А насчет отправки в тыл давай так решим... Самолетов пока нет, погода их к нам не пускает. А к приемке первого же самолета ты постарайся выздороветь! Тогда и спорить с врачами не придется. Идет?
Миша соглашается. Обхожу раненых, разговариваю с ними, потом спрашиваю главного хирурга Тимофея Константиновича Гнедаша, получила ли медсанчасть из хозяйственной роты двух дойных коров.
- Да! И хороших подобрали, - отвечает Гнедаш. - Каждая литров по пятнадцать дает. На всех-то раненых этого, конечно, маловато.
- Ничего не поделаешь, доктор. Больше брать с собой нельзя. За Стырью еще вам достанем. Да и население будет приносить молоко. Вот увидите!
После госпиталя побывал у артиллеристов и разведчиков. Все в порядке. Люди кончали обедать. Возвращаюсь к себе, чтобы тоже поесть горяченького. Наверно, в ближайшие дни питаться будем всухомятку.
Когда я, окончательно собравшись в путь, вышел из хаты, возле штаба и ближайших землянок уже хлопотали минеры. Навстречу попался высокий, кудрявый, вечно улыбающийся Володя Павлов, москвич, до войны студент, а теперь один из самых знаменитых наших подрывников.
- У вашей хатки, Алексей Федорович, хочу заложить посерьезней, с двойным зарядом. Жилище командира нам дороже всего! - говорит Павлов.
- Не надо двойную! Она так грохнет, что от жилища ничего не останется... И об экономии тола забыл, что ли? Поставь что-нибудь помельче.
- Можно и помельче. У меня широкий ассортимент! - усмехается Володя.
Этот парень уже столько подорвал эшелонов, столько исковеркал паровозов и вагонов, что его, как я шутя любил говорить, не примут после войны обратно в институт инженеров железнодорожного транспорта, где он раньше учился.
У нагруженных подвод стоит с пустым мешком в руках старшина штаба Семен Михайлович Тихоновский и манит к себе козочку Зойку. По дороге на Волынь, когда мы стояли на реке Уборть, партизаны поймали в лесу двух новорожденных диких косуль, козленка и козочку, стали выкармливать, приучать к людям. Козленок все-таки убежал, а козочка, названная Зойкой, быстро одомашнилась, привыкла к нам и стала Любимицей комендантской роты.
Вот посаженная в мешок Зойка привычно высунула наружу голову через сделанную для этого прорезь и с высоты телеги Тихоновского смело поглядывает по сторонам.
Зойка погрузилась, минеры работают, значит - конец сборам, значит можно выступать.
С западной стороны по-прежнему время от времени доносятся глухие разрывы.
* * *
Ровно в 16.00 колонна двинулась по узкой лесной дороге. Впереди идет 7-й батальон Федора Ильича Лысенко, этот же батальон выслал головную походную заставу. Разведка выступила еще раньше.
Командир 7-го батальона по довоенной своей профессии - педагог, историк. Но всякий, кто не знает этого, увидев энергичную, подтянутую фигуру Лысенко, его хорошо подогнанное обмундирование, услышав, как четко и сжато отдает он приказы, обязательно подумает: военная косточка, кадровик! Война быстро меняет людей. Батальон у Лысенко боевой, закаленный, тоже из тех, что сформированы еще на Черниговщине. Федор Ильич - член нашего подпольного обкома.
Начал накрапывать нудный мелкий осенний дождь. Это и хорошо, и плохо. Плохо, что мокро, зябко, труднее двигаться, но зато нет в небе самолетов. Наша колонна растянулась на три километра, но скоро к ней должно еще пристроиться подразделение соседнего партизанского отряда.
Соседей в этом партизанском крае у нас немало. Восточнее и южнее действовали отряды соединения генерал-майора В. А. Бегмы, секретаря подпольного Ровенского обкома партии. Там же находились отряды специального назначения полковника Д. Н. Медведева, подполковников Н. А. Прокопюка, В. А. Карасева и А. П. Бринского. Одно из подразделений Бринского, расположенное по эту сторону Стыри, и должно было пойти с нами.
В каких-то особых, но абсолютно непонятных мне конспиративных целях все командиры у Бринского фигурировали под довольно странными псевдонимами. Сам Антон Петрович именовался "дядей Петей". Его начальника штаба Перевышко величали "дядей Сашей". Были там и "дядя Ваня", "дядя Миша", "дядя Лева", в общем, все "дяди". Меня эти клички всегда раздражали. Ладно, берите себе псевдонимы, если нравится, хотя время для них и прошло, но не такие, от которых веет чем-то панибратским, отнюдь не воинским. Кстати сказать, как раз партизаны ближайшего к нам "дяди" не отличались особой дисциплинированностью. В этом пришлось сегодня лишний раз убедиться.
Вдруг мне докладывают, что в середину колонны вклинились какие-то повозки с гражданскими людьми, отчего задержалось движение. Поворачиваю своего жеребца Адама и рысью еду к месту происшествия. Вскоре открывается следующая картина.
Из боковой просеки выезжает огромная вереница подвод, пытаясь влиться в нашу колонну. Повозки нагружены домашним скарбом; сверху, на узлах, сидят бабы, ребятишки. Ко многим подводам привязаны коровы, где-то повизгивает поросенок, кудахчут куры. Кто это? Откуда? Но тут я замечаю сопровождающих обоз вооруженных людей с красными ленточками на шапках, вижу восседающего верхом на коне "дядю" и начинаю понимать, что произошло.
Оказывается, соседи двинулись в поход вместе со всеми мирными жителями, группировавшимися вокруг их лагеря. К тому же они хотят занять в колонне совсем не то место, которое им предназначено.
- Почему нарушаете порядок? Зачем с вами гражданские? - спрашиваю я командира.
- А куда их девать?!
- Мы еще три дня назад об этом говорили: спрятать в лесу, дать продуктов, оставить охрану...
- Так обстановка же изменилась!
- При чем тут обстановка? Мы на марше, а не на прогулке за грибами. В любую минуту может начаться встречный бой... Немедленно повернуть гражданских в лес и сделать для них все предусмотренное приказом. Выполняйте!
Сосед подчинился. Но пока делалось то, что надо было сделать заранее, прошло два часа с лишним.
Наконец мы тронулись дальше, однако вскоре опять произошла непредвиденная задержка. Нас догнала повозка-фурманка из дальнего, оставшегося у дороги Ковель - Брест, 9-го батальона. В повозке лежал тяжелобольной партизан. Вздувшаяся на шее флегмона грозила ему смертью от удушья. Требовалась срочная операция.
- Сколько она займет времени? - спросил я Гнедаша.
- Сорок минут.
Это немало, особенно после того как уже потеряли больше двух часов. Но нельзя допустить гибели человека ни за что ни про что, от какого-то паршивого гнойника! Делаем новую остановку.
Только глубокой ночью мы подходим у деревни Млынок к реке. Лес кончился, последние два-три километра двигались по открытой местности. Перебраться через Стырь рассчитываем вброд: разведка донесла, что уровень воды здесь невысок. Первой начала переходить речку головная застава.
Неожиданно тишину нарушили близкие разрывы - один, другой, третий... С противоположного берега бьют по переправе минометы. И почти сразу же заговорил пулемет. Засада! Сможет ли наша рота ее сбить? Снова остервенелый лай пулеметов. Опять близкие разрывы. Мины рвутся в воде, вздымая фонтаны. Вот ухнула пушка, как будто 76-миллиметровая. Наиболее удобное для переправы место оказалось хорошо пристрелянным бандеровцами.
Головной роте перейти Стырь не удалось. Противоположный берег обрывист, крут, поэтому позиция у врага очень выгодная. Одному из батальонов, наверно, придется сделать глубокий обход и ударить по националистам с тыла. А пока надо оттягивать колонну обратно к лесу, ведь огонь могут перенести и на нее. Не так-то легко развернуть примерно пятьсот подвод в темноте, да еще по осенней распутице! К восходу солнца мы все же втянулись в лес, начали рассредоточивать штабное хозяйство по опушке, как вдруг снова загремели выстрелы; теперь трескотня автоматных очередей, вспышки винтовочного огня где-то близко, совсем рядом.
Бандеровцы двигались по нашему следу или подобрались к нам стороной. Конечно, сил у нас достаточно, но вести бой в наши планы сейчас не входит. Все же нам его навязали. Значит, надо не только обороняться, но и оттеснить бандеровцев подальше, как следует их расколотить.
Всякий бой в лесу труден. Но особенно труден он на рассвете, при плохой видимости, и к тому же с националистами, которых по одежде не отличишь сразу от своих. Бандеровцы, как и партизаны, одеты кто во что горазд, и не все носят на шапках кокарды-трезубцы петлюровских времен. Да где уж издали вглядываться в кокарды! Поэтому нередко стороны сближаются настолько, что дело доходит до ожесточенных рукопашных схваток. Так и сегодня. Связной из 7-го батальона, принявшего основной удар бульбашей, докладывает, что там уже дерутся прикладами и кинжалами. Посылаем на подмогу Лысенко два взвода конников.
Мой КП у какой-то телеги. Рядом стоят Дружинин, Рванов, заместитель по разведке Солоид и еще два-три командира. Обсуждаем, что предпринять дальше. Оставаться в лесу при сложившейся обстановке невыгодно. Бандеровцы наверняка подтянут резервы, снова будут наседать, а мы не сможем пустить в ход ни артиллерию, ни пулеметы. Отойти же к деревне Млынок, что у самой переправы, - значило подставить себя под артиллерийско-минометный огонь с того берега.
Смотрим на карту, прикидываем разные варианты маневра. Решаем занять село Мульчицы, находящееся километрах в шести вниз по течению Стыри. Село большое - можно всем разместиться. Авиация пока не угрожает: погода нелетная. Подходы к Мульчицам открытые, что благоприятствует обороне. Заняв село, надо сразу же искать место для переправы и перейти реку там, где противник нас не ждет.
Пока мы совещаемся, бой на участке 7-го батальона стихает. Бульбашей удалось оттеснить в глубь леса, да и полегло их немало. Многие партизаны проявили в этом бою стойкость, находчивость и отвагу. Одним из героев оказался бывший матрос Степан Знаменщик.
С полсотни националистов окружили командира батальона Лысенко, комиссара Криницкого, командира одной из рот Бовтуна и двух рядовых партизан. Упали, сраженные пулями, Бовтун и рядовые. Отполз куда-то в сторону Криницкий. Легко раненный в руку Федор Лысенко остался один. Бандеровцы смыкали кольцо, чтобы взять комбата живым.
Это увидел Знаменщик. Он бросил подряд четыре гранаты, сделал брешь в кольце и крикнул Федору Ильичу, чтобы тот выбирался из окружения. Не давая бульбашам опомниться, Степан застрочил по ним из автомата. Лысенко был спасен. Подсчитали, что герой моряк уничтожил двадцать восемь националистов.
Жаль Бовтуна! Хороший был командир, скромный и милый человек... Совсем недавно мы приняли его в партию. Сообщают и о других тяжких для нас потерях. Еще ночью у самой реки был опасно ранен алмаатинец Вася Смагин. Выживет ли бедняга?
У нас было два Васи Смагина. Разными путями, но почти в одно время зимой 1942 года - пришли они в отряд. Для того чтобы не путать тезок и однофамильцев, их отличали по названиям городов, откуда они были родом. Один Вася Смагин-Алма-Ата, или алма-атинский, другой Вася Смагин-Киров, кировский.
Кировчанин погиб смертью храбрых этим летом. Вася алма-атинский казался завороженным от пуль. Всегда впереди, всегда жизнерадостный, неунывающий... Он и стихи писал. Многие знали его "Послание Гитлеру", начинавшееся так: "Адольф, Адольф! Тебя клянут народы, когтями идола скребещешь ты сердца..." Конечно, неизвестно, почему у идола вдруг когти и что это за слово "скребещешь", по стихи партизанам нравились, и, узнав, кто их автор, они еще больше стали уважать Смагина-Алма-Ату. И вот теперь Василий тяжело ранен, вряд ли выживет... Война!
Селом Мульчицы мы овладели в середине дня, перебазировались туда, заняли оборону. Сразу же провели саперную разведку. Поблизости от села места для переправы самые неблагоприятные. Не только восточный, но и западный берег крутой, и река тут глубже, чем у Млынка, вброд ее не перейти. Но ведь это прекрасно известно и бандеровцам. Они, вероятнее всего, предполагают, что партизаны вернутся ночью к Млынку, чтобы снова попытаться там форсировать Стырь. Значит, переходить надо именно здесь, у Мульчиц, а для этого готовить мост-переправу.
И вот, когда после трудной бессонной ночи все старались хоть немного отдохнуть и привести себя в порядок, саперы принялись за работу. Тут же в селе нашли необходимый лесоматериал. Надо заранее сделать козлы-опоры, сколотить звенья настилов, чтобы с наступлением темноты оставалось лишь подтащить их к реке.
Мы не имели отдельного строительного подразделения. Зато все наши подрывники были еще и хорошими плотниками. Попробуйте построить тот же мост без единого гвоздя! Далеко не каждый возьмется... А у нас всё строили без гвоздей. Для партизан самый обыкновенный гвоздь очень дефицитная штука. Где его взять? Не просить же, чтобы прислали с Большой земли! Оттуда лучше получить лишний пуд взрывчатки или патронов. Сначала по десять раз использовали старые, выдергивая их, выпрямляя, но все равно гвоздей всегда не хватало. Пробовали делать их сами из толстой проволоки, но без шляпок они плохо соответствовали своему назначению. В конце концов партизаны отказались от гвоздей и всё, от табуреток до мостов, сколачивали на деревянных шипах и клиньях.
Строителями переправы командовал Алексей Садиленко, человек могучего здоровья и неуемной энергии. Казалось, что Садиленко - один в нескольких лицах. Вот только что он был рядом с Рвановым и требовал выделить в помощь саперам взвод для выравнивания подходов к реке. Проходишь по улице чуть дальше - и снова видишь Алешу, приказывающего старосте собрать в селе все лопаты. Заглянешь в какой-нибудь двор, а Садиленко уже там, машет вовсю топором, проворно и ловко обтесывая бревна.
Националисты время от времени постреливают из леса, но идти к Мульчицам по открытой местности не решаются. Конечно, никого из жителей мы за село не выпускаем, чтобы бульбаши не дознались о подготовке партизан к переправе. Народ тут неплохой, настроен по-советски, но разве не бывает паршивой овцы и в хорошем стаде?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53