малые и большие ? нагромождались друг на друга и стонали. Вода стекала с боков льдин, устремлялась в клокочущее русло и снова кидалась на льдины. Вырванные с корнем деревья мчались в ревущем водовороте.
Сырой и плотный ветер срывал лосиный плащ с плеч Загоскина. А он, наклонившись над клокочущим руслом, взявшись левой рукой за прибрежный куст, измерял скорость бешеного течения.
В это время Кузьма, расхаживая по двору «одиночки», собирал и складывал в кучу снасти, которыми когда-то пользовался креол Савватий. Индеец любовно починил старые ивовые верши ? для лова нельмы и налимов; ими особенно славились здешние места. Когда река утихла, Кузьма расставил ловушки, и скоро в еще мутной воде тускло заблестело тяжелое серебро. Индеец вытаскивал из верши за жабры больших сверкающих рыб с крупной чешуей. Они дышали порывисто и быстро, пока индеец не надламывал им хребет. Точно так же в детстве делал и Загоскин, ловя больших голавлей.
Кузьма сидел на солнце и тихо пересчитывал свою добычу. Он был окружен табачным дымом, сквозь дым проходил солнечный свет. Загоскину показалось, что когда-то, очень давно, он видел все это ? вплоть до чешуи, прилипшей к ногтям Кузьмы, до бликов света на его лице. Солнце играло на поверхности широкого ножа индейца, когда он ловкими ударами распластывал рыбу. Становилось так тепло, что отсырела соль, хранившаяся в зимовье. Кузьма нашел старый бочонок, сложил в него нельму, посолил, а через несколько дней повесил ее вялиться на сушила.
? Отдохни, Белый Горностай, ? говорил он Загоскину, заходя в зимовье и видя, как тот, сидя за сосновым столом, сосредоточенно разбирает свои бумаги. ? Долгий путь еще предстоит нам. Слушай, русский тойон, ? добавлял он лукаво, ? я солю рыбу, мне некогда, а я забыл в Бобровом Доме второй нож…
Разговор о забытом ноже возобновлялся несколько раз. И каждый раз Кузьма выразительно вздыхал и уходил к своим вершам, оставляя русского друга в хижине склоненным над столбцами записей метеорологических наблюдений.
Однажды Кузьма вбежал в зимовье, чуть не наступив на расстеленный прямо на полу лист с наброском чертежа реки Квихпак.
? К нам плывет человек! ? кричал Кузьма.
Загоскин поднялся, накинул плащ, взял ружье и пошел к берегу. Молодой индеец, скаля белые зубы, ловко выпрыгнул из челнока и подошел к Загоскину, сложив у его ног копье и нож. Потом он почтительно спросил у старого индейца разрешения закурить и вынул из-за пояса трубку с кистью из перьев глухаря. Все трое присели на борт лодки креола.
? Наш старый тойон, ? сказал гонец, ? всю зиму глядел в берестяную чашку. Он только пил и ничего не ел, кроме желтой ягоды. Тойон высох, как щепка. Он никуда не выходил из хижины, забыл обо всем. Наши люди забросили охоту, чужое племя забрало себе лучшие места звериной ловли. У нас начался голод. Мы ели ездовых собак, а потом ? кожи налимов и ремни упряжек. В окна пришлось вставить лед. Тогда девушка Ке-ли-лын пришла к самому храброму воину нашего рода ? ты его знаешь, ? сказала: «Помоги мне!» Одноглазый пошел с ней в хижину тойона. Ке-ли-лын приказала старому воину схватить пьяницу и увести его в землянку, где живут рабы ? калги… Тойон сначала думал, что это сон, потом опомнился и заплакал. Рабы толкали его и радовались горю тойона. Теперь он живет там, Ке-ли-лын взяла его копье, меч, нож и калюмет, который курят, когда заключают мир. Она надела на себя рубаху из костяной чешуи, отобрала у тойона боевой шлем. Она, пойми, брат моего отца, сама стала тойоном. Такого случая не помнят старики на всем Квихпаке! Она начала войны и охоты, захватила у чужого племени бобровые плотины, взяла в плен воинов и обратила их в рабов. Мы давно не воевали: теперь нас боятся враги. У нас много мяса, сушеной рыбы и звериных шкур… Теперь, брат моего отца, скажи мне сразу: нужно ли что от нас русскому тойону и тебе? Я посланец Ке-ли-лын и могу делать все, что вы захотите. Она сказала: «Садись в челнок и спеши к русскому. Узнай, не заболел ли он и его друг? Нет ли у них черной болезни, от которой выпадают зубы? Нужны ли русскому наши воины для охраны его в пути? Свези им желтой ягоды, лосиного мяса и рыбы».
При этих словах индеец довольно улыбнулся.
? Ке-ли-лын еще сказала, что если сюда придут чужеземцы искать человека с круглыми глазами, то дети Ворона убьют пришельцев. Клянусь своим копьем, что, если мы не одолеем пришельцев сами, Ке-ли-лын пошлет за помощью в Ситху. Вот, Белый Горностай, что я передаю тебе. Возьми кусок бересты, сделай на нем изображение горностая, в знак того, что я был у тебя.
? Это велела сделать Ке-ли-лын, чтобы знать, был ли ты именно у нас? ? усмехнулся Кузьма. ? В твои годы и я мог бы забыть, что мне надо делать… Ладно, русский тойон сделает то, о чем ты просишь. Что ты скажешь еще, победитель трех медвежат? ? И Кузьма ласково похлопал молодого индейца по спине.
Загоскин держал в руках бересту, солнце слегка пригревало пальцы. Он обдумывал, что ему надо передать Ке-ли-лын, но никак не мог подобрать слов; Загоскин вдруг ощутил, что он в эту минуту думает по-индейски.
? Слушай, сын Ворона, ? сказал он молодому индейцу, ? зайдем в нашу хижину.
В хижине креола Загоскин раскрыл остроногий циркуль и начертил круг посредине куска бересты. Он обвел его границы красным, затем нарисовал внутри круга горностая. Оставалось только начертать воду в виде широкой темно-синей полосы и украсить рисунок изображением трубки с кистью из перьев. Молодой индеец затаив дыхание смотрел через плечо Кузьмы на блистающие краски.
? Белый Горностай идет берегом великого Квихпака, с ним старый индеец из Ситхи. Согласие и мир соединяют их ? так говорит береста, ? воскликнул посланец из Бобрового Дома. Все трое, как по уговору, переглянулись и отошли от стола, оставив бересту на нем, чтобы просохли краски.
? Что сказать Ке-ли-лын? ? спросил индеец у Загоскина.
? Скажи, что русский желает ей и всему Бобровому Дому удачи. Что русский помнит ее… что мы здоровы. Я скажу главному русскому тойону в Ситхе, чтобы он дал вам муки, пороху, снастей для рыбы, ловушки на зверя… Теперь расскажи мне о весне в индейской стране. Я жду времени, чтобы выйти к Кускоквиму.
? Земля проснулась, Белый Горностай. Когда я плыл меж берегов Квихпака, я слышал, как стучат рога лосей в лесах. Молодые лоси скачут на полянах; это ? к большому теплу. Лососи скоро пойдут в реки: мимо моего челнока они уже проплывали, и плавники их чуть не на палец высовывались из воды. Медведи проснулись и вышли к берегам. Все это ? к теплу. Но куда ты хочешь идти? ? Индеец вдруг поманил к себе Кузьму, отошел с ним в сторону и стал что-то шептать ему на ухо. Оба они при этом улыбались, а Кузьма покачал головой. Посланец, улучив мгновение, снова приникал к уху Кузьмы.
? Он зовет нас в Бобровый Дом ? отдыхать, есть медвежатину. Для нас сварен веселый напиток из сладкой травы, ? сказал Кузьма Загоскину. ? Нечего, мальчик, шептаться со мной, я передаю все русскому тойону. Теперь ты понимаешь, что никакого ножа в Бобровом Доме я не оставлял.. Что ты ответишь Ке-ли-лын?
Загоскин подошел к сосновому столу, облокотился на него и погрузился в раздумье. Табачный дым поднимался из трубки. Сердце щемило.
Пойти в Бобровый Дом?.. Но ведь это можно сделать всегда! А дело, подвиг? Ведь он имеет единственное, не отнятое у него право на свершение подвига… Надо научиться не меняться в лице. Ке-ли-лын! Неужели он слабее своего сердца? Можно ли быть снежинкой, тающей на лезвии ножа? Он явственно увидел индианку ? ее глаза, губы и синие ресницы. Вся его жизнь предстала перед ним. Она звала его на подвиг, и он с беспощадной ясностью понял, что на время должен быть одиноким. Он хотел затянуться из трубки, но увидел, что она погасла. Загоскин выбил пепел и повернул голову к индейцу.
? Мы не придем в Бобровый Дом, ? сказал он твердо. ? Нам надо спешить к Кускоквиму. Кузьма, готовь лодку, завтра мы поплывем. Спасибо тебе, сын Ворона, твоему роду, девушке Ке-ли-лын за все. Когда-нибудь я еще увижу всех вас.
Вода Квихпака колыхалась у их ног, когда они провожали молодого индейца. Тот, перед тем как сесть в лодку, выдернул из мочки синюю шерстяную нитку; он исполнил то, что было повелено ему. Солнечные лучи освещали реку.
Индейская лодка качалась на горбатых волнах, гребни волн были то золотые, то темные. Посланец из Бобрового Дома ловко работал двухлопастным веслом.
? Ну вот и все, ? сказал Загоскин, когда индейский челнок исчез за поворотом реки.
? Слушай! ? промолвил Кузьма, подняв палец. Звуки серебряных труб проносились высоко в небе: с юга летели лебеди.
? Мы живы, Белый Горностай, и слушаем лебедей… Помнишь, как мы с тобой погибали в метели? Можешь сердиться на меня ? знаю, что ты не любишь этих речей, но, клянусь святым Николой, я не могу понять, что творится в Бобровом Доме. Когда Ке-ли-лын отняла власть у тойона, молодые индейцы стали свататься к ней, но она не смотрит ни на кого. Вот этот мальчик, добытчик трех медвежат, жаловался мне: он пробовал ее как-то обнять, но она ударила его тупым концом копья так, что он еле устоял на ногах…
Кузьма испытующе посмотрел на своего друга. Лицо русского было спокойно и щеки гладки, как камни. Шрам, полученный в деле при Куринской банке, белел пол глазом. И в серых глазах Загоскина индеец Кузьма не мог прочесть на этот раз ничего.




ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Старый индеец знал, что им придется проплывать мимо Бобрового Дома. Сверкающая вода Квихпака обнимала их лодку; индеец сидел на корме и то и дело вычерпывал воду берестяным ковшом; ноги путников промокли, и Кузьма даже начал кашлять. Чтобы прогнать кашель, он решил беспрерывно курить.
В эти дни Кузьма сделался задумчивым. На привале при свете костра он сосредоточенно разглядывал следы старых ран на груди и руках. Летопись простой и трудной жизни! Кузьма объяснял Загоскину значение этих знаков. Узловатый шрам у третьего ребра ? память о том, как Кузьма еще подростком вздумал приручать молодого лося. Длинная борозда возле ключицы ? след от копья эскимоса. На руке круглый белый знак, как бы разделенный внутри на лепестки, оставлен стрелой индейца с острова Ванкувер. Кузьма тогда выдернул наконечник каменной стрелы вместе с мясом, затем вложил мясо обратно в рану и затянул пораненное место тугой повязкой. Кожа приросла. Рана эта была получена, когда Кузьма ездил с отрядом русских промышленников в залив Св. Франциска.
Особенно любил он показывать рубец от медвежьего когтя на предплечье. В рубец можно было вложить палец.
? Смотри, сколько у меня рубцов, Белый Горностай, ? с гордостью сказал Кузьма. ? А у тебя только один. На бедре у меня есть еще знак ? орлиная лапа; когда-нибудь я тебе его покажу. ? Индеец опять запыхтел трубкой.
Ты лучше береги табак, Кузьма, ? ответил Загоскин, ? а то потом нам нечего будет курить.
? Сколько рубцов у меня, охотника и воина, а на сердце ни одного, ? продолжал свой разговор старый индеец. ? Не как у тебя, Белый Горностай, ? добавил он с каким-то упорным озорством.
? Ты стал болтлив, как старая баба, ? сухо сказал русский. ? Лучше иди к лодке, вычерпай воду и зачини берестой щели. Иначе мы когда-нибудь пойдем ко дну. Понял?
? Иду, иду, ? поспешно откликнулся Кузьма, взмахнув по привычке трубкой.
И они поплыли вверх по реке. Загоскин работал двухлопастным веслом, мокрая от пота рубаха облепляла его спину. Он давно сбросил лосиный плащ, и тот торчком возвышался на дне лодки.
Но вот вдалеке показался Бобровый Дом. Кузьма молчал и даже не глядел в сторону Загоскина. Ветер донес до них теплое дыхание очагов, запах жилья, звуки собачьего лая. Загоскин встал во весь рост в лодке.
Кузьма понял безмолвное приказание и взял весло.
? Греби вовсю, насколько хватит у тебя силы! ? сказал Загоскин, опускаясь на лавку и направляя лодку прямо на середину реки. С возвышения на корме ему был хорошо виден берег, на котором стоял Бобровый Дом. Он вспомнил мерзлые ивы. Они сейчас влажно светились на солнце. И вдруг в его глаза ударил горячий и живой свет. Алый костер бушевал на отмели возле Бобрового Дома. Толпа индейцев с поднятыми копьями плясала возле пламени. Лодка качалась, и костер как бы метался между водою и небом, а поднятые копья летели к облакам.
Индейцы, заметив лодку, выхватили из костра пылающие ветви и застыли в торжественном молчании. И Загоскин увидел девушку-тойона Ке-ли-лын. Она в алом одеянии и кольчуге из мамонтовой кости стояла возле самого костра, и по ее лицу пробегали тени от дыма и свет пламени. И вновь сила, которая была крепче его сердца, неудержимо повлекла Загоскина на зов костра. Ему сначала казалось, что лодка погружается в грохочущий пенный водопад. Потом он перестал сознавать происходящее.
Кузьма яростно работал веслом. Загоскин дотронулся до плеча индейца и велел ему грести тише.
? Мы будем отдыхать в устье притока, ? сказал он. Когда они отыскали там место для привала, Загоскин сделал засечки буссолью, определив местность, и улегся спать. Спал он долго ? часть дня, вечер и всю ночь. Пробудился спокойным и веселым и долго слушал шум большой ели, ветви которой закрывали от него часть неба. Теперь он решил объяснить Кузьме все. Тот, узнав, о чем хочет говорить с ним русский, от удивления даже вынул костяную «колюжку» из губы. И действительно, Кузьма не верил своим ушам. Белый Горностай, смотря прямо в лицо индейцу спокойными серыми глазами, щурясь от табачного дыма, коротко и просто разъяснил ему всю загадку, так долго мучившую Кузьму.
? Ты старый охотник, и воин, и мой друг, Кузьма, ? говорил русский, ? думаешь обо мне, как о мальчике, и не можешь понять моих поступков. Мы шли и идем с тобой вместе, вместе делим хлеб и опасности. Более того, ты спас меня, Кузьма. Ты, кажется, научил меня не меняться в лице. Спасибо тебе за все. Много разных людей видел ты, и сам говорил мне, что похожих друг на друга душ нет на свете. Так знай, почему я не пошел к девушке Ке-ли-лын. Я не смог бы уйти от нее никогда: так говорит мне моя душа.
? Ну и жил бы в Бобровом Доме… и я с тобой ? начальником воинов у Ке-ли-лын. Я знаю больше Одноглазого и мальчика, убившего всего трех медвежат… И все было бы хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29