Наверно, у меня такой талант. Так мама говорит. Но дело не в этом. Никогда не надо хвалиться. Я и не хвалюсь. Просто я умею его пить! Он мне даже нравится. А Гизи он не нравится. А ей-то как раз очень надо его пить. Ей просто нельзя без рыбьего жира, потому что у нее чахотка. Это такая болезнь, которой Гизи заболела в Германии. Потому что, когда она родилась, им нечего было есть: ей, ее маме и папе. Они очень бедно жили там, в Германии. Ее папа коммунист-подпольщик, он был тогда безработным. Потому Гизи и выглядит как фарфоровая. Это, конечно, красиво, но плохо: это говорит о том, что человек нездоров. Гизи надо вылечить, и мы ее обязательно вылечим. Для того она и приехала в СССР, чтобы вылечиться. Гизи должна не только к врачам ходить – она должна хорошо есть. Она должна есть масло и разные жиры и особенно пить рыбий жир – это главное! В этом-то все и дело. И тут большая ответственность лежит на мне. Потому что это я должен научить Гизи пить рыбий жир. Так мама придумала. Моя мама здорово придумывает разные такие вещи. Мы с мамой даже разработали план, как я научу Гизи пить рыбий жир. Это надо делать очень тонко, сказала мама, дипломатически... Вы знаете, что значит делать что-нибудь дипломатически? Дипломатически – это значит вежливо, осторожно. Сделать все ловко, так, чтобы никто ничего не заметил, а все получилось как надо! Можно, конечно, просто подойти к человеку и сказать ему: «Пей рыбий жир! А ну, пей!» – и силком влить ему этот рыбий жир в рот. Можно ему даже руки связать, для верности. Но это уже будет недипломатично! Это будет просто грубо, как говорится – в лоб! А такие вещи нельзя делать «в лоб», так вы ничего не добьетесь. Человек просто выплюнет этот рыбий жир, и все! А если он его и проглотит, то еще пуще возненавидит. Нет, так делать нельзя! Недаром мы наркоминдельцы, сказала мама. Все наркоминдельцы должны быть дипломатами. Как отец. Он ведь дипломат, мой отец. И я дипломат. О, я еще какой дипломат! Сейчас вы увидите...Когда я и мама разработали план, мы пригласили Гизи в гости. Гизину маму мы не пригласили, хотя она знала про наш план. Но ее нельзя было приглашать – это опять было бы недипломатично. О, это очень сложная вещь – дипломатия, сразу в ней ничего не поймешь. Мы пригласили Гизи одну. Когда она пришла, у нас были очень хитрые лица, но она ничего не заметила.Она сразу подошла к моим игрушкам, и мы стали играть. Мы взяли мою грузовую машину и насадили в кузов разных зверей: мишку, крокодила, обезьяну... Но они не были обезьянами и крокодилами – они были как будто людьми. Кукол-то у меня нет, вот в чем дело. Я же не девочка! Поэтому мы с Гизи посадили в машину разных зверей, и они поехали на парад. Гизи тянула их за веревочку.У нас большая комната – одна, но большая. В ней даже есть камин. Очень красивый камин, выложенный темно-зелеными плитками, с решеткой перед очагом и полкой наверху, на которой стоят разные статуэтки. Камин – это такая печка. Но мы камин не топим, вернее, очень редко его топим, раз в год. Потому что он нам, в общем-то, ни к чему. Нам просто некогда им заниматься. Мы ведь все заняты: отец, мама и я. Камин остался в этой комнате от старых времен, когда в ней жили какие-то бездельники. Они топили этот камин и сидели перед ним в креслах и пили пунш – это такой горячительный напиток. Если его выпьешь, то становится горячо. Я один раз попробовал пунш – чуть-чуть, один только глоточек – на Новый год, когда у нас были гости. Этот пунш горячий, как чай, и красный, как чай, его так и пьют горячим перед горящим камином. Но это было только один раз, в прошлом году, а так нам некогда заниматься разными там пуншами да каминами. Мы рабочие люди, сказал отец. И все-таки я нашел применение этому камину. Я сделал из него трибуну для парада. В камине стоял у меня народный комиссар и принимал парад. А перед камином на полу стояли оловянные солдатики, то есть красноармейцы, несколько полков. Потом подъехала Гизи с машиной. Парадом командовал я. Но мне было очень тяжело командовать парадом, потому что я все время думал о другом... Вы сами понимаете, о чем я думал. О рыбьем жире я думал!Мама сидела за столом и читала, но я видел, что она только как будто читала, на самом деле она тоже думала о рыбьем жире. Я это ясно видел, потому что мы с мамой все время перемигивались, имея в виду этот рыбий жир. Одна Гизи только ничего не знала, она только игру имела в виду. Когда она отвернулась к камину, я посмотрел на маму и кивнул головой. И мама кивнула головой. И тогда я встал и сказал громко:– Эх, охота мне что-то выпить рыбий жир!– Да ладно уж, играй, – сказала мама. – Потом выпьешь.– Просто не могу, – сказал я. – Очень охота выпить!Я это сказал и посмотрел на Гизи – что она скажет? Но она ничего не сказала. Она ползала по полу на коленках и катила впереди себя грузовик. Тогда я встал перед Гизи и опять повторил, глядя ей прямо в глаза:– Так охота выпить рыбий жир! Просто ужас! Ты не хочешь?Гизи посмотрела на меня с удивлением и сказала:– Nein! Ich liebe ihn nicht! («Я его не люблю!») Отойди-ка с дороги...– Ты просто не знаешь, какой у нас замечательный рыбий жир! – сказал я с восторгом. – Давай выпьем!– Да отойди ты, – сказала Гизи. – Надоел ты со своим рыбьим жиром! Ich wills nicht! («Не хочу!»)«Дипломатичнее, дипломатичнее!» – подумал я, опять встал на ее пути и сказал:– Ты просто не знаешь наш рыбий жир! У нас русский рыбий жир! А не какой-нибудь там немецкий!– Он везде одинаковый, – сказала Гизи.– Совсем не одинаковый! – крикнул я. – У нас с солью! И с черным хлебом! Давай выпьем немного! Подкрепимся!– Nein, – сказала Гизи.– Как хочешь, – сказал я. – Я хочу рыбий жир! Мама, дай мне скорей, я просто больше не могу.Мама встала и взяла из шкафа бутылочку с рыбьим жиром.– И большую ложку! Столовую!Мама все приготовила, я взял в руки ложку, и мама налила мне полную ложку. Гизи перестала играть и смотрела на меня.«Смотри, смотри! – думал я. – Сейчас и ты будешь пить рыбий жир! Против дипломатии не устоишь!»Я взял в руку полную ложку рыбьего жира и торжественно его проглотил.– Эх! – сказал я. – Замечательно вкусно!Гизи смотрела на меня с изумлением.Я облизнулся, причмокивая. Я стоял, гордо расставив ноги. Мама улыбалась.– А ну-ка еще! – сказал я. – Хочу еще!Мама налила вторую ложку. Я проглотил.– Еще!– Не хватит ли? – спросила мама.– Еще! – заорал я.Мама налила еще ложку. Я проглотил. На меня нашел какой-то дипломатический восторг. Я прямо весь сиял, и лицо у меня было измазано рыбьим жиром. Я это видел в зеркале шкафа. Я с аппетитом закусывал черные хлебом с солью. Гизи подошла ко мне, широко открыв от удивления рот.– Дай-ка еще, – сказал я маме, но уже тише. Откровенно говоря, я был уже сыт, но – дипломатия...– Я думаю, хватит, – сказала мама. – Может, Гизи попробует?– Ни в коем случае! – сказал я. – Мне мало останется! Налей мне!И тут произошло удивительное – Гизи робко кивнула головой! Да, да! Она кивнула головой в знак согласия! А я ее еще подзадорил, я сказал:– Не давай ей! Зачем девчонкам рыбий жир!– Ну ладно, – сказала мама. – Не жадничай, – и налила пол-ложки для Гизи.А я приготовил кусок хлеба с солью и, когда Гизи, зажмурившись, выпила, тут же подал ей хлеб...– Ну как? Вкусно? – спросила мама.И Гизи кивнула, улыбнувшись! Она жевала и улыбалась своей немецкой улыбкой.Так она начала пить рыбий жир.Правда, у меня после этого случая немного болел живот. Я перестарался. Но это пустяки. Главное – Гизи научилась пить рыбий жир! Цель была достигнута, а это самое главное.Ну, что вы теперь скажете про мою дипломатию? ПЯТОЕ ПИСЬМО ВОРОВСКОМУ Я стоял и смотрел на Воровского, а в кармане у меня было новое письмо. Я ждал, когда уйдет дворник Ахмет, который подметал снег вокруг пьедестала.Когда он наконец ушел, я показал Воровскому письмо, помахав им в воздухе, и спрятал у пьедестала в снег. Это было очень важное письмо. Вот оно:«Здравствуй, дорогой Воровский! Я теперь настоящий дипломат, как и ты! Я заставил Гизи пить рыбий жир – не просто так заставил, а дипломатически! Я все подстроил так тонко, что она ничего не поняла. А сама теперь пьет рыбий жир! Она его большими ложками пьет, каждое утро. Мама сказала, что таким образом я сдал экзамен на дипломата... Но это еще не все: я еще стал членом МОПРа! Вот что важно! Вовка уже давно член МОПРа. Но Вовка пионер, они все мопровцы. А я не пионер. Я даже еще не октябренок. Вовка мне все время говорил, что я неорганизованный элемент. А теперь я тоже организованный. Не понарошку, а взаправду: отец записал меня в МОПР и принес мне красную книжечку. Ты знаешь какую: членскую. По этой книжечке надо взносы платить – две копейки в месяц. Можно и больше, но меньше уж никак нельзя. Пока за меня отец платит, потому что я еще не зарабатываю. Когда я вырасту, я заработаю и свой долг отдам. И дальше буду сам платить. Зато теперь я помогаю революционерам всего мира. И их детям, таким, как Гизи. Чтобы они могли к нам в гости ездить. И лечиться. Вовка сказал, что это здорово. Теперь мы с ним в одной организации. А Ляпкин нет. Он неорганизованный, потому что мал. За него даже платить нельзя, так он мал. А потом он может свою членскую книжку потерять. А я нет. Ну, до свидания! С коммунистическим приветом! Юра». ЧЕЙ ПАПА БОЛЬШЕ? Мы стояли во дворе и разговаривали о том, каким большим может быть человек. Вовка, я и Ляпкин-Сопелкин, то есть Ляпкин Маленький. С чего мы начали этот разговор, я даже сам не знаю. Это, наверное, Вовка начал. А может, и не Вовка, а кто-нибудь из нас. Но не в этом дело. В общем, так получилось. Дело тут совсем не в том, кто начал, а в скандале, который из этого получился. Сначала никакого скандала не было. Мы очень мирно разговаривали. О том, каким большим может быть человек.Дело в том, что человек может быть большим или маленьким не просто так, а с двух точек зрения. Это нам Вовка объяснил. А Вовке это в школе объяснили. А он пришел домой и сразу объяснил нам, чтобы не забыть. Потому что ведь потом можно и забыть. Всегда лучше что-нибудь знать втроем, чем одному. Один скорее забудет, а трое будут помнить в три раза дольше. Так вот: как смотреть на человека с двух точек зрения? Для этого вовсе не надо бегать по двору или лазить вверх и вниз по лестнице. Вовсе не надо смотреть на человека сначала из одного угла двора, а потом из другого. Или сначала снизу, а потом с верхушки лестницы. Эти точки зрения вам ничего не дадут. Тут дело совсем в другом, объяснил Вовка. В том, как смотреть на человека, а не откуда. Те точки зрения, о которых Вовка говорил, находятся вовсе не на земле и не на лестнице, а в тебе самом, в твоем взгляде на вещи, в данном случае на человека. Можно стоять на одном месте – и все же смотреть на человека с двух точек зрения. С точки зрения его величины в пространстве и с точки зрения его значения для других людей. Человек, например, может быть очень большим с точки зрения величины в пространстве, и вместе с тем тот же человек может быть совсем маленьким с точки зрения его значения для других людей... И наоборот. Вот Суворов, например. Вы согласны, что он был большой человек? Большой полководец? А сам он в то же время был очень небольшого роста, худенький. Или взять нашего дворника Ахмета. Он очень высокого роста, в нем около двух метров. Просто великан! А на самом деле он вовсе не великан. Потому что он не имеет для других людей никакого такого особенного значения. Разве только в нашем дворе он имеет большое значение. Здесь он великан – в нашем дворе, да и то только среди нас, мальчишек. А выйди он со двора, и пропадет все его величие. Все только удивляться будут его росту. И всё. И никакого величия не увидят.
Вовка нам это очень понятно объяснил. Вовка объяснил, что с точки зрения величины в пространстве люди довольно мало отличаются друг от друга. Ну, один, например, весит десять кило, а другой сто. Это, конечно, разница, но не такая уж большая. От силы человек может весить около двухсот кило. А уж пятьсот он никак не может весить! И пять метров роста он тоже никак не может быть. Это ясно и не подлежит никакому сомнению. Тут вы просто должны согласиться. И не спорить. Да я вижу, вы и не спорите. А вот с точки зрения значения – не только для меня, Вовки и Ляпкина Маленького, а для других людей, даже для целых народов, – с этой точки зрения человек может быть безграничен! Вы понимаете? Вот что интересно! С точки зрения значения для других людей человек может быть очень и очень разным. Я вам сейчас перечислю, каким разным может быть человек, и вы удивитесь. Итак, слушайте:1. ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ БЫТЬ: небольшой, малый, мелкий, микроскопический, миниатюрный, карликовый, кукольный, игрушечный, крохотный, малюсенький, махонький, чуточный – и в то же время высокого роста! 2. ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ БЫТЬ: значительный, большой, крупный, солидный, огромный, громадный, колоссальный, гигантский, исполинский, чудовищный, изрядный, почтенных размеров, громоздкий, неизмеримый, неохватный, циклопический, обширный, великий, величайший, грандиозный, титанический – и в то же время очень маленького роста! Вот такие чудеса!– Теперь вам понятно? – спросил Вовка.Я сказал, что мне понятно.А Ляпкин Маленький сказал:– Мне понятно! Но все равно мой папа самый большой!– Это то есть как? – спросил Вовка. – Твой папа, конечно, большой, но вовсе не такой уж значительный...Дело в том, что у Ляпкина-Сопелкина папа высокий, почти как наш дворник Ахмет. Только еще толще.– Очень просто! – сказал Ляпкин. – Мой папа большой и значительный, а у вас незначительные!– Почему это незначительные? – дрогнувшим голосом спросил я.Мне как-то стало неприятно.– Незначительные, незначительные! – закричал Ляпкин. – У Юрки совсем незначительный, маленького роста, как клоп! А у Вовки папа портной – тоже незначительный!Тут у меня прямо кровь прилила к голове! Мне стало так нехорошо-нехорошо, так обидно и за себя и за Вовку, я хотел что-то сказать, но задохнулся, шагнул на Ляпкина и толкнул его кулаком в грудь...Но Вовка меня отстранил и сказал тихо:– А ну-ка повтори: у кого отец клоп?– У него! – ухмыльнулся Ляпкин-Сопелкин.– А в нос не хочешь, – спросил Вовка.– Дай! – сказал Ляпкин-Сопелкин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33