Мне
может помочь лишь чудо.
Эдгар тем временем взял с журнального столика деревянный ящичек.
Открыл, извлек короткую толстую сигару. Потянулся за массивной
зажигалкой из такого же красноватого дерева...
- Не стоит, - негромко попросил я. - Иначе мне прийдется уйти.
Эдгар торопливо отложил сигару. С улыбкой произнес: - Извини,
Миша. Чуть было не забыл, что ты "нюхач". Лучший в мире, если верить
газетам.
- Единственный в мире. "Нюхачи" - просто люди с тренированным
обонянием. Они похожи на меня не больше, чем вентилятор на
турбореактивный двигатель.
- Образно, но непонятно. До сих пор ты никак не проявлял своих
способностей. Я даже решил, что ошибся и везу к себе вовсе не Михаила
Кобрина.
Вот как. А утверждаешь, что забыл про мои способности. Нет, ты
прекрасно о них помнишь, Эдгар. И сейчас размышляешь, смогу ли я
сделать что-то, без чего тебе не жить...
Нарочито не обращая внимания на Эдгара, я вытер о салфетку и без
того чистые пальцы. Примерился и быстрыми движениями извлек из ноздрей
рыхлые, волокнистые комочки газовых фильтров. Бросил их в камин -
синтетическое волокно фильтров теряет способность аккумулировать
запахи примерно за полдня. И вдохнул - медленно, глубоко.
В глазах на мгновение потемнело. Потом зрение вернулось, предметы
стали еще более четкими. А в воздухе повисла разноцветная, мерцающая,
шелестящая паутина запахов...
- Уже год, как ты живешь здесь один, - тихо сказал я. - Три раза
за это время к тебе приходили женщины. Всегда разные. А раньше ты жил
с женой и двумя сыновьями. Они ушли от тебя - так, Эдгар? После этого
ты стал пить, очень много пить. Коньяк, водка, виски, вино... Ты
куришь - табак, а изредка и травку... С самого утра ты не курил ни
того, ни другого, и сейчас тебе довольно неуютно... Что тебе
рассказать еще?
- Хватит, Миша. Вполне хватит. - Эдгар ловко, не глядя, залил
остатки кофе в чашечке коньяком. Залпом выпил. - Ты прав, почти во
всем прав.
Странное выражение было у него на лице. Что-то из сказанного
причинило ему настоящую, неподдельную боль. А что-то, наоборот,
вселило надежду...
- Только в одном ошибка. Моя семья погибла, Миша. Отказало
автоуправление флаера. Говорят, такое случается раз в год. Это
оказался их год.
Он не врал. Очень легко определить, когда человек врет, а когда
говорит правду. Меняется запах пота, так резко и неожиданно, словно
передо мной внезапно оказывается совсем другой человек.
- Извини, - смущенно произнес я. - Я должен был понять сам. Все
вещи остались в доме, и одежда, и косметика, и игрушки...
- Ты и это чувствуешь?
- Да.
Эдгар не мигая смотрел мне в глаза. Потом вполголоса произнес:
- Я очень рад, что нашел тебя, Миша. Мы поможем друг другу. Ты
вернешь мне сына. А я подарю тебе полноценную семью. Такую, где будет
не только твоя любимая девушка, но и ваш ребенок.
У меня закружилась голова. Запахи, тысячи, миллионы запахов чужого
дома навалились на меня с чудовищной силой. Рецепторы, занимающие
девять этмоидальных раковин в моей искореженной мутацией носоглотке,
жадно впитывали информацию. Запахи людей, погибших год назад. Запахи
пищи, съеденной прошлой осенью. Запахи давным-давно выпитых вин... Я
даже не мог переспросить Эдгара, не мог узнать, чего он хочет от меня,
не мог встать, не мог шевельнуться. В клубящейся какофонии запахов,
звуков и цветов почти терялся слабый, далекий голос Эдгара...
- Ты когда-нибудь задумывался, почему мы все так стремимся иметь
детей? Парни твоего возраста влюблялись и мечтали о свадьбе во все
времена. Но никто из них не собирался немедленно заводить ребенка. А
многие ухитрялись прожить всю жизнь, не имея детей и не чувствуя себя
ущербными.
Новая нитка в дрожащем цветном узоре. Булькающий звук наливаемого
коньяка. Сложный рисунок запаха...
- Мы - раса уродов, Миша. Раса генетических уродов. Мы исковеркали
себя авариями атомных реакторов и химических заводов. Мы проводили
мутации, которые должны были сделать нас лучше... Лучше, чем мы могли
быть. Ты ведь тоже результат этих экспериментов, Миша. И прекрасно
знаешь им цену... иначе не ходил бы с фильтрами в носу, стараясь
забыть о даре, которым тебя наделили. Мы здоровы телесно, но в наших
телах спят генетические бомбы, проклятие будущих поколений.
Дети-дебилы, без ног и пальцев, без ушей и волос. Дети, которые не
должны родиться. Вот откуда наши генетические центры, наши проверки на
взаимную совместимость. Лишь одна пара из восьми получает право иметь
детей друг от друга. Для других - генетические доноры, приемные
дети... А то и полная стерилизация. То, что всегда было нормой, стало
исключением. Предметом гордости. Показателем собственной
полноценности.
- Не читай мне лекций, Эдгар, - прошептал я. - Да, я хочу быть
полноценным. И хочу жить с девушкой, которую люблю. Неужели я виноват,
что ее предки обитали рядом с хранилищами радиоактивных отходов и
чадящими фабриками?
- Конечно нет, Миша. Мы расплачиваемся за чужие грехи. А ведь это
несправедливо.
- Прошлое не изменишь, - с невольной горечью сказал я. - И что
толку в том, справедливо оно или нет.
- Как знать, Миша.
Я прикрыл глаза сосредоточиваясь. Задержал на мгновенье дыхание,
разгоняя цветной туман перед глазами. И посмотрел в лицо Эдгара -
посмотрел человеческим взглядом, а не сверхзрением "нюхача".
- Что ты хочешь мне предложить, Эдгар?
Он колебался. Все еще колебался, разглядывая меня сквозь
заполненное алкогольными парами сознание.
- Вначале ответь, Миша... Ты согласен нарушить закон, чтобы помочь
мне и себе?
- Да.
- Ты уверен?
- Да.
- Скажи... ты смог бы отличить запах моего родственника...
например сына, от запахов других людей? Найти его среди тысячи чужих,
незнакомых?
- Я проделал это десять минут назад.
Эдгар кивнул соглашаясь. И заговорил, быстро, словно боясь
передумать:
- Моя семья погибла, Миша. А еще за два года до этого я попал под
облучение. Детей у меня больше не будет. А ведь мой генотип был близок
к эталонному. Здоровые предки, никаких мутаций и наследственных
болезней. Я даже был генетическим донором три с половиной года... В
двух десятках семей растут мои дети, понимаешь?
- Ты хочешь, чтобы я нашел их? Это не просто незаконно, это
невозможно. Я не могу обнюхать миллионы людей.
- Речь не идет о миллионах. Мне стали известны, абсолютно
случайно, дата и город, где родился мой сын. У тебя будет список из
тысячи семей, которые нужно проверить. Найди его, найди моего сына!
Остальное я беру на себя.
Я кивнул. Тысяча семей, тысяча мальчишек, не подозревающих, что
они приемные дети. Работы на полгода, на год. Я могу совершить эту
подлость, могу сравнить их запах с запахом Эдгара. Выделить десяток
ароматических групп, составляющих неповторимую индивидуальную карту
человека по имени Эдгар. И найти мальчишку, у которого окажется
половина из них.
- А как ты собираешься помочь мне?
Эдгар подобрался как перед прыжком в холодную воду. - Я работаю в
Темпоральном Институте. Руководителем экспериментальной группы.
Я понял. И почувствовал, как по коже прошелся холодок. Я сделаю
для Эдгара подлую, незаконную вещь.
А он совершит подлость для меня.
Кабина спортивного флаера не отличается комфортом.
Одно-единственное кресло, не слишком мягкое и не способное
превратиться в кровать. Зато это очень быстрая, маленькая и незаметная
машина. Как раз то, что нужно.
Потягивая через соломинку лимонад - не слишком холодный, мне
всегда приходилось беречься от простуды, - я проглядывал отпечатанный
на бумаге список. Эдгар не хотел доверять его компьютерам - и был
прав.
В городке, куда я прилечу на рассвете, живут три семьи, внесенные
в список "подозреваемых". Сейчас ночь, и они мирно спят, не зная о
том, как хрупок их покой. Наше время отвыкло от преступлений.
Звезды смотрели на меня сквозь колпак кабины - крошечные холодные
огоньки. Когда-то мне нравилось повторять слова Канта - про звездное
небо над нами и нравственный закон внутри нас. Сейчас я был бы рад
забыть это сравнение.
Человек не способен изменить собственное прошлое. Эдгар, имеющий и
власть, и доверие в Темпоральном Институте, не мог отправиться на год
назад, в прошлое, и спасти семью от страшной, нелепой смерти. Ведь
этим он неизбежно изменял свое настоящее, то самое, в котором его
семья погибла. Он убивал бы самого себя, знающего о трагедии и
пытающегося ее предотвратить. Замкнутый круг, временная петля,
осознанная людьми еще тогда, когда машина времени казалась
фантастикой. Наверное, он провел не одну бессонную ночь, читал
серьезные научные труды и дешевые фантастические романы в поисках
выхода... И напивался до потери памяти, понимая, что выхода нет.
И тогда он решился построить свою семью заново. Найти сына - а в
качестве платы тому, кто способен был это сделать, предложить власть
над временем. Видимо, это стало его навязчивой идеей - изменить
прошлое, переиграть жизнь, пусть даже не себе самому. Иначе он нашел
бы другой путь склонить меня к преступлению. Или искал бы сына
по-другому...
Что-то здесь было не так. Слишком сложную, слишком рискованную
комбинацию разработал Эдгар. Мое преступление казалось невинной шуткой
по сравнению с тем, что должен совершить он.
Ну что ж. Эдгар мог вести двойную игру. Но если он принимал меня
за ошалевшего от любви юнца, то жестоко ошибался. Шестнадцать лет,
прожитых в мире, где я был лишним, научили меня диктовать свои
правила. И Эдгару еще предстоит это понять. Откинувшись на спинку
кресла, я посмотрел вверх.
И прошептал, подмигнув холодным огонькам в темном небе:
- Вы не вызываете моего восхищения. Так же, как и я сам.
Это была сто четырнадцатая семья из списка. И вторая из трех,
обосновавшихся в маленьком городке на берегу Енисея. Даже удивительно,
как занесло в крошечный, ничем и никогда не примечательный городок
сразу трех женщин, ставших десять лет назад матерями в рижских
больницах...
Я обосновался в сквере напротив дома - стандартной двадцатиэтажки,
причудливо раскрашенной снаружи и невыразимо обыденной внутри. Скверик
был зажат между выездами из подземных гаражей и маленькой посадочной
площадкой для флаеров. Площадка заросла травой и казалась порядком
заброшенной. Раз в неделю на ней садились такси, раз в месяц - машина
"скорой помощи" или коммунальной службы. Раза два в год, возможно,
прилетал на собственном флаере преуспевающий родственник кого-нибудь
из жильцов... Ну а все остальное время заросший травой кружок
принадлежал окрестным пацанам и дворовым кошкам.
Странно, здесь не было ничего, что могло бы вызывать зависть. И
все же я завидовал. Усевшись на старой деревянной скамейке,
разглядывая пыльные газоны и канареечно-яркие стены здания, я безумно
завидовал живущим здесь мальчишкам. У них было то, чего я оказался
навсегда лишенным. У них был двор. Двор, полный чудес, начиная с
подвала и крыши размалеванного бетонного монстра и кончая этой самой
площадкой, где редко-редко, распугивая недовольных котов, садились
чужие сверкающие машины.
В моем детстве этого не было. Был уютный, ни на что не похожий
коттедж в лесу. Были два флаера - один большой, семейный, а другой
маленький, юркий, похожий на божью коровку цвета стали. Был ангар за
домом, где стояли флаеры и любила ночевать ничейная собака по кличке
Рекс. И друзья, жившие поблизости в таких же красивых и дорогих
коттеджах... А вот двора, Двора с большой буквы, живущего по своим
законам и правилам, не было.
Наверное, я думал об этом потому, что собирался сейчас отнять у
какого-то мальчишки его дом. Его Дом и его Двор - то, чего он,
возможно, и не ценит сейчас. А еще - его семью, которую он должен
любить. Если, конечно, это не такой балбес, как я, добившийся в
одиннадцать лет права на самостоятельность и навсегда ушедший из
родного дома...
Блеснула на солнце, поворачиваясь, стеклянная дверь одного из
подъездов. Придерживая за руль легкий спортивный велосипед, во двор
вышел мальчишка. Лет десяти, темноволосый, - в вылинявших джинсиках и
оранжевой майке. "Подозреваемый"? Вполне возможно...
Привстав со скамейки, я энергично махнул ему рукой. Не кричать же
через весь двор, вызывая любопытство многочисленных соседей.
Секунду мальчишка колебался, внимательно рассматривая меня. А
затем направился к скамейке, прислонив велосипед к стене и всем своим
видом показывая, что делает мне огромное одолжение.
- Привет, - как можно небрежнее бросил я. - Ты случайно не знаешь
Марию Денисенко? Она живет в вашем доме.
В глазах мальчишки мелькнула настороженность.
- Знаю, - негромко ответил он. - Это моя мама.
Я обрадованно улыбнулся. Вполне искренне, кстати. Уже через
полчаса я смогу начать проверку третьей семьи, а к вечеру, даст Бог,
вообще покину этот город.
- Мне сказали, что она хороший преподаватель химии, - начал я
заранее приготовленную легенду. - Собираюсь поступать в университет,
вот и решил позаниматься с кем-нибудь перед экзаменами...
Мальчишка помотал головой - облегченно и в то же время
разочарованно.
- Не-а... Мама преподает физику, а не химию. Вам неправильно
сказали.
Я ругнулся. Высморкался. И засунул в карман платок вместе с
тампончиками газовых фильтров.
- Вот обидно... А я второй час ее поджидаю... Ты точно знаешь?
Твоя мама преподает именно физику?
Я продолжал молоть какой-то вздор. А сам вдыхал запах:
разноцветный, непрерывно меняющийся, похожий на узор в калейдоскопе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13