На голове голубая шапочка, которую она днем раньше нашла
в опрокинувшемся мусорном ящике. Одежда состояла из грязной серой с
набивным рисунком блузы с короткими рукавами и мешковатой пары мужских
коричневых брюк с заплатами на коленях. Это была ширококостная плотная
женщина, живот и бедра выпирали из грубой ткани брюк; одежда, как и
брезентовая хозяйственная сумка, попала к ней от доброго служителя Армии
Спасения. Из-под шапочки на плечи неряшливо падали коричневые волосы с
проседью, часть из них была обкромсана то тут, то там, где удалось достать
ножницами. В сумке лежали в неописуемом сочетании предметы: катушка
рыболовной лески, проеденный молью ярко-оранжевый свитер, пара ковбойских
сапог со сломанными каблуками, ржавый церковный поднос, бумажные
стаканчики и пластмассовые тарелки, годичной давности журнал "Космополит",
кусок цепочки, несколько упаковок фруктовой жвачки и другие вещи, о
которых она уже и позабыла, были в той сумке. Пока двое мужчин
разглядывали ее, один из них угрожающе, она сжимала сумку все крепче. Ее
левый глаз и скула были ободранные и вздувшиеся, а ребра болели в том
месте, которым ей пришлось считать ступени лестницы по милости одной
разгневанной женщины из христианского приюта три дня назад. Она
приземлилась на площадке, вернулась назад по лестнице и вышибла у той
женщины пару зубов точным свинцовым ударом правой.
- Ты залезла в мою коробку, - сказал мужчина с грубым голосом.
Он был высоким и костлявым, на нем только голубые джинсы, грудь
блестит от пота. На лице - борода, глаза мутные. Второй мужчина - ниже
ростом и тяжелее, в потной рубашке и зеленых армейских штанах, карманы
которых набиты сигаретными окурками. У него жирные темные волосы, и он все
время чешется в паху. Первый мужчина толкнул ее в бок носком ботинка, и от
боли в ребрах она сморщилась.
- Ты глухая, сука? Я сказал, что ты залезла в мою сраную коробку!
Картонная коробка, в которой она спала, лежала на боку посреди целого
острова смердящих мусорных мешков - результат забастовки мусорщиков, - на
две с лишним недели забивших улицы Манхэттена и стоки. В удушающей, почти
сорокаградусной днем и тридцатипятиградусной ночью, жаре мешки раздувались
и лопались. Для крыс наступили праздничные дни, горы мусора лежали
неубранными, перекрывая на некоторых улицах движение.
Она невидяще глядела на двух мужчин, содержимое половины бутылки
"Красного кинжала" рассасывалось в ее желудке. Последним, что она ела,
были остатки куриных костей и поскребыши из консервной банки.
- А?
- Моя коробка, - заорал бородатый прямо ей в лицо. - Это мое место.
Ты сумасшедшая или как?
- У нее нет мозгов, - сказал другой, - она ненормальная, и все тут.
- И угрюмая, как черт. Эй, что там у тебя в сумке? Дай-ка посмотреть.
Он ухватился за сумку и дернул, но женщина испустила протяжный вопль
и отказалась отдать, глаза у нее широко раскрылись от страха.
- У тебя там какие-то деньги? Что-нибудь выпить? Дай сюда, сука!
Человек почти вырвал сумку у нее из рук, но она захныкала и повисла
на ней. Красным светом сверкнуло украшение на ее шее - маленькое дешевое
распятие, прикрепленное к ожерелью из сцепленных полированных камешков.
- Э! - сказал второй. - Смотри-ка! Я ее знаю. Я видел, как она
побиралась на Сорок Второй улице. Она думает, что такая уж чертовски
святая, всегда проповедует людям. Ее зовут Сестра Ужас.
- А-а? А может, мы тогда заложим эту безделушку? - он потянулся,
чтобы сорвать с ее шеи распятие, но она резко отвела голову в сторону.
Мужчина схватил ее за затылок, зарычал и приготовился ударить ее другой
рукой.
- Пожалуйста! - стала умолять она, готовая заплакать. - Пожалуйста,
не бейте меня. У меня для есть вас кое-что другое! - Она стала рыться в
сумке.
- Давай сюда, и проваливай! Мне бы расшибить твою башку за то, что
спала в моей коробке, - он отпустил ее голову, но кулак держал наготове.
Пока она искала, она все время издавала слабые всхлипывающие звуки.
- Тут у меня кое-что есть, - бормотала она, - где-то тут.
- Выкладывай давай, - он подтолкнул ее ладонью. - И тогда, быть
может, я не отвешу тебе по заднице.
Ее рука ухватила то, что она искала.
- Нашла, - сказала она. - Ага, вот оно.
- Ну, давай сюда!
- Хорошо, - ответила женщина; всхлипывание прекратилось и голос ее
стал тверд, как железо. Одним незаметным плавным движением она вытащила
бритву, со щелчком раскрыла ее, взмахом руки крепко резанула ею по
открытой руке бородатого.
Из разреза струей брызнула кровь. Лицо мужчины побледнело. Он
схватился за запястье, рот его округлился, а затем раздался вскрик,
похожий на сдавленный кошачий вой.
Женщина тут же вскочила на свои полные ноги, держа перед собой
брезентовую сумку как щит и снова замахиваясь лезвием на обоих мужчин,
которые прижались друг к другу, затем выбралась на замусоренную мостовую и
побежала. Бородатый, у которого кровь стекала по руке, гнался за ней,
держа деревяшку с торчащими ржавыми гвоздями, глаза его сверкали яростью.
- Я тебе покажу! - визжал он. - Я тебе сейчас покажу!
Он кинулся на нее, но она пригнулась и опять резанула его бритвой. Он
опять отпрянул и замер, тупо уставившись на полоску крови, стекающую по
его груди.
Сестра Ужас не медлила, она повернулась и побежала. Чуть
поскользнулась в луже гнилья, но удержала равновесие; сзади нее
раздавались крики двух мужчин.
- Я тебя поймаю! - предупреждал бородатый. - Я найду тебя, сука!
Погоди!
Она не стала его ждать, продолжала бежать; туфли шлепали по мостовой,
пока она не добежала до барьера из тысяч расползшихся от непогоды мусорных
мешков. Она переползла через него, на ходу подобрав несколько интересных
вещей, вроде треснутого шейкера и разбухшего журнала "Нейшенл Джиогрэфик",
и засунув их в сумку. Теперь она была за барьером. Но она продолжала идти,
дыхание все еще болезненно отдавалось в легких, а тело вздрагивало. Они
были близко, думала она. Демоны чуть не схватили меня. Но, слава Иисусу,
все обошлось, и когда он прилетит на своей летающей тарелке с планеты
Юпитер, я буду там, на золотом берегу, целовать ему руки.
Она стояла на углу Тридцать Восьмой улицы и Седьмой Авеню, успокаивая
дыхание и глядя, как поток машин проносится мимо, будто охваченное паникой
стадо. Желтое марево от мусора и автомобильных выхлопов висело, как дымка
над заболачивающимся прудом, и влажный пар изнуряюще действовал на Сестру
Ужас. Капли пота проступали на лбу и стекали по ее лицу, одежда набухла,
ей так недоставало какого-нибудь дезодоранта, но тот у нее закончился. Она
оглядывала лица незнакомых ей людей, окрашенные в цвет мяса сиянием
пульсирующего неона. Она не знала, куда идет, и едва ли понимала, где
была. Но она знала, что не может стоять на этом углу до утра - стоять
снаружи, она осознала это давно, значило привлекать дьявольские
рентгеновские лучи, бьющие по голове и старающиеся выскрести твой мозг.
Она пошла на север, в сторону Центрального парка; голова ее тряслась в
такт шагам, плечи сгорблены.
Нервы трепетали от стычки с теми двумя безбожниками, которые хотели
ее ограбить. "Кругом грех! - думала она. - На Земле, на воде и в воздухе -
мерзкий, черный, злой грех!" Он был и в лицах людей. О, да! Можно было
видеть, как грех наползает на лица людей, зажигая их глаза и заставляя их
рты хитро кривиться. Этот мир и демоны делают простых людей безумцами, она
знает это. Никогда раньше демоны не работали так усердно и не были так
жадны до невинных душ.
Она вспомнила о волшебном местечке, на пути к Пятой Авеню, и глубокие
морщины озабоченности смягчились. Она часто ходила туда посмотреть на
красивые вещи в витринах; изящные вещицы, выставленные в них, обладали
властью успокаивать ее душу, и хотя охрана у двери не дала бы ей войти, ей
достаточно было просто стоять и рассматривать их. Припомнился ей стоявший
там однажды стеклянный ангел - могущественная фигура: длинные волосы
ангела откинуты назад подобно блестящему огню, а крылья готовы отделиться
от сильного изящного тела. А на его прекрасном лице сияли многоцветными
чудесными огоньками глаза. Целый месяц Сестра Ужас ежедневно ходила
любоваться на ангела, пока его не заменили стеклянным китом, выпрыгивающим
из штормящего сине-зеленого стеклянного моря. Конечно, были и другие места
с сокровищами на Пятой Авеню, и Сестра Ужас знала их названия - Сакс,
Фортуноф, Картье, Гуччи, Тиффани, но ее тянуло к скульптурам на выставке в
магазине стекла Штубена, к волшебному месту успокаивающих душу мечтаний,
где шелковистое сияние полированного стекла под мягким светом заставляло
ее думать, как прекрасно должно быть на Небесах.
Что-то вернуло ее к реальности. Она сморгнула от жаркого кричащего
неона. Рядом надпись объявляла: "Девушки! Живые девушки!"
Как будто мужчинам нужны мертвые девушки, - удивленно подумала она.
Кинокиоск рекламировал: "Рожденный стоя". Надписи выскакивали из
каждого углубления и дверного проема: "Секс-книги! Сексуальная помощь!
Кабина для желающих быстро разбогатеть! Оружие боевых искусств!" Гром
басов музыки доносился из дверей бара, и другие ударные бессвязные ритмы
дополняли его, извергаясь из громкоговорителей, установленных вдоль
шеренги книжных лавочек, баров, стриптиз-шоу и порнотеатров. В почти
половине двенадцатого Сорок Вторая улица около края Таймс-сквера
представляла парад человеческих страстей. Юный латиноамериканец, держа
руки кверху, кричал:
- Кокаин! Опиум! Крэк! Прямо здесь!
Неподалеку конкурирующий продавец наркотиков раскрыл свое пальто,
чтобы показать пластиковые мешочки, которые принес, и вопил:
- Только вдохните - и вы полетите! Дыши глубоко - дешево, дешево!
Другие продавцы кричали в автомашины, которые медленно двигались
вдоль Сорок Второй. Девушки в блузках, оставлявших неприкрытыми руки,
спины и животы, джинсах, модных штанишках или кожаных лосинах стояли у
двери каждой книжной лавочки и кинотеатрика или знаком предлагали тем, кто
за рулем, сбавить скорость; некоторые уступали, и Сестра Ужас наблюдала,
как юные девчонки уносились в ночь с незнакомцами. Шум почти оглушал, а
через улицу перед "тип-шоу" двое молодых черных парней сцепились на
тротуаре, окруженные кольцом других, смеющихся и подзадоривающих их на
более серьезную драку. Возбуждающий аромат гашиша плавал в воздухе -
фимиам убежища от жизни.
- Кнопочные самооткрывающиеся ножички! - вопил другой продавец. -
Ножички прямо здесь!
Сестра Ужас продолжала идти, ее взгляд устало перебегал с одного на
другое. Она знала эту улицу, это пристанище демонов; много раз она
приходила сюда проповедовать. Но проповеди никогда не имели действия, ее
голос тонул в громе музыки и криках людей, что-то продающих. Она
споткнулась о тело чернокожего, распростершееся на мостовой; глаза его
были открыты, кровь из ноздрей натекла лужицей. Она продолжала идти,
натыкаясь на людей, ее отталкивали и обругивали, а неоновый свет слепил
ее. Рот ее был открыт, и он кричала:
- Спасите ваши души! Конец близок! Бог милостив к вашим душам!
Но никто не обращал на нее внимания. Сестра Ужас вклинилась в месиво
тел, и вдруг лицом к лицу столкнулась со старым, сгорбленным человеком в
заблеванной спереди рубахе. Он выругался на нее и схватился за ее сумку,
выхватил несколько вещей и убежал прежде, чем она смогла ему хорошенько
дать по морде.
- Чтоб тебе сгореть в Аду, сукин сын! - прокричала она, но тут волна
леденящего страха прошила ее, и она вздрогнула.
Ощущение, что на нее налетает товарный поезд, сверкнуло в ее мозгу.
Она не увидела, что ее сшибают, она просто почувствовала, что ее вот-вот
собьют. Жесткое костлявое плечо швырнуло ее на полосу движения машин с
такой легкостью, будто тело ее превратилось в соломину, и в ту же секунду
неизгладимая картина опалила ее мозг: гора разбитых, обугленных кукол,
нет, не кукол, она осознала это, как только ее опять понесло по улице, у
кукол не бывает внутренностей, которые вылезают сквозь ребра, не бывает
мозгов, которые вытекают из ушей, не было зубов, которые виднеются в
застывших гримасах мертвых. Она зацепилась ногой о каменный бордюр и упала
на мостовую, и машина вильнула, чтобы не ударить ее, и водитель кричал и
давил на гудок. Она была в порядке, только от ветра свело судорогой
больной бок, и она с трудом встала на ноги, чтобы посмотреть, кто же так
сильно ударил ее, но никто не обращал на нее никакого внимания. Зубы
Сестры Ужас выбивали дробь от холода, охватившего ее несмотря на
окружающую духоту жаркой полночи, и она пощупала рукой там, где, она
знала, будет черный синяк, там, где этот подонок вдарил по ней.
- Ты, безбожное дерьмо! - завопила она на кого-то неизвестного, но
видение горы тлеющих трупов качалось перед ее взором и страх когтями
вцепился в ее кишки.
Так кто же это был, шедший вдоль края тротуара, недоумевала она. Что
за чудовище в человеческой шкуре? Она увидела перед собой кинобудку,
рекламирующую боевики: "Лики смерти, часть 4" и "Мондо Бизарро". Подойдя
ближе, она увидела, что афиша фильма "Лики смерти, часть 4" обещала:
"Сцены со стола вскрытия! Жертвы автокатастрофы! Смерть в огне! Не
урезанные и без цензуры!"
От закрытой двери кинотеатра веяло прохладой. "Входите!" - гласила
надпись на двери. - "У нас есть кондиционирование!" Но тут было нечто
большее, чем просто кондиционирование. Прохлада была влажная и зловещая,
прохлада теней, в которых росли ядовитые поганки, и их румяные краски
умоляли дитя подойти, подойти и попробовать вкус этих конфет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19