Человек, который сумеет донести до него с должной долей такта и настойчивости, что Арабия нуждается в его немедленном присутствии – одного его, – должен обладать поистине змеиной мудростью.Человек, обладающий змеиной мудростью, просто сказал:– Ничего не остается, как попытаться.Король радостно вскочил и тепло пожал ему руку.– Думаете, получится? – спросил он с надеждой.– Если принц Удо завтра же не отправится в Арабию…– Один, – быстро вставил Веселунг.– Один, значит, я не справился с заданием и недостоин руки вашей дочери!– Дорогая, – сказал король Гиацинте, когда она пришла пожелать ему доброй ночи, – похоже, ты собираешься выйти замуж за очень умного человека.– Конечно, отец. Я-то это давно знаю.– Надеюсь, ты будешь с ним так же счастлива, как я буду счастлив с… как я был счастлив с твоей матерью.«Хотя я решительно не понимаю, на что он надеется», – подумал он про себя. Глава 22Семнадцать томов отправляются на полку Король Восточной Евралии Веселунг завтракал на башне своего замка. Он снял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Когда у вас есть тетушка… но не стоит повторяться.Король Западной Евралии Лионель завтракал на башне своего замка. Он поднял золотую крышку с золотого блюда, выбрал форель и аккуратно переправил ее на золотую тарелку. Когда у вашего тестя есть тетушка…Наследный принц Арабии Удо завтракал… Но нет, я не могу больше описывать, как Удо принимает пищу. В этой книге и так было более чем достаточно еды и питья. На самом деле, было достаточно всего, и настало время прощаться.Давайте сначала попрощаемся с принцем. Его отъезд из Евралии был крайне скоропалительным. Пятиминутного разговора с Лионелем оказалось достаточно – принц охотно позволил убедить себя в том, что он неверно оценил чувства графини, и с радостью принял сообщение, что может покинуть Евралию без всякого риска.– Вы непременно должны навестить нас снова, – попрощался с ним Веселунг.– Да, я буду очень рада, – сказала Гиацинта.Есть два способа говорить подобные вещи, и они выбрали второй, как, впрочем, и Удо, отвечавший, что будет в восторге.Ровно неделю спустя состоялась знаменитая двойная свадьба. Роджер Кривоног посвятил целую главу описанию того, как король Веселунг произносил речи, а королева Бельвейн одаривала народ. На этот раз мы с Роджером сошлись во мнениях относительно Бельвейн: добродетели, в которых историк отказывал графине, он охотно приписал королеве.Гиацинта тоже не смогла устоять перед ее обаянием. Бельвейн, верхом на своем иноходце, с радостным взором и розами на щеках, с полуоткрытыми от усердия губами, пригоршнями бросающая золото и серебро в толпу, отдающую себе отчет в ее ребячливости и все же полную искреннего восхищения, – в этот день Бельвейн покорила все сердца.– Все-таки она прелесть, – сказала Гиацинта Лионелю. – Лучшей королевы и желать нельзя.– Я знаю одну королеву, – ответил Лионель, – которая лучше в сто раз.– Но ты ею восхищаешься, правда?– Не особенно.– О, Лионель, ты должен… – возразила Гиацинта, но почувствовала себя очень счастливой.На следующий день они отбыли в свое королевство. Советник провел очень напряженную неделю и каждый вечер вел таинственные беседы с женой, но теперь его работа была завершена, и отныне король Веселунг правил Восточной Евралией, а король Лионель – Западной.Перед тем как перейти к последней сцене, давайте заглянем в знаменитый Дневник.И вот что мы там видим:«Четверг, пятнадцатое сентября. Стала хорошей».А теперь последняя сцена.Король Веселунг сидел в саду королевы Бельвейн. Все утро они просматривали совместный сборник поэзии, готовый к изданию.Сборник открывался произведением, принадлежащим перу Веселунга: Бо, бо, бил, бол.Во, во, вил, вол. Примечание авторов гласило, что читать его можно с любого конца. Оставшаяся часть книги была посвящена творчеству Бельвейн, а участие короля заключалось, в основном, в «Превосходно!» и «Мне очень нравится». Однако в сборник загадочным образом затесалась эпическая поэма, обычно приписываемая Шарлотте Гулигулинг.– Некий субъект просит аудиенции у вашего величества, – объявил внезапно появившийся ливрейный лакей.– Какой субъект? – спросил Веселунг.– Некий, ваше величество.– Прими его здесь, дорогой, – сказала Бельвейн. – У меня есть дела во дворце.Она ушла, а через некоторое время лакей привел незнакомца. Это был человек приятной наружности, с круглым, чисто выбритым лицом, имеющий, судя по его одежде, некоторое отношение к сельскому хозяйству.– Что вам угодно? – спросил его Веселунг.– Я хотел бы поступить на службу к вашему величеству. Свинопасом, – ответил незнакомец.– А что вы знаете о свиноводстве?– У меня есть природная склонность к этому делу, хотя я никогда еще им по-настоящему не занимался.– Со мной в точности то же самое. Ну ладно, посмотрим. Как бы вы стали…Незнакомец достал из кармана огромный красный носовой платок и вытер лоб.– Вы собираетесь задавать вопросы, ваше величество?– Да, естественно, я…– Умоляю вас не делать этого. Заклинаю вас всем, что вам дорого, не мучайте меня. – Он собрался с духом и, ударив себя кулаком в грудь, заявил: – У меня есть природное чутье – этого достаточно.Веселунгу этот человек начал нравиться. Сам он тоже считал, что этого достаточно.– Однажды у меня завязался профессиональный разговор с одним свинопасом, – задумчиво проговорил он, – и мы выяснили, что у нас много общего.– Именно таким же образом, – сказал незнакомец, – и мне открылось мое призвание.– Как странно. Знаете, а ведь ваше лицо кажется мне немного знакомым.Незнакомец решил открыться.– Этим лицом я обязан вам, ваше величество, – просто ответил он.Веселунг в недоумении поднял брови.– Короче говоря, – пояснил незнакомец, – я – бывший король Бародии.Веселунг схватил его за руку.– Мой дорогой друг! Конечно, это вы. Теперь я вас узнал. Боже мой, какие волнующие воспоминания… И, если можно так выразиться, какие явно благотворные перемены в вашем облике. Я очень рад вас видеть. Вы должны мне все-все рассказать. Но сначала нам необходимо слегка подкрепиться.При слове «подкрепиться» бывший король совсем раскис, и, если бы не воркотня и утешения Мерривига, и дружеское похлопывание по плечу, и, наконец, плотный завтрак, он бы наверняка прослезился.– Дорогой друг, – сказал он, в последний раз утерев рот. – Вы меня просто спасли. А теперь позвольте поведать вам мою печальную историю.Он рассказал о своем великом решении, принятом в то памятное утро, когда он проснулся без бакенбардов. Как король он стал никуда не годен, да и сам мечтал начать новую жизнь.– У меня есть природный дар – инстинктивное чувство, и, что бы там они ни говорили, а они говорили много ужасных вещей, я в нем уверен. Знаете ли, я ведь однажды это доказал – ошибки быть не могло.– И что же?– А они задавали мне всякие вопросы – мелкие бестактные вопросы насчет того, что свиньи едят и тому подобное. Великие общие принципы свиноводства, то, что я осмелюсь назвать искусством водить свиней, теорию выпасания свиней в широком понимании, они полностью игнорировали. Только смеялись и пинками выпроваживали меня на улицу… голодать.Веселунг снова сочувственно похлопал собрата по плечу и подложил ему на тарелку добавки.– Я обошел всю Бародию, и везде было одно и то же: никто не хотел брать меня на работу. Нет ничего страшнее, дорогой Веселунг, чем постепенно терять веру в себя. Наконец, я стал подозревать, что в свиньях Бародии, несомненно, есть нечто отличное от остальных свиней. И вот я пришел в Евралию. Евралия – моя последняя надежда. Если и здесь я окажусь не у дел, то даже не знаю…Веселунг, который тоже стал кое-что подозревать, перебил его.– Минуточку, а с каким свинопасом вы говорили…– Я со многими говорил, – печально ответил король Бародии. – Они все подняли меня на смех.– Нет, самый первый. Тот, который помог обнаружить ваш талант.– Ах, этот… Я встретил его в самом начале войны. Помните, вы как-то раз говорили, что у вашего свинопаса есть плащ-невидимка. Так вот, это он и был.Веселунг с состраданием взглянул на него и печально покачал головой.– Мой бедный друг, это был я.Они уставились друг на друга, и каждый из них перебирал в уме подробности этой знаменательной встречи.– Да, – пробормотали они наконец, – это были мы.В памяти короля Бародии возникали ужасающие картины того, к чему привела эта встреча. Чего он только не наговорил о свиноводстве и свиньях! Что говорили ему другие, уже казалось неважным.– Даже не свинопас! – признал он с горечью.– Ну, ну, – проговорил Веселунг успокаивающе, – во всем можно найти положительные стороны. Вы можете вернуться на престол.Бывший король отрицательно покачал головой:– Это было бы недостойным выходом для человека с моим чувством чести. Нет, я останусь верен своему призванию. Все-таки за последнее время я кое-чему научился. По крайней мере, я понял: то, что я знаю, нельзя считать знанием, а это уже немало.Веселунг сердечно предложил:– Тогда оставайтесь у меня. Мой свинопас обучит вас ремеслу, а когда он отправится на покой, вы займете его место.– Вы это и вправду предлагаете?– Конечно, я буду очень рад, если вы будете жить поблизости. Вечером, уложив свиней спать, вы сможете навещать нас, и мы очень мило поболтаем.– Благослови вас Бог, ваше величество, – сказал новоиспеченный ученик свинопаса со слезами благодарности на глазах. – Благослови вас Бог.Они пожали друг другу руки в знак обоюдного расположения.– Дорогая, – сказал вечером Веселунг своей жене. – Боюсь, ты сделала не самый удачный выбор. Сегодня я случайно обнаружил, что я совсем не так умен, как мне казалось.Бельвейн с любовью посмотрела ему в глаза.– Быть умным совсем необязательно для монарха. Или для мужа.– А что обязательно?– Просто быть милым, – ответила королева Бельвейн.На этом моя история кончается. Вздыхая, я освободил письменный стол от груза семнадцати томов и перетащил их один за другим на специально построенную книжную полку. Много дней они высились между мной и миром непреодолимой преградой, укрывшись за которой я уносился в те далекие времена и жил с Веселунгом, Гиацинтой и моей леди Бельвейн. Теперь эта преграда рухнула, и в ярком свете дня, льющегося в комнату, видения тают. Когда-то, давным-давно…И все же один образ еще не потускнел. Высокий и тонкий человек с изможденным бледным лицом, самая примечательная часть которого – длинный вопрошающий нос. Волосы нестрижены и нечесаны, красновато-коричневый сюртук, кое-как застегнутый на груди, давно не чищен, из коротковатых штанин торчат худые ноги.Непрезентабельная фигура, но тем не менее я смотрю на него с большой нежностью. Ибо это Роджер Кривоног, спешащий во дворец за очередной порцией свежих новостей.С Роджером я тоже должен проститься, и делаю это не без сожаления, потому что часто бывал несправедлив к этому человеку, которому стольким обязан. Может быть, мы расстаемся не навсегда – в его семнадцати томах есть много других историй. В следующий раз я обещаю не вмешиваться и дать возможность Роджеру изложить историю по-своему. Думаю, он будет рад.Но я не позволю ему рассказывать о Бельвейн. Прошлым летом я встречал Бельвейн (или кого-то очень на нее похожего) в загородном доме в Шропшире, и мне совсем не хотелось бы ее огорчать. А я знаю, что Роджер недостаточно хорошо к ней относится.
1915 г.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19