телефона и поблагодарил:
– Спасибо. Я позвоню тебе позже, Лайза, может, встретимся как-нибудь на следующей неделе.
– Понимаешь ли… я как раз собиралась тебе позвонить. Кажется, мы с Алексом снова сойдемся.
Алекс – это был ее муж.
– Ах, вот как? И когда ты приняла такое решение?
– Мы повидались недели две назад и вроде бы оба пришли к выводу, что время пришло. Мы хотим иметь детей.
– Это славно. А что же было прошлой ночью? Прощальное свидание?
Паз был сам поражен тем, с какой горячностью произнес эти слова.
– Ну, как тебе сказать? Жаль, конечно, однако мы не давали друг другу никаких обещаний и, думаю, отнесемся к этому спокойно. Я считаю, нам было хорошо.
– Да, было. – Джимми произнес это сдержанно. – Что тебе сказать? Желаю счастливой семейной жизни.
– О Джимми, не надо так! Мы можем остаться друзьями.
– Да, и вы иногда будете приглашать меня к себе. Просто замечательно. А сейчас, извини, я должен бежать.
Что ж, подумал Паз, прощай, Лайза. Он позвонил в бюро предварительного заказа билетов и заказал два билета на спектакль в пятницу вечером, потом дозвонился на автоответчик Уилле Шефтел и оставил сообщение о встрече. Потом вернулся к делам: связался через Мемориальную больницу Джексона с отделением медицинской антропологии и договорился о встрече с доктором Луи Нирингом.
Отделение это находилось в коротком коридоре корпуса 208, оканчивающегося тупиком, и примыкало к пункту первой неотложной помощи, куда обращались большинство посетителей. Возле кабинета Ниринга на стене была прикреплена пробковая плита, сплошь заклеенная карикатурами на экстрасенсов, вырезанными из журналов. Джимми постучался, услышал в ответ «Да!» и вошел. Кабинет был крошечный, не больше ванной комнаты в пригороде. Более грязного и захламленного помещения Паз в жизни не видел. Почти каждая горизонтальная поверхность в этой комнате – письменный стол, пол, книжные полки, монитор компьютера, сиденья двух стульев – была завалена стопками книг, журналами, газетами, вырезками из газет, файлами, распечатками на принтере и так далее. В промежутках между всем этим, а также на стенах и даже на потолке были разложены и развешаны самые разнообразные экзотические предметы, что придавало комнате сходство с пещерой волшебника: культовые статуэтки, маски, пучки трав и перьев, кристаллы, чучела животных и птиц, пестрые мешочки и сумки в народном стиле, зеленый с белым шлем футбольной команды «Нотр-Дам», а также нечто похожее на сморщенные, иссохшие части человеческих тел. Хозяин комнаты сгорбился над клавиатурой компьютера, отсвет экрана придавал его физиономии мистический вид. Он повернулся к Джимми с улыбкой, открывшей большие крепкие зубы.
– Позвольте мне закончить мысль. Сбросьте со стула весь этот хлам и садитесь.
Ниринг снова заколотил по клавишам. Паз не мог определить его рост, но мужчина был крупный: толстая шея, тяжелые плечи, мощные руки, покрытые густой рыжей шерстью. Ниринг удовлетворенно промычал нечто, нанес клавиатуре последний удар, развернулся на стуле, встал и протянул мясистую руку. Шесть футов четыре дюйма, не меньше, решил про себя Паз. Лицо широкое, плоское, простодушное, голубые глаза за очками в пластмассовой оправе с не слишком чистыми стеклами. Одет он был в ковбойку с короткими рукавами и хлопчатобумажные брюки, подпоясанные военным ремнем.
– Чем могу служить, детектив?
Паз рассказал ему историю об убийстве и его последствиях, опустив, как положено, чисто криминальные подробности и умолчав о незаконном аспекте общения с Тэнзи.
– Я подумал вот о чем: не могли бы вы пролить хоть какой-то свет на это дело? – заключил он без особой надежды: парень выглядел так, словно вряд ли мог пролить свет на нечто более экзотическое, чем разведение свиней.
– Ну что ж, посмотрим, что у нас есть, – заговорил Ниринг и принялся загибать пальцы один за другим. – У нас имеется ритуальное убийство, далее каннибализм и одержимость демонами плюс, вероятно, колдовство согласно обряду Ифы. – У него был глубокий, уверенный голос, типичный для жителя штатов Среднего Запада. – С чего бы вы предложили начать?
– Быть может, с того, чем вы занимаетесь здесь. Я понятия не имею о том, что такое медицинская антропология.
– Не только вы, но и руководство этого прекрасного института. Ладно, вот вам один небольшой случай. Для ясности, так сказать. В пункт первой помощи обращается человек в тяжелом состоянии. Давление выше всякой нормы, сильнейшие боли в животе, с недавнего времени начал резко терять вес, кровь в моче, стенокардия, одышка. Врачи хватаются за голову: полный набор – и принимаются делать анализы.
– Простите, что такое полный набор?
– Так говорят, когда у пациента не одна, а две или даже больше болезней с возможным смертельным исходом. В данном конкретном случае предполагается, что у него не поддающаяся коррекции гипертония, раковая опухоль размером с грейпфрут в животе с метастазами в почках и, возможно, инфаркт миокарда.
– Я понял. Продолжайте.
– Итак, парень безнадежен, но тем не менее они делают ему анализы и, к их великому изумлению, никакого рака у него не обнаруживают, электрокардиограмма в норме, а сосуды как у юноши. Такие случаи они именуют идиопатической, то есть чисто личной симптоматикой, человек смертельно болен, а обнаружить причину не удается. Тут им приходит в голову спросить у самого парня, как он считает, что с ним, и тот отвечает, что на него наслал проклятие колдун. Тогда они зовут меня. Я расспрашиваю пациента, и он оказывается гаитянином. Приглашаю моего собственного хоугана, то есть целителя. Он уверенно ставит диагноз: бедняга страдает из-за пвин, проклятия, насланного бокором, то есть чародеем, колдуном. Мы приходим к соглашению, и поверьте мне, деятели из американской государственной программы бесплатной или льготной медицинской помощи ничего об этом знать не хотят. Мой хоуган начинает церемонию исцеления, или обнаруживает, кто этот бокор, и предпринимает против него свои контрмеры, избавляя страдальца от проклятия.
– И это действует?
Ниринг махнул рукой и уныло покачал головой.
– Когда как. Вроде химиотерапии или хирургии.
– Ясно. Я не улавливаю одного: почему гаитянин или любой другой, который верит, что его прокляли, обращается за помощью в больницу Джексона. Почему он сразу не идет к своему целителю-чародею?
Ниринг смутился.
– Я не уверен, что понял смысл вопроса.
– Я имею в виду, что они заболевают потому, что верят в вуду или тому подобное. Их рассудок контролирует тело особым образом. Если они в это верят, почему не идут сразу к своему как вы их там называете…
– О, понимаю, – усмехнулся Ниринг. – Я должен был объяснить подробнее. Пациенты, обращающиеся в больницу Джексона, по сути не являются верующими. В этом все дело. Вы правы: если бы они верили традиционным представлениям, они в больницу не пошли бы. Им бы такое и в голову не пришло. Они приходят туда потому, что считают: раз уж они в Америке, то Мемориальная больница имени Джексона – самый великий хоуган и они могут рассчитывать на великую американскую магию. Однако это не так.
– Но ведь они в какой-то мере верят в вуду?
– Это лишь теория, – бодро заявил Ниринг. – Слова, слова, слова. Болтовня о психосоматике в соединении с обычными суевериями. Поговорили – и забыли.
– Тогда в чем же объяснение?
Ниринг пожал плечами.
– Объяснение в том, что мы слишком мало знаем об этой материи. В некоторых употребляемых ими препаратах содержатся наркотические вещества психотропного действия, как в случае с убийством, о котором вы рассказали. Это в пределах рационального, в пределах научной парадигмы. Мы к тому же знаем, что традиционные практики имеют дело с веществами и действиями, находящимися вне пределов этой парадигмы, но тем не менее реальными. Наука работает рационально. Мы сталкиваемся с загадочным феноменом, скажем с явлением радиоактивности, мы всесторонне этот феномен изучаем и помещаем его в определенную структуру, так сказать, находим ему место на полке. Порой феномен настолько необычен, что мы вынуждены расширять пределы структуры. Так произошло у физиков с радиоактивностью. По существу, то же самое делаем мы, изучая необычные феномены и стараясь найти для них подходящее место. – Он усмехнулся. – Таким образом, детектив, теперь вам известны секреты медицинской антропологии. Вопросы есть?
– Да. Как вы объясните поведение Тэнзи Фрэнклин и то, что произошло у них в квартире?
Беспомощный жест.
– Я не могу объяснить. Мало данных. Судя по вашему рассказу, девочка выглянула в окно и увидела убийцу. Предположим, что убийца тоже ее увидел. Он отыскал ее после убийства, дунул на нее каким-то порошком, который сделал девочку легко поддающейся внушению. И внушил ей, что следует говорить, когда ее станут расспрашивать об увиденном. Это одно объяснение, но можно найти и другие, только все они неполные, и потому парня так трудно поймать.
– Что вы имеете в виду?
– Существуют традиционные культуры, в которых колдуны могут создавать эффект собственной невидимости. Рассказывают множество анекдотических случаев о шаманах, становящихся невидимыми, причем рассказывают об этом вроде бы люди серьезные, с надежной репутацией. Возможно, их восприятие было необъективным под влиянием наркотических веществ. А скажем, Дэвид Копперфилд достигает того же результата при помощи иллюзионной техники. Таким образом, мы остаемся в пределах парадигмы.
Паз заглянул в свою записную книжку.
– Вы говорили о действиях и веществах, находящихся за пределами того, что вы называете парадигмой, и тем не менее реальных. О чем речь?
Ниринг откинулся на спинку стула, на лице у него появилась лукавая улыбка.
– Тут мы переходим к наиболее острой проблеме. – Плавным движением руки он обвел кабинет. – Здесь у нас научное учреждение. Медицинскую антропологию терпят постольку, поскольку она играет по правилам, а главное из правил состоит в том, что несчастные язычники воображают, будто они заколдованы, и вера в это приводит к психосоматическим симптомам. Сама идея, что колдовство и вообще магия есть такая же реальность, как, к примеру, молекулярная биология и теория о наследственном характере болезней, недопустима ни под каким видом. Чтобы сделать в этой особой области какое-либо открытие, вы должны полностью погрузиться в нее, стать настоящим профессионалом, однако в таком случае никто не будет принимать вас всерьез, ибо вы утратите научную объективность.
Паз подумал о Барлоу, который действовал в пределах иной парадигмы, особенно в расследовании дела об убийстве Диндры. Внезапно его словно озарило, и он снова обратился к своему блокноту, к тем страницам, где были записи о беседе с доктором Саласар. Нужное место нашлось сразу.
– Вы мыслите как Марсель Вьершо или Тур де Монтей.
Темно-рыжие брови взлетели вверх.
– Эй, вы меня поразили. Отличная домашняя подготовка.
– Есть в этом что-нибудь? Я имею в виду Вьершо.
– Вы прочли его книгу? Нет? Можете позаимствовать у меня. – Ниринг безошибочным движением достал из стопки книг нужный том в твердом переплете. – Вот, можете судить сами. Его полевые записи убеждают, что он забрался в настоящие дебри. Надо заметить, что никому не удалось обнаружить людей, среди которых, по его словам, он жил. У русских нет о них никаких письменных свидетельств.
– Так может, он все это выдумал?
– Не совсем так. Полевые наблюдения – штука сложная. Долгое время вы наблюдаете то, что хотите наблюдать. Скажем, Бэйтсон хотел увидеть динамику семейных отношений, приводящую к шизофрении, и он привез с собой соответствующие материалы. Вьершо хотел обнаружить у наблюдаемых огромную магическую силу, которую называл внутренней технологией, и нашел это в Сибири. А по правде…
Ниринг умолк. Паз увидел у него на лице совершенно отсутствующее выражение, некую мечтательность, и спросил:
– Что с вами?
Ниринг вздрогнул и очнулся.
– Вы словно ушли куда-то далеко.
Ниринг смущенно рассмеялся.
– Так и есть. Маленькая личная магия. Нет, я просто задумался о Вьершо. Я знал его бывшую подружку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61