– Иди. Куда ты денешься? Вернешься.
Иван повернулся к ним спиной и пошел совершенно спокойно, не чувствую никакой опасности. Ему с этими ребятами делить было нечего.
– Надумаешь —спросишь у портье. Меня зовут Илья, – крикнул ему в спину высокий.
...Иван и сам не мог себе объяснить, почему он не пошел тогда на встречу с Крестным. Просто в последний момент он почувствовал, что поддается обстоятельствам, что ситуация ведет его за собой, лишая возможности воздействовать на нее и изменять так, как ему хотелось бы. Он не знал, кто такой Крестный, хотя чувствовал неизбежность встречи с ним. Рано или поздно.
Тогда он решил, что еще рано.
...Крестного чрезвычайно заинтересовал отказ Ивана встретиться с ним. За этим чувствовалась самостоятельность, которую Крестный больше всего ценил в своих исполнителях, хотя никогда и не говорил им об этом.
Ему не нужны были роботы с компьютерным мышлением, выполняющие свою работу по заданному алгоритму. Их действия можно было просчитать, предвидеть и предотвратить то, что они должны были выполнить. А Крестного всегда интересовал только стопроцентный результат.
Еще не видя Ивана, он почувствовал, что это тот человек, который ему нужен.

Глава IX.

Лещинский метался по Москве, не находя себе места. Он очень боялся, что его уже вычислили, что по его следам идет киллер, что пуля вот-вот вопьется в его спину, в голову, в живот, в грудь... Он ждал выстрела с любой стороны – от любого прохожего, от шоферов такси, от продавцов магазинов и лоточников, от милиционеров, от любого сотрудника любого министерства.
Страх сжимал тисками его грудную клетку, не давая свободно вздохнуть и почувствовать прежнюю уверенность, которой он еще совсем недавно наслаждался.
Лещинский давно уже бросил свою служебную машину, предполагая, что она в первую очередь привлечет внимание тех, кто будет его искать.
Он спускался в метро, проезжал одну станцию и выскакивал наверх, старательно всматриваясь в поток идущих рядом с ним людей – нет ли рядом лиц, виденных им на предыдущей станции, не преследуют ли его уже.
По улице он не мог идти спокойно, не оглядываясь, не привлекая своей суетой внимания прохожих, в котором ему тут же начинали чудиться его преследователи, и спина вновь и вновь казалась Лещинскому самым уязвимым его местом. Он останавливался у стены какого-нибудь дома и напряженно всматривался в прохожих, с облегчением переводя дух, когда молодые мужчины проходили мимо, не обращая на него никакого внимания.
Впрочем, и женщины не казались ему безопасными. На его невольно напряженные взгляды, устремленные на них, женщины отвечали по разному, но будь то улыбка или недоумение, у Лещинского они вызывали лишь одно чувство – страх.
Лещинский понял, что он, оказывается, очень хочет жить. До того хочет, что даже жалел, что вообще решился сунуться в это криминальное гнездо – Российское Правительство не представлялось ему сейчас ничем иным.
Ему уже казалась очень привлекательной жизнь какого-нибудь маленького и назаметного – о, сладкое слово! – клерка небольшой и небогатой фирмы. Пусть он будет жить впроголодь, как и все основное население России, пусть у него никогда не будет ни его превосходной квартиры, ни машины, даже самой захудалой, зато его дела и его жизнь никогда не привлекут ничьего внимания.
Очень опасного внимания. От которого холод продирает спину и опускается куда-то в низ позвоночника.
Конечно, Лещинский видел себя со стороны, понимал, насколько глупо он себя ведет, испытывал от этого даже жгучий стыд, но все равно не мог усидеть на месте.
Идти домой он не мог себя заставить. Ему мерещились, засевшие с винтовками на крышах снайперы, машины с автоматчиками, поджидавшие его на улице, пистолетные выстрелы в подъезде. Он слишком хорошо знал способы убрать человека, жизнь которого кому-то мешает.
Стоило ему представить себя в своей огромной квартире, одного в ее необъятных пустых комнатах, как он готов был часами кружить по улицам, лишь бы не прислушиваться замирая от страха к безмолвной пустоте пустого жилища, с ужасом ожидая, что вот-вот откроется дверь и на пороге появится человек в черной маске на лице.
К вечеру Лещинский уже просто изнемог от постоянного напряжения, но стоило ему на секунду расслабиться, как страх подбрасывал его с садовой скамейки на бульваре и гнал куда-нибудь на другой конец Москвы только потому, что взгляд сидящего напротив пенсионера казался ему слишком внимательным.
Он уже дважды звонил Крестному, но не получил в ответ обычного разрешения на встречу. Лещинский знал, что Крестный – единственный человек, который может ему сейчас помочь.
«Спрятать в Москве человека для Крестного пара пустяков, – успокаивал себя Лещинский. – Сколько раз он проделывал такие штуки – хотя бы с тем же красноярским губернатором, которого искали по всей Москве неделю, но так и не нашли. И меня Крестный может спрятать. Так, что никто не найдет.»
Он немного, было, успокоился, но до него тут же дошла двусмысленность его последней фразы. И снова крупная дрожь сотрясла его тело.
Лещинский чуть не плакал от страха. Пальцы его дрожали, когда он в очередной раз набирал номер, по которому через диспетчера связывался с Крестным, в телефоне-автомате. Свою «Мотороллу» он давно уже выбросил в Москву-реку, боясь, как бы его не запеленговали предполагаемые, ног от этого не менее для него реальные преследователи.
– Лещ, – услышал он вдруг в трубке голос самого Крестного, – поедешь домой. Там тебя будет ждать мой человек. Пойдешь с ним и сделаешь все, что он скажет. Все. Мне больше не звони.
Заныли гудки отбоя.
Вместе с ними чуть не заныл и Лещинский от накатившего на него чувства безвыходности.
Он не поверил ни одному слову, сказанному Крестным. За каждым словом, произнесенным сейчас Крестным, Лещинский слышал свою смерть.
Крестный решил его убрать. Для Лещинского это было ясно, как божий день. Домой ехать нельзя было ни в коем случае. Это же просто самоубийство.
Но и не ехать домой тоже было самоубийством. Самое позднее через час человек Крестного, не дождавшись Лещинского, сообщит о том, что он не приехал домой, в свою квартиру, и Лещинского начнет искать сам Крестный. А его возможности Лещинский знал. И был уверен, что Крестный его найдет очень быстро. Для того, чтобы убить или убедиться, что он уже мертв.
«Что же делать?, – стучало у него в висках. – Я не хочу умирать. Что же делать?»
Лещинский не знал, что Крестный вовсе и не собирался его убирать. Единственное, что его раздражало – глупая суета обезумевшего от страха Лещинского, способного и в самом деле попасть в какую-нибудь историю с плачевным концом, если он так и будет продолжать метаться по городу и шарахаться от первого встречного.
Крестный, конечно, понимал, что рано или поздно ликвидировать Лещинского придется. Но пока еще было рано. Крестный собирался его еще использовать. Для сбора информации, например, по каналам, которые самому Крестному были недоступны.
Поэтому он и в самом деле хотел спрятать Лещинского. Километрах в восьмидесяти к северу от Москвы на одной из подмосковных баз отдыха у него располагался «запасной аэродром», или «отстойник», как он иногда называл это место. Время от времени Крестный увозил туда из Москвы людей, вокруг которых поднималось слишком много ненужного шума, способного привлечь к ним слишком много ненужного внимания. И держал их там, кого неделю, кого месяц, пока интерес, проявляемый к ним правоохранительными структурами, не «отстоится» и не «выпадет в осадок».
Туда-то и хотел он увести Лещинского, заставив того предварительно придумать какую-нибудь отмазку для своего начальства.
Но Лещинский ничего этого не знал. Он знал только, что человек, которого Крестный решил убрать, все равно, что уже мертв. Лещинского такая перспектива не только не устраивала, она приводила его в ужас.
И Лещинский решил во что бы то ни стало, остаться в живых.
Выход ему подсказала постоянная привычка к анализу ситуации, не покидавшая его никогда, даже во сне, когда бессознательно он продолжал прокручивать в мозгу поступавшую за день информацию. Решения проблем иногда выскакивали из головы Лещинского как бы сами собой, без какого-либо усилия с его стороны.
Так и сейчас, на вопрос «Что делать?» в его мозгу сама собой всплыла фамилия Белоглазов.
Лещинский ухватился за нее, почувствовав, что с ней связана единственная на его взгляд возможность остаться в живых.
Так ему казалось. Соответствует ли это действительности, его издерганный страхом за свою жизнь логический аппарат уже не мог дать ответа.
Белоглазов еще недавно был премьер-министром России.
«Раз его люди заинтересовались Крестным настолько, что решили убрать его человека, – лихорадочно соображал Лещинской, – значит, их заинтересует любая информация о Крестном. Крестный меня уже похоронил. И тем самым записал во враги. Но поторопился. Я очень многое знаю о его делах. И за это знание, за эту информацию смогу купить свою жизнь. Белоглазов – вот кто мне нужен.»
Лещинский понимал, что до Белоглазова сейчас, поздним вечером, ему не добраться.
До него и днем добраться было очень трудно. Даже Лещинский, знавший все ходы и выходы не только в аппарате правительства и министерствах, но и в аппаратах оппозиционных структур, не мог рассчитывать на немедленную встречу с лидером политической оппозиции, уже заявившим, что обязательно выдвинет свою кандидатуру на пост Президента России на ближайших выборах.
Белглазова охраняли и нешуточно.
Причем охраняли именно те структуры, которые должны были бы подчиняться Президенту, и, формально, ему и подчинялись, но слишком много среди силовиков было недовольных его политикой, в основном, кадровой. Слишком много было обиженных – и чинами, и вниманием, и даже доверием. Они берегли Белоглазова, всегда принимавшего их под защиту в разборках на ковре президентского кабинета, как свою надежду на лучшую жизнь.
Их представления о лучшей жизни Лещинский хорошо знал – неограниченная власть в стране, неограниченное влияние на Президента и Правительство. По образцу тридцать третьего – тридцать седьмого годов. Их целям Лещинский сочувствовал очень мало, у него всегда были свои цели, индивидуальные, но сейчас у него не было выбора: либо в ФСБ, либо под пулю Крестного.
Лещинский набрал номер телефона офицера, к которому ему часто приходилось обращаться по делам своих аппаратных обязанностей. Когда он начал говорить в трубку, голос его срывался.
– Меня хотят убить, – заявил он, едва представившись. – Вышлите за мной машину, пожалуйста. У меня есть ценная информация. Я знаю, кто заказал убийство Кроносова... Я нахожусь недалеко от станции метро Аэропорт. Жду вас там через полчаса.
Когда через пятнадцать минут в трех кварталах от назначенного Лещинским места, рядом с ним остановилась «девятка» и выскочившие из нее двое коротко стриженных молодых крепышей затолкали Лещинского в машину, он подумал, что не знает, кто они – фээсбэшники, люди Крестного или какая-то еще сила, о которой он просто еще не знает. Он сидел, зажатый на заднем сидении телами тех ребят, что втащили его в машину, и прощался с жизнью.
У него немного отлегло на сердце, когда в человеке, сидевшем за рулем, он узнал того самого офицера, которому только что звонил, а сидевший с ним рядом полноватый мужчина с обвислыми щеками, явно постарше и по возрасту, и по званию, повернулся и, не представляясь, спросил:
– Ну, Лещинский, так что Вы там знаете о Кроносове?...
– За мной охотится человек, организовавший его убийство, – заторопился Лещинский. – Как его зовут, я не знаю. И никто не знает. Его все зовут Крестный. Это он послал человека, который убил Кроносова.
– Ты знаешь, как найти этого человека? – сидевший впереди справа перешел на «ты» в обращении к Лещинскому, и тому это не очень понравилось. Он засомневался – правильно ли он поступил.
– Я знаю, что он скоро найдет меня, – буркнул расстроенный своими мыслями Лещинский.
– А ты этого очень не хотел бы, – рассмеялся фээсбэшник. – Так, Лещинский? Теперь слушай внимательно. Сейчас поедем к тебе домой. Ведь тебя там ждут?
– Зачем? – быстро и нервно спросил Лещинский. – Я не поеду.
Полноватый заулыбался во весь рот.
– Ты здесь сойдешь? Да, Лещинский? Ты нас с трамваем не перепутал? У нас нет остановки «По требованию».
– Да я-то вам зачем? Меня убьют, – заторопился Лещинский, стараясь тем не менее, чтобы слова его звучали убедительно. – Мне домой нельзя. Я дам вам ключи. Там очень крепкая дверь. Без ключей войти просто невозможно...
Здесь полноватый иронически взглянул на него, и Лещинский сбился.
– ...Наверное, невозможно. Я, например, на смогу без ключей войти в квартиру.
Сообразив, что несет уже совершенную чушь, Лещинский хотел замолчать, но не смог, и лишь вернулся к своей главной мысли:
– Я не хочу домой. Он меня убьет. Он...
– Лещинский, – перебил его знакомый офицер, что сидел за рулем, – заткнись. Ты уже так навонял со страха, что дышать нечем.
Лещинский заметил, что они только что миновали стадион «Динамо» и уже приближались к Белорусскому вокзалу.
Лещинский решил сделать еще одну попытку избавиться от посещения собственной квартиры.
– Ко мне нельзя. Там засада. Меня предупредили. По телефону.
– Кто предупредил? – быстро спросил Лещинского тот, что старше.
– Крестный...
Лещинский почувствовал, что запутался.
Он посмотрел на часы.
– Через пятнадцать минут, – решился он наконец, – мне приказали быть дома и ждать человека от Крестного. Но он придет только затем, чтобы меня убить. Нам не нужно туда ехать.
Увидев в окно машины памятник Маяковскому и колонны Концертного зала имени Чайковского, Лещинский понял, что его усилия изменить маршрут, совершенно безрезультатны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24