- Поболтаем перед сном.
Я поймал его взгляд и сжал губы. Моему другу явно попала вожжа под
хвост.
- Да, - подчеркивая каждое слово, произнес я. - Ты же собирался
рассказать Дэви про роддэрские обычаи...
Мы с Игорем напряженно посмотрели друг на друга. Это было ничем не
хуже разговора.
"Ты против, Чинга?"
"Конечно. Нечего дурить мальчишке голову".
"Ерунда. Он будет наш".
Обычно, если Игорь решал обратить кого-нибудь в нашу веру, это не
занимало много времени.
- Тимми, покажи, куда идти. Спать хочется... - Я зевнул.
- Тогда я тоже ложусь, - выбираясь из кресла, произнес Тим.
А Игорь усмехнулся и слышимым лишь мне шепотом сказал:
- Он станет роддэром.
Не знаю, почему я восстал против этого. Никогда раньше мне в
голову не приходило мешать Игорю вербовать новеньких. Может быть,
опять вмешалось ощущение непонятной опасности?
- Тимми... - тихонько позвал я.
Откуда-то из глубины набросанных на соседнюю кровать пледов
(кондиционер работал на полную мощность) вынырнула тонкая рука. Затем
темноволосая голова.
- Я ждал, пока ты проснешься, - с готовностью объявил Тим. - Вы же
вчера здорово устали.
Я усмехнулся. Спросил:
- Что, подъем?
Тимми поморщился.
- Холодно... Кто только придумал эту гадость - кондиционеры.
- Кто только включает их в дождь... - в тон ему ответил я.
Тимми заерзал в постели.
- Знать бы, что на завтрак. Решили бы, стоит ли вставать.
Я втянул в себя прохладный, профильтрованный кондиционером воздух.
Еще, еще... Мокрая трава и веточки мяты под окном, комочек клубничной
жвачки на тумбочке Тима... Подтекшие и плохо замытые следы вишневого
варенья на подоконнике... Сластена... Да куда этому малышу в роддэры?!
Еще один вдох... И слабая разноцветная струйка запахов из дверной
щели.
- Оладьи. С апельсиновым джемом, - задумчиво сказал я. - И горячий
шоколад. Вставать будем?
Тимми взглянул на меня веселыми и удивленными глазами.
- Ты откуда знаешь?
- Запах, - откровенно ответил я. - У меня хорошее обоняние, не зря
прозвали Чингачгуком.
Спорить Тим не стал. Вряд ли он подумал о том, какое обоняние
способно различить запах пищи через два этажа и пять плотно закрытых
дверей, в вылизанной кондиционером комнате.
- А может, ты еще знаешь, сколько сейчас времени? - протянул он. Я
неопределенно кивнул головой на стол, где поблескивали экранчиком мои
часы.
Вставать Тимми явно не хотелось. Он покосился на стол, потом
медленно вытянул к нему руку...
Часы с шуршанием поползли по стеклу. На секунду замерли у края,
словно набираясь сил, крутанулись и тускло-серой молнией прыгнули в
Тиммину ладошку.
- Полдевятого. Точно, пора вставать, - со вздохом признал Тим.
Через секунду, сбросив одеяла, я уже стоял у его постели.
- Тимми! Ты... психокинетик?
Он кивнул, похоже, даже смущенный произведенным эффектом. А
впрочем, стоит ли мне так удивляться? Да, психокинетиков во всем мире
не более двухсот. Но я, например, вообще единственный в своем роде.
- Пошли лопать оладьи, чудотворец. - Я со смехом взял его за руку.
И быстро глянул на ладошку.
Все верно, психокинетик. Трюк исключался начисто - кожу покрывала
мелкая, уже исчезающая ярко-алая сыпь. Даже несильное телекинетическое
воздействие не проходит для человека бесследно.
- Только при родителях не проговорись, - попросил Тимми, натягивая
шорты и футболку. - Ага? А то они не понимают, что мне нужна
тренировка, и ругаются...
Дверь беззвучно открылась, и мы увидели Игоря. С ослепительной
улыбкой, с торчащими во все стороны прядями волос. И со словами:
- Привет, роддэры, старые и молодые!
За завтраком миссис Эванс все пыталась нас развеселить.
Подтрунивала над Тимми, который совсем не обижался на это, тормошила
грустного и задумчивого Дэйва. Мы с Игорем понимали, почему Рыжик
старается даже не смотреть на миссис Эванс, особенно, когда та
обнимает Тимми, и злились. Но миссис Эванс не прекратила беспечного
разговора и после того, как Рыжик торопливо, давясь словами, сказал:
"А у моей мамы оладьи никогда не получались..." И Дэйв, к нашему
удивлению, постепенно повеселел. В конце концов они с Тимми и миссис
Эванс отправились в сад - посмотреть пруд и, может быть, искупаться.
Мы остались - Игорь заявил, что нам нужно заказать кое-какие вещи и
еду по линии снабжения.
Разговор я начал, едва закрылась дверь, а Игорь ленивой походочкой
подошел к дисплею.
- Командир, пора сматываться.
- Что за новый чин? - удивленно-наигранно поинтересовался Игорь. -
И в чем причина спешки?
- Я не знаю, - честно ответил я. - Но не стоит тут оставаться.
- Чинга, - уже серьезно продолжил Игорь. - Как только я пойму, что
Тимми решил уйти в роддэры, мы отсюда слиняем.
- Что он тебе так сдался? Захочет и сам уйдет.
- Я его не пойму, Чинга. Обычно сразу видно, станет человек
роддэром или нет. А Тима я не пойму. Интересно побороться.
Мне вдруг стало все равно.
- Как знаешь, Игорь. Я тебя предупредил.
Игорь сосредоточенно сопел, нажимая кнопки на терминале доставки.
- Хочешь икру? - неожиданно спросил он. - Закажем пару коробок.
- Не люблю синтетику, - резко ответил я. Игорь, похоже, пытался
помириться.
- Какая синтетика? Это дом полноправных членов общества, их
снабжение не лимитировано.
- Нечестно, - упрямо возразил я.
- Тогда пошли искать хозяина. Поблагодарим за гостеприимство.
На какое-то мгновение я поверил, что Игорь все-таки согласился со
мной и хочет уйти.
- Пошли.
Свою ошибку я понял, едва мы ступили в кабинет. Великолепный
кабинет - кучи книг в шкафах, груды распечаток возле информационного
терминала, заваленный бумагами и дискетами стол. Красота! Сразу видно,
что здесь по-настоящему работают. Не потому, конечно, что вокруг был
беспорядок. Пустите нас с Игорем в любой приличный дом, мы за полдня
устроим то же самое. А вот атмосфера работы у нас не получится.
Никогда...
- Вот как трудятся полноценные люди, - торжествующим шепотом
произнес Игорь. Я схватил его за руку, потянул к двери. Но Тиммин
папа, сидевший к нам спиной, уже обернулся.
- А, роддэры... Идите сюда.
Игорь с радостной улыбкой двинулся вперед. За ним, поневоле, я.
- Спасибо, - усаживаясь в свободное кресло и стараясь не слишком
уж привставать на цыпочки, ответил Игорь. Ну и кресла! Словно
специально для издевательства над роддэрами. Пытаясь утвердиться на
необъятном кожаном сидении, я особенно остро осознал, что росту во мне
метр сорок девять, а веса не хватает и для этих сантиметров.
- Мы вас на минутку оторвем от дел, если вы не очень заняты, -
самым вежливым из своих голосов сказал Игорь. - У нас вышел маленький
спор с Мишей. Помогите разобраться, пожалуйста.
Мистер Эванс кивнул, выключая мерцающий на столе дисплей. Давал
понять, что временем не ограничен.
- Один из нас, - продолжал Игорь, - считает неэтичным пользоваться
за ваш счет предметами роскоши. Ну, заказывать килограммами икру,
приобретать персональные гравитаторы, делать заказ на строительство
такого же дома, как ваш. А другой говорит, что вы такой же бездельник,
как и любой роддэр. Только прикрываетесь видимостью работы.
Меня передернуло. Да, эпатаж - это непременная черта любого
роддэра. Но зачем Игорь так построил фразу, что непосвященному в
роддэрский сленг человеку покажусь хамом именно я.
- Как я понял, бездельником меня считаешь ты.
С добродушной улыбкой мистер Эванс разглядывал Игоря.
- Резонируешь, - одобрительно кивнул Игорь.
- По пяти плоскостям, - немедленно отозвался мистер Эванс.
Этого я уже не понял. Сленг меня мало интересует. Но Игорь
уважительно развел руками.
- Я восхищен. Серьезно, вы отличный знаток. Но зачем ваши знания,
а? Кому они нужны, когда достаточно выучить три-четыре языка и
общаться с любым, любым человеком в мире?
- Можно неплохо прожить, зная лишь один язык, - подтвердил Эванс.
- Тогда зачем нужны вы? Кому поможет ваше знание арабского или,
скажем, диалекта гамбургских мафиози начала двадцать первого века?
- Не знаю. Скорее всего - никому.
Игорь вздохнул.
- Значит, прав... Мы живем - или доживаем? - в мире машин и
компьютеров. Они вытесняют людей отовсюду, и с этим ничего не
поделаешь, это прогресс. Настоящей работой занято меньше двадцати
процентов населения. Остальные либо уходят в роддэры, либо... - Игорь
сделал паузу, - имитируют бурную деятельность. В тех областях,
конечно, где это возможно - литературе, живописи, истории, археологии,
филологии... Можно размалевать синей краской полсотни фанерок,
развесить их по стенам специально выстроенной картинной галереи и
считаться самобытным художником. Общество позволит, оно богатое.
Роддэры для общества опаснее, но, в сущности, и они терпимы...
Мистер Эванс слушал его вполне серьезно. И внимательно.
- Ты молодец, дружок, - тихо сказал он. - Мыслишь вполне здраво.
Одна беда - с позиции одиночки.
- Это как? - заинтересовался Игорь. - Ваше обращение "дружок" я
принимаю...
- По поводу биовозраста, - без улыбки закончил мистер Эванс. - Ты
прав, мы живем в трудное время. Время беззаботности. Мир всегда
двигали вперед считанные проценты людей. Из звериных пещер к далеким
звездам мир вытащили гении. Те, кто придумали колесо и тормоз для
колеса. Пенициллин и многоступенчатые ракеты. Генную инженерию и
компьютеры...
Меня словно холодной водой облили. Не надо про генную инженерию!
Дискеты компьютера ударили мне в лицо жесткой коричневой лентой
запаха. Пузырек с лекарством на столе - удушливым искрящимся облаком.
Не надо!
А Тиммин отец, не замечая болезненной гримасы на моей физиономии,
продолжал:
- Раньше находилось занятие для всех. Но сейчас не нужны тысячи
людей, чтобы построить придуманный гением ракетоплан. И не нужны еще
сотни, чтобы прокормить гения и строителей. И десятки тех, кто лечил,
развлекал сотни и тысячи - тоже не слишком-то нужны...
- Киберюмористов пока не существует, - возразил вдруг Игорь.
- Да, но это мелочи. Так что в посылках ты прав. Выводы получились
неверные.
Мистер Эванс больше не смотрел на Игоря. Он вертел в руках
авторучку и негромко, словно самому себе, говорил:
- Таланты могут найтись у каждого, только пока это у нас не
очень-то получается. Но есть и другой выход. Заниматься своим делом,
даже если таланта в тебе - миллионная доля, а остальное - просто труд
и терпение. Заниматься, зная, что никогда не сотворишь чуда, что на
всю жизнь останешься одним из миллиона бесталанных, которые пользы-то
принесут как один-два настоящих гения.
- Вы имеете в виду себя? - жестко, не колеблясь, спросил Игорь.
- Да.
Мистер Эванс отложил в сторону несчастную авторучку, выгнувшуюся в
его пальцах затейливым вензелем.
- Я занимаюсь программой "Конвергенция". Это создание единого
языка, основанного не на смеси самых известных и простых языков, как
эсперанто, а на принципе логем.
- Логем?
- Да. Логема - это логическая единица речи, звукосочетание,
которое на любом мировом языке имеет одинаковый смысл.
Игорь рассмеялся.
- Чушь. Этого не может быть.
- Может. Выделено уже шестьдесят три логемы. Они понятны без
перевода любому человеку в мире. И каждая из этих логем - на счету
лингвистов-гениев, лингвистов от природы, от бога. Возможно, даже
наверняка, что в их труде есть доля таких же, как я, есть и мой вклад.
Но вычислить его невозможно - настолько он мал.
Мистер Эванс кивнул на книжные шкафы, на дискеты с записями.
- Я изучаю эволюцию имен собственных и местоимений в латышском
языке двадцатого века. Чем и как это поможет Шарлю Дежуа или Чери
Сайн, я не знаю. Но, возможно, поможет.
- Шарль Дежуа - это тот, кто расшифровал сигналы Маяка Пилигримов?
- задумчиво спросил Игорь. Не дожидаясь ответа, попросил: - А вы не
можете произнести хоть одну логему?
- Могу.
Мы с Игорем замерли. А отец Тимми скорчил какую-то гримасу, словно
разминая щеки, набрал воздуха и произнес... что-то короткое,
отрывистое, почти не запоминаемое. И абсолютно бессмысленное...
- Конечно, непонятно, - засмеялся Игорь. - Вот так логема! На
роддэров не действует.
- Нет, не понял, - с некоторым сожалением ответил я. И тут до меня
дошло, что я отвечаю на словно бы и не произносившийся вопрос. Через
мгновение это понял и Игорь.
- Вот так, - улыбнулся мистер Эванс. - Я произнес вопросительную
логему понимания. Она показалась вам бессмысленной, но содержащийся в
ней вопрос вы уловили.
- Хорошо, - после некоторой паузы признал Игорь. - Я беру назад
свои слова про бездельника. Но ведь и это не для всех. Многие, очень
многие не смогут работать, не видя результатов труда. Им-то что
делать? Их будет все больше и больше...
- А им надо держаться. Жить. Хоть роддэром, хоть
художником-абстракционистом. До тех пор, пока человек не сможет
управлять самой сложной на свете машиной.
- Какой это машиной?
- Самим собой. Пока обруганная и приевшаяся всем наука не даст
каждому возможность преобразиться.
- Телепаты-телекины... Люди-молнии, бессмертные, ясновидящие...
Так, что ли?
- Так. У человечества переходный возраст. А для него тоже есть
свои болезни: роддэрство, нелюбимый тобой авангардизм...
- Это мной-то? - Игорь рассмеялся, тряхнув семицветной гривой.
Они смотрели теперь друг на друга почти мирно. Но меня это не
радовало. Во мне клокотала ярость.
- Значит, преобразимся? - спросил я. - Расширение возможностей
человека - как лекарство от болезней человечества? А вы не слыхали,
что есть лекарства опаснее, чем сама болезнь?!
Мистер Эванс удивленно повернулся ко мне.
- Конечно, без случайностей не обходится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13