Теперь вам уже не угрожает опасность.
– Это было ужасное завершение страшного дела, – сказала я. – Дэвид, пожалуйста, поедем в какое-нибудь тихое место, не в город. Нам нужно так о многом поговорить.
Он внимательно посмотрел на меня.
– Что случилось? У вас такой вид, как будто вы плакали. Это Клод, не так ли?
– Сначала в тихое место, – попросила я.
Он послал лошадь в быстрый бег, выехал из города до поворота на дорогу и остановил кабриолет у реки. Он повернулся ко мне, и я рассказала о нападении на меня и Уолтера на кладбище пароходов, о наших умозаключениях относительно того, где должно находиться тело Мари, и как она, умирая, обвинила Лаверна в своем убийстве.
– Я рада, что Уолтер не убил Лаверна, – сказала я. – Боюсь, это стало бы чем-то таким, с чем ему потом было бы трудно жить. Уолтер уже не тот. Он изменился к лучшему, и меня это очень радует.
– Почему? – быстро спросил Дэвид. Я была уверена, что он понимает, что сейчас последует.
– Потому что я выхожу за него замуж.
Дэвид широко мне улыбнулся и сильно тряхнул головой.
– Вы выходите за меня. Уолтер может превратиться в замечательного человека, но его женой вы не станете.
– Я дала слово.
– Клоду?
– Да. Сегодня днем он убедит совет директоров Французской оперы, и вы будете восстановлены в прежнем положении, с твердым контрактом и жалованьем более высоким, чем уже оговоренное.
– Признает ли также Клод, что происшедшее в вечер премьеры – его рук дело?
– Как вы можете требовать это от такого человека, как Клод?
– Моя дорогая Джена, у такого человека, как Клод, вы не требуете. Вы сообщаете совету, что он натворил. Я это докажу.
– С какой, собственно, целью, помимо уничтожения всех возможностей, которые будут у вас в Новом Орлеане да и во всем мире? Вам известно, что влияние Клода простирается далеко.
– Я не позволю вам этого сделать, – сказал он.
– Уже почти сделано. Скоро мы с Уолтером поженимся. Теперь Клоду даже не нужно решение суда, объявляющее Мари умершей.
– А как Уолтер? Он любит вас?
– Нет, не любит и никогда не полюбит. Сомневаюсь, переживет ли он вообще потерю Мари, независимо от того, сколь трагичным оказался финал его брака с нею.
– Вы намерены выйти за человека, которого не любите, родить ему детей, потому что этого требует от вас Клод? И все ради того, чтобы обеспечить мой дирижерский успех?
– Конечно, – подтвердила я. – Я люблю вас, Дэвид. Иногда любовь требует жертв. Я не позволю вам погубить вашу профессиональную карьеру даже ценой потери вас.
Он казался почти до неприятного уверенным в себе. Я подумала, что он старается меня ободрить. Или, может быть, настоять на нашем безотлагательном браке, нисколько не считаясь с Клодом.
– Вы будете сегодня присутствовать на собрании совета директоров? – спросил он.
– Если пожелаете.
– Хорошо. Потому что я этого хочу. Теперь все это может быть улажено позже. Ну, а сейчас черед для моего рассказа. Я не нашел никаких следов ваших отца и матери. Я много раз нырял в воду на месте крушения. Мне очень жаль.
– Теперь я знаю. – Я прижалась лицом к его плечу и поплакала. Я ничего другого и не ожидала, но и это возродило всю скорбь, пережитую мной сразу после трагедии. Дэвид держал меня в объятиях. Его руки дали мне силы встретить, но новым ужасным разочарованием стало осознание того, что я никогда больше не смогу черпать у него силы.
– Полагаю, – сказал он, – что нам следует несколько приободриться. Давайте-ка пообедаем в отеле и затем отправимся на собрание.
Я вытерла слезы.
– Как вам угодно, Дэвид. Обещайте мне одну вещь.
– Я знаю, о чем вы просите. Мне не следует ни в чем обвинять Клода.
– Я прошу у вас слишком многого?
– Нет, вовсе нет.
– И поклянитесь, что примете место, которое вам предлагают.
– Вот мое слово. Теперь я хочу, чтобы вы мне кое-что пообещали.
– О, Дэвид, единственное, чего я хочу, – пережить все это. Если это продлится дольше, я сойду с ума. Я здесь с вами, в ваших объятиях, зная, что это в последний раз. Пожалуйста, отвезите меня в отель, где много людей, чтобы я могла держать себя в руках.
– Я прошу об обещании, – настаивал он.
– Что бы это ни было – да. Я сделаю все, что вы скажете, за исключением отказа от брака с Уолтером.
– Дело о моем восстановлении основано на факте, что совет директоров не может ни в чем отказать Клоду, так как без его финансовой помощи Французская опера не в состоянии существовать. Это верно?
– Куда уж вернее.
– Если поддержка Клода больше не потребуется, сможет ли совет вести свои дела, пренебрегая всякими приказами Клода?
– Без сомнения. К чему вы клоните?
– Если мы нанесем поражение Клоду и он перестанет держать дубинку над нашими головами, вы выйдете завтра за меня?
– Я бы вышла за вас сию секунду. О чем вы, милый? Что произошло?
– Несколько необычное обстоятельство. До сих пор Клод держал наше счастье в своем кулаке. Делаешь, что он говорит, – и конец нашим печалям. Не повинуешься – и он, сжимая кулак, давит нас. Ну, а теперь наше счастье уже не в его руках.
– О чем вы? – Во мне начала просыпаться надежда, хотя для нее не было оснований, кроме доверия к Дэвиду.
– Бог с ним, с обедом. Едем во Французскую оперу и подождем начала собрания. Хочу впитать в себя часть славы этого оперного театра, ибо сделаю его еще более знаменитым и процветающим. Я знаю, что мне это по силам.
– Мне хотелось бы услышать от вас…
Он прервал меня поцелуем.
– Когда вы рядом, для меня нет невозможного. Я хотел бы задать всего один вопрос, причем до начала собрания.
В театре было прохладно и уютно. Мы спустились к центральному проходу между рядами; Дэвид мурлыкал отрывок из увертюры. Мы постояли у переднего ряда кресел, глядя в оркестровую яму на место, с которого он будет управлять оркестром. Я не только видела, как он взволнован, но это волнение – и надежда – передались моему сердцу. Я раз десять пробовала добиться от него, что за тайну он хранит, но он весело отказывался ее поведать, и мне пришлось смириться.
В Зеленой комнате, где перед спектаклем и в антрактах собирался комитет, для собрания был поставлен стол и стулья. Мы пришли рано, но время летело быстро, пока мы ходили по театру и Дэвид говорил о других операх, которыми хочет здесь дирижировать.
Вскоре появились некоторые члены совета. С Дэвидом они держались любезно, но несколько прохладно. Как будто не знали, каким образом Клод намерен настаивать на продолжении. Наконец все были здесь, и твердым шагом вошел Клод. Он прямиком направился к нам, крепко пожал Дэвиду руку, словно неделями его не видел и теперь снова приветствует со всей возможной теплотой. Затем Клод по-хозяйски занял место во главе стола.
– Я не тот человек, который легко признается в своих ошибках, – сказал он. – На сей раз я ошибся. Под влиянием поспешного суждения я решил, что Дэвид Бреннан не обладает ни умением, ни талантом для того, чтобы занять чрезвычайно важный пост дирижера. Это было под впечатлением печальной памяти выступления, которое я поставил ему в вину. И, как теперь признаю, ошибочно. Он не был ни в чем виноват, а потому сейчас я прошу пересмотреть контракт, который мы ему предлагали, составить новый с более длительным сроком действия, ибо мы не должны упустить его от нас, и с большим жалованьем, которое со временем будет еще возрастать. Если есть вопросы, могу ли я услышать их до голосования?
Вопросов не имелось, было лишь радостное согласие с этим заявлением. Было совершенно очевидно, что все хотят, чтобы Дэвид управлял оркестром. Я ощутила на своем лице румянец гордости, и в этом я смогу находить какое-то утешение, когда уже буду видеть Дэвида только из зрительного зала.
Дэвид поднялся.
– Могу ли я занять ваше внимание, джентльмены?
– Разумеется, – сказал Клод в своей необыкновенно экспансивной манере.
Дэвид, наклонившись ко мне, прошептал:
– Милая, если бы в ваших силах было изменить положение и передать руководство этим оперным театром в руки совета директоров, избавив его от влияния Клода, вы бы это сделали?
– Ну… да, – неуверенно ответила я, потому что все еще не могла взять в толк, о чем он говорит.
– Даже если это будет дорого стоить?
– Дэвид, что вы этим хотите сказать?
– Будет ли цена маловажной?
– Конечно.
– И вы отдадите себя и все, что имеете, в мое распоряжение, чтобы я мог высказать собственное суждение по этому делу?
– Еще секунда, и я откажу вам во всем, если не узнаю, о чем идет речь.
– В таком случае, я, пожалуй, больше ничего вам не скажу, моя дорогая. – Он прошел к переднему концу стола и встал у стула Клода.
– Джентльмены, – сказал он. – Я ценю ваше доверие ко мне и приложу все усилия к тому, чтобы его оправдать. Мне не нравится лишь одно, а именно абсолютное владычество Клода Дункана в этом театре, поскольку он вносит достаточно денег для его существования. При таких обстоятельствах, под владычеством Клода Дункана, я не подпишу никакого контракта.
Я громко вдохнула. Этого я не ожидала. Члены совета казались ошеломленными, а взгляд Клода был тяжел. Дэвид продолжил:
– Однако я с радостью приму контракт в случае, если будет покончено с абсолютным владычеством мистера Клода Дункана над этим театром. Терпение. Я знаю, что вы все думаете. Финансовая поддержка театра отныне будет поступать из другого источника. Мисс Джена Стюарт поручила мне объявить, что отныне она будет финансировать театр.
Он расстегнул пиджак, отстегнул тяжелый широкий пояс, надетый поверх рубашки, хотя я его и не замечала. Дэвид положил пояс на стол.
– В этом поясе с деньгами находится личное состояние мисс Стюарт. Ее отец направлялся в Новый Орлеан, намереваясь открыть дело, и вез с собой большую сумму денег. Их в этом поясе достаточно для всех ваших целей, и еще много останется. Вы спросите, почему мисс Стюарт не сделала этого предложения раньше. Ее отец и мать несколько недель тому назад погибли с пакетботом, как вы все, без сомнения, помните. Похоже, что ее отец вернулся в свою отдельную каюту и, сняв с себя этот пояс, положил его в ящик комода. Этот крепкий встроенный комод выдержал взрыв и пожар. Я нашел пояс там и теперь возвращаю мисс Стюарт. Теперь она займет свое место во главе стола как главный финансист театра. Мистер Дункан, вы не возражаете?
Клод медленно поднялся. Пока Дэвид говорил, лицо Клода густо наливалось кровью, но краска мгновенно сошла. Когда я приблизилась к столу, он взял обе мои руки в свои.
– Я не привык проигрывать, моя дорогая, но признаю, что вы и ваш молодой человек победили. Все ваши обещания, данные мне, не обязательны к исполнению. Прошу лишь вас остаться моим добрым другом и позволить мне как-то возместить огорчения, которые я, без сомнения, вам причинил.
Я сказала:
– Я никогда не считала вас таким дурным, каким вы себя изображаете, мистер Дункан.
Он издал смешок, потряс руку Дэвиду, занял стул с боковой стороны стола, и рассмотрение повестки дня началось и наконец завершилось, а я все еще пребывала в каком-то полубессознательном состоянии.
Клод снова подошел к нам с Дэвидом.
– Желаю вам счастья, – сказал он. – Я был бы горд, если бы ваша свадьба состоялась в моем доме. То есть я настаиваю на этом и приглашу на нее всех самых значительных людей Нового Орлеана. Вы сделаете это для меня?
– Да, – ответила я. – С радостью.
– Что-то подсказывает мне, – сказал Дэвид, – что за этим стоит нечто большее, чем просто великодушие, мистер Дункан.
– Я знал, что вас трудно ввести в заблуждение, Дэвид. На вашей свадьбе будут все взрослые девушки города. Уолтер тоже будет. Я еще не побит.
Он вышел, посмеиваясь про себя. Дэвид тоже рассмеялся.
– Он никогда не изменится.
– Теперь, когда я в безопасности, я не думаю, что хочу, чтобы он изменился, – заметила я.
Мы покинули Зеленую комнату и оказались среди лож. Мы сели в середине одной из них и посмотрели на сцену под нами.
– Извините, что мне пришлось преподнести вам сюрприз, – сказал Дэвид, – но я боялся, что Клод, если узнает о моем плане, предпримет шаги, чтобы мне помешать. Как я сообщил совету директоров, я нашел пояс с деньгами. На пути к останкам парохода я размышлял, как мы могли бы все изменить, если бы нашелся пояс вашего отца. Я целый день нырял за ним. Теперь вы самая значительная патронесса этого оперного театра. Я только дирижер. Отныне я буду внимать вашим приказам.
– Женитесь на мне скорее, – сказала я. – Это единственный приказ, который я отдам вам теперь и вовеки.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22