Я не дам и плевка за того, кто забудет об этом или кто попытается
ослушаться меня. Достаточно уже того, что тут произошла ссора, а их не
должно быть. Вы все проведете сутки в тюремном помещении - без пищи.
Может, это научит вас лучшим манерам.
- Но я не... - прошептал Хидеки.
- Вот именно, - отрезал Гамильтон. - Я хочу, чтобы каждый человек на
борту считал предотвращение таких конфликтов своим долгом. Если ваши
жизни, жизни ваших товарищей для вас ничего не значат, может, вас научат
пустые желудки.
- Но я пытался... - завопил Эвери. - И не сумели. Вы будете
подвергнуты аресту за некомпетентность, мистер Эвери. Это ваша обязанность
устранять такие конфликты. А теперь - марш!
Они двинулись. Никто не сказал ни слова. Немного позже Хидеки во тьме
тюремного помещения прошептал:
- Плохо. Что он о себе думает? Что он бог всемогущий?
Лоренцен пожал плечами. Благодаря своему темпераменту он уже
успокоился.
- Он капитан.
- Но если он будет продолжать в том же духе, все его возненавидят.
- Я думаю, что он достаточно взвешивает свои поступки. Может, этого
он и добивается.
Еще позже, лежа во тьме на жесткой узкой койке, Лоренцен размышлял,
почему же все идет так плохо. Эвери разговаривал со всеми, консультировал,
старался, чтобы страх и ненависть каждого не обернулись против остальных.
Но ему не удалось. Некомпетентность! Может, это и есть проклятие,
тяготеющее над экспедицией Лагранжа.

5
Небо - невероятное. Двойная звезда в центре огромного скопления -
двойной костер. Лагранж I казался таким же ярким, как Солнце, хотя на
самом деле был вполовину менее ярким. Его сине-зеленый диск окружал
сверхъестественный ореол короны и зодиакального света. Когда этот свет
пропустили через фильтры, стали видны огромные протуберанцы на краю диска.
Лагранж II, втрое меньше Солнца по угловому диаметру, но равный ему по
яркости, был насыщенного оранжево-красного цвета, как кусок раскаленного
угля, висящий в небе. Когда свет обеих звезд проникал через иллюминаторы в
затемненные каюты, лица людей приобретали неземной цвет, они казались
изменившимися.
Звезды были такими яркими, что некоторые из них можно было видеть и
сквозь дымку света двойной звезды Лагранж. С противоположной, затененной
стороны корабля небо становилось черным бархатом, усеянным
звездами-огромными немигающими бриллиантами, горящими и горящими,
собираясь в миллиарды; их скопление сверкало так ярко, как никогда на
бывает на земном небе. Грустно думать, что их свет, видимый сейчас на
Земле, покинул звезды, когда люди еще жили в пещерах; свет, который сейчас
исходит от них, будет виден на Земле в немыслимом будущем, когда там,
возможно, не останется ни одного человека.
"Хадсон" кружил над Троасом в четырех тысячах километров от
поверхности планеты. Спутник Троаса, Илиум, выглядел вчетверо больше Луны,
наблюдаемой с Земли. Диск его мерцал под тонкой атмосферой, и резкие пятна
мертвых морей испещряли поверхность
Старый мир, где нет места для колонистов; но он будет богатым
источником минералов для людей на Троасе.
Эта планета огромным шаром повисла в иллюминаторах, заполняя около
половины небосвода. Видна была атмосфера вокруг нее, облака и бури, день и
ночь. Ледяные шапки, закрывавшие треть ее поверхности, ослепительно
сверкали; океаны голубого цвета, на которых непрекращающиеся ветры
поднимали миллионы увенчанных пеной волн, фокусировали свет одного их
солнц в слепящих точках. Видны были острова и один большой континент, его
южный и северный концы были покрыты льдом, лед простирался на запад и на
восток вокруг всей планеты. Зеленая полоса вокруг экватора по мере
приближения к полюсам темнела и становилась коричневой. На ней, как
серебряные нити, вились реки и озера. Высокий горный хребет - смесь яркого
света и теней - проходил через весь континент.
Полдюжины людей в корабельной обсерватории висели в невесомости и
молчали. Мигающий свет двух солнц отражался в металле их инструментов.
Предполагалось, что они будут сопоставлять результаты своих наблюдений, но
никто не хотел говорить: наблюдаемая картина внушала им благоговейный
трепет.
- Ну? - произнес наконец Гамильтон. - Что вы обнаружили?
- В сущности... - Лоренцен сглотнул. Пилюли от космической болезни
несколько помогли ему, но он все еще чувствовал слабость, он мечтал о весе
и свежем воздухе. - В сущности, мы только подтвердили наблюдения
астрономической экспедиции к Геркулесу. Масса планеты, расстояние,
атмосфера, температура - да, зелень внизу, несомненно, имеет в спектре
поглощения полосу хлорофилла.
- А признаки жизни?
- О, да, но лишь немного. Видны не только растения, но и животные,
большие стада. Я получил хорошие фотографии. - Лоренцен покачал головой. -
Однако ни следа "Да Гамы". Мы наблюдаем уже в течение двух планетных дней
и, несомненно, заметили бы их посадочные шлюпки или остатки покинутого
лагеря. Но ничего нет.
- Может, они приземлились на Сестре, а тут попали в беду? - Кристофер
Умфандума, биолог-африканец, жестом указал на безжизненное лицо Илиума.
- Нет, - ответил Гамильтон. - Правила подобных экспедиций требуют,
чтобы корабль вначале приземлялся на той планете, которая является целью
экспедиции. Если по каким-либо причинам они вынуждены покинуть планету, то
оставляют условный знак, хорошо видимый из космоса. Мы, конечно, проверим
и Сестру, но я убежден, что катастрофа произошла на Старшем. Сестра
слишком типична, она похожа на Марс; в таком месте ничего не может
случиться с хорошо подготовленным космонавтом.
- А другие планеты этой системы? - спросил Хидеки. - Может, на них...
- Нет, их здесь вообще нет. Всего лишь небольшая группа астероидов в
другой троянской позиции. Теория образования планет и условия стабильности
их орбит запрещают здесь появление небесных тел. Вы, очевидно, знаете, что
и Старший не имеет подлинной троянской стабильности. Планета двойной
звезды вообще не может иметь ее: пропорция масс компонентов двойной звезды
слишком мала для этого. Квазистабильность орбиты Старшего объясняется лишь
влиянием массы Сестры.
Правда, на шкале человеческой истории эта разница не заметна. Нет,
здесь не может быть другой планеты.
- Но, возможно, - очень мягко возразил Эвери, - экспедиция покинула
Троас в хорошем состоянии и пропала на пути домой.
Гамильтон фыркнул.
- Ничего не может случиться с кораблем в искривленном пространстве.
Нет, внизу, - его глубоко посаженные глаза взглянули на планету, - внизу,
на Старшем, что-то произошло с ними. Но почему нет ни следа? "Да Гама"
по-прежнему должен был находиться на орбите. А на поверхности были бы
видны посадочные шлюпки. Неужели они утонули в океане?
- Но почему? - спросил Эвери. - Кто мог сделать это?
- Здесь нет и следа разумной жизни, я уже говорил, - устало сказал
Лоренцен. - На таком расстоянии наши телескопы разглядели бы все: от
города до соломенной хижины.
- Может, они не строят хижин, - сказал Эвери. Его лицо было
задумчиво.
- Замолчите, - приказал Гамильтон. - Вам вообще здесь нечего делать.
Это картографическое помещение.
Хидеки вздрогнул.
- Как там внизу холодно!
- Не совсем, - сказал Фернандес. - Вокруг экватора климат подобен
земному в районе, допустим, Норвегии или штата Мэн. И вы можете заметить,
что деревья и трава простираются до самых болот у основания ледников.
Ледниковые периоды никогда не были такими безжизненными, как считают
многие: в плейстоцене Земля была полна животной жизни; именно из-за
ухудшения охоты после отступления ледников человечество вынуждено было
перейти к земледелию, оседлости и стало цивилизованным. Эти ледники,
несомненно, отступают: я отчетливо вижу на фотографиях морены. Когда мы
сядем и тщательно изучим обстановку, вы будете поражены, как быстро
Старший развивает свои тропические районы. Эта область на экваторе
насчитывает, вероятно, несколько сот лет. С точки зрения геологии - ничто.
- Он щелкнул пальцами и улыбнулся.
- Е_с_л_и_ мы сядем, - сказал Гамильтон. - Когда вы получите карты
всей поверхности, Лоренцен?
- Гм... через неделю, возможно. Но разве мы будем так долго ждать?
- Будем. Мне нужна общая карта планеты, в масштабе один к миллиону, и
достаточно карт отдельных районов экваториальной зоны, где мы приземлимся
- допустим, на пять градусов по обе стороны от экватора, - в масштабе один
к десяти тысячам. Напечатайте по пятьдесят копий каждой карты. Начальный
меридиан проведете через северный магнитный полюс: можете послать
робофлайер для определения полюса.
Лоренцен про себя тяжело вздохнул. Он будет пользоваться
картографической машиной, но все равно работа предстояла невеселая.
- Я возьму шлюпку и несколько человек и отправлюсь поближе взглянуть
на Сестру, - продолжал Гамильтон. - Не то, чтобы я надеялся там что=то
обнаружить, но... - Внезапно он улыбнулся. - Вы можете называть выдающиеся
особенности рельефа там, внизу, как вам понравится, но ради бога не будьте
похожи на того чилийского картографа из экспедиции на Эпсилон Эридана III!
Его карты стали официальными, использовались больше десяти лет, и только
тогда обнаружилось, что на арауканском языке данные им названия звучат как
непристойности.
Он похлопал астронома по плечу и выплыл из комнаты. "Неплохая шутка,
- подумал Лоренцен. - Он лучший психомед, чем Эвери; хотя Эд тоже не
увалень. Просто ему не везет".
Он решил придерживаться классической номенклатуры Геркулесовой
экспедиции. Гора Олимп, гора Ида, большая река внизу - Скамандр...
конечно, эти названия не будут последними. Когда придут колонисты, то это
будут Старый Бэлди, Конуинджангуа, Новая Нева...
Если придут колонисты.
- Давайте... давайте несколько организуемся, - громко и неловко
сказал он. - Кто из вас что-нибудь знает о картографии?
- Я, - неожиданно сказал Эвери. - Я помогу вам, если хотите.
- Клянусь космосом, где вы научились этому? - спросил Фернандес.
- Это часть моего образования. Прикладная психодинамика включает
картографирование личности, так что мы обязаны знать соотношение масштабов
и некартезианские координаты. Я не хуже вас справлюсь с картографической
машиной.
Лоренцен заморгал. Потом кивнул. он был далек от современной науки о
человеческом поведении, но несколько раз заглядывал в работы по
психологии: там было больше параматематической символики, чем в
астрономических трудах.
Он уцепился рукой за ступеньку приставной лесенки. Эвери говорил ему,
что космическая болезнь имеет причины психологические. Ему поможет, если
он займет свой мозг работой. Он посмотрел на холодно сияющий диск планеты.
- Насколько точна ваша наука? - спросил он. - Популярные статьи по
этому поводу дают неясное представление.
- Что ж... - Эвери почесал подбородок. Он висел в воздухе, скрестив
ноги, похожий на маленького Будду. - Что ж, мы не требуем точности
физических наук, - сказал он наконец. - Можно даже сказать, что мы ее
никогда и не достигнем: тут нечто вроде принципа неопределенности,
связанного с взаимоотношениями между наблюдателем и наблюдаемой системой.
Но достигнуто все же многое.
- Например? - спросил Умфандума. - Я знаю о достижениях неврологии,
это моя специальность. Но как насчет человека - как человека, а не как
биофизический механизм?
- Важность и количество знаний зависят от их применения, - сказал
Эвери. - Перед третьей мировой войной психологи использовали теорию игр в
военных разработках, а позже большие компьютеры сделали возможный расчет с
теоретических позиций таких сложных явлений, как бизнес: это, в свою
очередь, привело к более глубокому пониманию экономики. Оказалось, что
теория коммуникации применима к поведению человека: ведь человек - это
животное, управляемое символами. Эта аксиома была использована в теории.
Постепенно создали математическую и параматематическую систему, каждый
элемент которой соответствует наблюдаемым элементам поведения человека,
его возможностям, желаниям и так далее. На основе этой теории
разрабатываются теоремы. Конечно, подтверждение этих теорем - по-прежнему
трудное дело: не так-то просто поставить чистый эксперимент над живым
человеком; но все наши наблюдения подтверждают эти теоремы. Появилась
возможность предсказывать не только поведение отдельного лица, но и целых
групп, а также больших общественных явлений - например, экономических
циклов, - и предсказывать с большой точностью.
- А разве диктаторы не знали все это? - спросил Лоренцен. - У них,
несомненно, были квалифицированные мастера пропаганды. Меня больше волнует
современное развитие психологии.
- Большая часть психология современна, - фыркнул Эвери. - Очень мало
из достижений прошлого имеет научную ценность. К примеру, возьмем историю
моей родины - Северной Америки. Пропагандисты капитала и труда, создатели
рекламы работали на таком примитивном уровне, на основе такой примитивной
теории, что часто производили эффект, обратный ожидавшемуся. Они были лишь
частью массового психологического аппарата, вызывавшего панику и ведшего к
военному вторжению. Комиссары, сменившие их, были ослеплены своей
собственной истощающей идеологией, они никогда не осмеливались выйти за
пределы ее догм. Самозваные освободители были заинтересованы лишь в том,
чтобы самим захватить власть: не их пропаганда привлекла к ним людей, а
тирания комиссаров, и вскоре они стали так же непопулярны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14