– Кроме того, то, о чем вы говорили, очевидно, предназначалось держать в тайне от тех, кто не является членом вашего Ордена.
– Я могу наложить и более сильное заклятие, – ответила Эвайн несколько раздраженно. – Для этого я и привела вас сюда, хотя новое очистительное заклинание может быть тоже полезно – если оно не совсем таково. Оно не кажется столь уж опасным, во всяком случае.
Кверон кивнул несколько неохотно.
– Ты прав в обоих случаях, Йорам. Однако я не уверен, что тайное братство нашего Ордена все еще существует – мы использовали его в своих специфических целях. Кроме того, признаюсь, меня это тоже заинтересовало.
Боже милостивый, я не помышлял об этом годы. – Его лицо исказилось. – Мне все еще неловко показывать это вне Ордена, ну да ладно. Я сделаю это. Клятвы, которыми мы обменялись, так же серьезны, как все то, чем я клялся гавриллитам. Давайте попробуем.
– Ты уверен? – спросила Эвайн.
– Да, уверен.
Кверон ловко разобрал матрицу из кубиков и расставил их в первоначальное положение. Четыре белых образовали квадрат в центре с четырьмя черными по диагонали. Он сжал пальцы и быстро выгнул их назад, пока суставы не хрустнули. Потом разжал и повертел ими, покуда он приводил в порядок свои мысли, а Эвайн и Йорам подступили к нему с обеих сторон.
– Я думаю, сначала нужно воздвигнуть алтарь, – тихо сказал Кверон, подняв свою правую руку над кубами. – Мастер всегда проводил особые процедуры стоя. Я не знаю, есть ли какая-то разница, но думаю, что нам следует соблюсти все изначальные условия по мере наших возможностей.
– Я согласна, – сказала Эвайн, в то время как Йорам неодобрительно, но тем не менее покорно взглянул на нее.
– Итак, я называю составляющие. Prime! – сказал он, касаясь указательным пальцем белого куба в верхнем левом углу квадрата и произнося его номен. (Скорбь Гвинедда.)
Кубы активизируются обычным способом и относительно баланса, достигаемого благодаря конфигурации, делается следующее замечание:
…черный и белый на диагонали, сила, сдерживаемая в равновесии Добром. Доведение операции до ее логического конца приведет к появлению Колонн Храма, но лишь в трех измерениях, в противовес самому алтарю, заложенному как Средняя Колонна, промежуточная сила, которая может способствовать достижению еще более грандиозных результатов. (Скорбь Гвинедда.)
Как мы видели, Кверон продолжает, воздвигая особые колонны, и возводит алтарь. Затем он переходит ко второй части процедуры, которая в конце концов позволит получить маленький алтарь кубической конфигурации, относительно которого спустя годы будут сделаны многие предположения.
– И так далее, и тому подобное… – проговорила Эвайн. – Ручаюсь, тебе придется начать сначала. Это последний шаг, насколько я понимаю.
Вновь вдохнув, Кверон кивнул, разобрал сложенный куб и расставил кубики в их первоначальное положение – белые в центре образовывали квадрат, черные стояли по углам.
– Ты все еще уверен, что хочешь сделать это? – спросил Йорам.
Кверон кивнул.
– Безусловно. Теперь я знаю намного больше, чем тогда, когда был послушником. И мне интересно, с каким намерением старый Мастер делал это. Я помню, что это всегда проходило в полнолуние или новолуние, и послушников воодушевляли на то, чтобы они бодрствовали всю ночь в часовне Богоматери за ночь до этого – хотя это в общем-то было не обязательно. Достаточно странно, потому что нам редко предоставляли право делать выбор.
Он сделал еще один вдох, будто отряхая тяжесть давивших его воспоминаний, подержав затем некоторое время руку над кубами.
– Отлично. Она начинается точно так же, как и другие вариации, с наименования восьми компонентов. Я помню, что Мастер никогда не произносил вслух номенов, он полагал, что это мешает поддержанию должного ментального состояния. Так что я буду поступать так, как он.
Не дожидаясь их ответа, он быстро провел указательным пальцем над восемью кубами в том же порядке, как и прежде, начиная с четырех белых и затем называя четыре черных. И в каждом загоралась искра жизни, как только он касался их, Эвайн и Йорам с легкостью следовали за ним от Prime до Octave.
– Первая половина следующей части проходит точно так же, – прошептал Кверон. Он положил большой и указательный пальцы на Prime и Quinte и нараспев произнес знакомый патроним, поменяв их местами: Prime et Quinte inversus!
Затем последовали Quarte и Octave, их патроним был едва ли не пропет.
– Quarte et Octave inversus!
Когда он переставил вторую пару, в результате получился квадрат с перемежающимися черными и белыми полями с кубами противоположного цвета на каждом углу. И теперь, вместо того, чтобы переместить Prime и Septime, Sixte и Quarte, как это было сделано прежде, он поднял белый Prime с верхней левой диагонали и осторожно поместил его на Quinte – верхний левый черный куб – с приветствующим распевом одного из жутковатых волшебных хоралов гавриллитов.
– Primus est Deus, Primus in aeternitate. Amen. Касаясь правой рукой груди, он сделал низкий поклон в сторону алтаря и затем подобрал черный Sixte, осторожно положив его на белый Seconde, распевая следующий салютус:
– Secundus est Filius, Coaeterus cum Patre. Amen. Он снова низко поклонился, прежде чем взять черный Septime и поместить его на Tierce.
– Tertius est Trimitas: Pater, Filius, et Spiritus Sanctus. Amen.
Еще один поклон, прежде чем взять последний куб, Quarte, чтобы положить его на Octave и завершить черно-белый алтарь.
– Quattuor archangeli custodes quadrantibus sunt. Quattuor quadrant coram Domino uno. Amen.
Сложенный куб сиял мягким опаловым светом своих составляющих, словно драгоценная миниатюра больших кубов белого и черного мрамора, что поддерживали белую алтарную плиту, на которой он покоился. Кверон поднял сложенные руки к кубам, на некоторое время закрыв глаза, пока он старался сконцентрироваться, чтобы продолжать далее. Затем разъял руки, повернув ладони внутрь друг к другу, и начал произносить заклинание.
– De profundis clamavi te, Domine: Domine, exaudi orationem meam. Adorabo te, Domine..
Молясь, он воздел руки над кубом, чуть согнув ладонь, словно в благословении, плотно сжав пальцы. И все почувствовали, как нарастает напряжение – упругое покалывающее ощущение, которое охватило голову и мгновенно дошло до пальцев ног.
– Fiat lux in aeternam. Fiat lustratio, omnium altarium Tuorum, – прошептал Кверон. – Да будет свет в вечности, и пусть очистятся все алтари Твои…
Под ногами Кверона загорелся свет, исходя от матрицы кубов. Как только он раскрыл свои ладони и воздел руки, свет потоком вырвался вверх меж них – столб огня, поднимавшийся над матрицей, толщиной и высотой с предплечье мужчины. Продолжая петь, он на мгновение поднес руки, к глазам, затем скрестил их на груди и низко поклонился.
– Quasi columna flammae me duces, Altissime, in loca arcana Tua… Подобно столбу огня, веди меня, Всевышний, в Твои сокровенные покои…
Он закончил читать псалом. Столб огня продолжал висеть в тишине. Без страха Кверон протянул свою правую руку к вершине столба, опустив ее в пламя.
– Gloria in excelsis Deo…
Но пламя, казалось, не жгло, а лишь отступило под его прикосновением. Столб утолщился, растекаясь шире и шире из матрицы по мере того, как рука Кверона опускалась все ниже и ниже, живой свет разливался по поверхности алтаря вплоть до самых его краев и затем переливался каскадом через них и исчезал у черного основания плиты. Рука Кверона коснулась верха матрицы, как только свет достиг края плиты, и, поддавшись напору, сам алтарь начал погружаться, продолжая светиться.
– Иисус непорочный, куда он уходит? – прошептал Порам.
– Вниз, в кафедру, – раздался полный благоговения ответ Эвайн. – Хотя мне почему-то кажется, что заклинание Мастера никогда не приводило к этому.
По лицу Кверона было видно, что он и сам удивлен результатом, но он продолжал петь Славу, и алтарь все погружал – и погружался до тех пор, пока белая плита не оказалась на уровне пола кафедры, опускаясь ниже него до тех пор, пока коленопреклоненный Кверон более не мог держать свою руку на меньшем кубе. Он не остановился, пока верх плиты не погрузился на всю свою высоту и еще примерно наполовину ниже пола кафедры, как раз, когда пение Кверона прекратилось. Эвайн и Йорам тоже стояли на коленях, беспокойно глядя в провал, образовавшийся в результате погружения алтаря.
– Почему он опустился? – прошептал Йорам, когда Эвайн вызвала заклинанием огненный шар и послала его в отверстие.
У Кверона перехватило дыхание, когда свет позволил увидеть глубину провала, он откинулся назад по направлению к северу и упал на живот, чтобы рассмотреть все получше, в то время как другие двое не отрываясь смотрели вниз.
– Там есть проход, это может быть лестницей, ведущей вниз! (Скорбь Гвинедда.)
Осмотрев пустую палату, что лежала внизу, Эвайн продолжает дальше размышлять о возможном значении процедуры, только что проведенной Квероном.
– …Когда ваш Мастер читал это заклинание, ты говорил, что он всегда проделывал это у алтаря из голубого камня в вашем Доме Собраний.
– Да, именно.
– И он проводил это как медитацию и ритуал очищения алтаря. Правильно?
Кверон кивнул.
– Полагаю, этот ритуал берет начало от более древней традиции, которая использовала скорее черно-белый кубический алтарь, чем алтарь из голубого камня, – начала Эвайн. – Вполне возможно, что данный ритуал не только очищает алтарь, но и приводит в действие механизм открытия пути, ведущего в другое, еще более сокровенное внутреннее святилище.
Йорам многозначительно кивнул.
– И если изначальная традиция была передана не полностью, что иногда случается, то об этом никто и не догадывался. Или, может быть, дополнительное значение его было потеряно в слиянии различных направлений дисциплины, которая составляла традицию гавриллитов.
– Вполне вероятно, – согласился Кверон. – Однако, если существовали потаенные палаты под черно-белыми алтарями, Боже праведный, что же говорить об алтаре в подземелье развалин? Он находится как раз в середине древних останков. Может быть, под ним находится другая палата? Что если варнариты спрятали там наиважнейшие архивы? (Скорбь Гвинедда.)
В дополнение к тому, что этот отрывок иллюстрирует и на что намекает относительно гавриллитов, становится ясно к его завершению, что продемонстрированное Квероном – всего лишь один из способов проработки конфигурации кубического алтаря, по поводу которого Камбер и Йорам строили догадки в течение многих лет задолго до этого. Ко времени, когда Эвайн берет в руки кубы отца и просто складывает из них две башни – черную слева и белую справа в качестве символов Колонн Храма, – мы знаем, что по крайней мере этот дерини прошел весь цикл, возвратившись в точку, где в физической экипировке более нет необходимости.
Итак, перед ней был символ того, что она должна сделать, детский в своей простоте – символическое изображение задачи, для которой все остальное было всего лишь прологом, исполненным тщательно, чтобы подвести ее к пониманию этого.
Лишь благодаря усилию ее воли и ради человека, который научил ее использовать эту силу воли, она теперь должна сделать из крошечных символический колонн настоящие, неколебимые Колонны Храма – храма Духовных Мистерий, чьи коридоры ведут к самому Божеству, жизни и смерти, на глубины, лишь изредка открываемые смертным, все еще связанным физическими формами.
И меж этими колоннами она должна пройти, в буквальном смысле, пройти за сам Пурпурный Занавес, если только она еще не потеряла надежду вернуть этого человека…
Сделав глубокий вдох и погрузившись еще глубже в ни на что не похожий реквизит, необходимый для процедур этого типа, Эвайн обратила свой взгляд на Колонны, наблюдая, как они растут, становясь больше, тянутся к потолку – конечно, дойдя лишь до границ круга – остановившись, заполнив его пространство. В мире теней, к которому теперь она обратилась помыслами, она знала, Колонны будут так же реальны, как и пол под ее ногами, неколебимыми благодаря силе, которая преступила пределы времени и пространства физического мира. Туман меж Колоннами, казалось, стал еще гуще как раз в то самое время, когда Колонны приобрели реальные формы, и она поднялась в своей астральной форме, чтобы лучше оглядеться, покинув тело, что продолжало мирно сидеть. (Скорбь Гвинедда.)
15. ЦЕЛИТЕЛИ И ИСЦЕЛЕНИЕ
Когда мы говорим о Целителях в контексте дерини, мы не имеем в виду обыкновенных врачей, но индивидов, которые силой воли и разума способны катализировать и акселерировать природные наклонности тела по направлению к целостности и здоровью. Таким образом, создается впечатление, что исцеление – весьма специализированное направление в пределах общего спектра способностей, доступных всем дерини, то есть не все дерини являются Целителями, но, все Целители – дерини.
В противовес другим способностям дерини, которые постепенно выходят на поверхность и раскрываются еще в раннем детстве, талант Целителя обычно начинает проявлять себя лишь с наступлением половой зрелости, хотя изредка в ответ на острую необходимость созревший дар может выйти на поверхность спонтанно в более раннем возрасте. Такая необходимость позволила Целительским способностям Риса Турина достичь уровня, на котором его можно было использовать к одиннадцати годам, – совершенно неожиданно, так как ничто в его родословной не давало возможность предположить, что он может быть в будущем Целителем – и даже раньше, если бы его будущий целительский потенциал был бы предсказан. (Архивы дерини.) Примерно двадцать лет спустя Рис был способен различить подобный же потенциал в двух своих детях почти с момента их зачатия. Мы еще не знаем, как Джеруша пронесет свой дар Целителя, однако Тиэг уже считается необычайно рано развившимся даже среди Целителей – хотя пользы от силы Целителя, проявившейся в три с половиной года, было бы не много, если бы не способность его матери направлять ее. Сама Эвайн не была Целителем, однако значительный опыт работы с Рисом дал ей умение фокусировать способности Тиэга. (Камбер-еретик.) Если бы она была рядом, когда Рис лежал, умирая, кто знает, может быть, она смогла бы тоже использовать и направить его силу, сохранив ему жизнь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43