В этом естественном укрытии он еле мог выпрямиться во весь рост, но зато оно было достаточно просторным, чтобы можно было завести в него и лошадей. Не глядя на Эйдена, он начал стаскивать в одно место валяющийся вокруг сушняк, чтобы разжечь костер.
— Мы с вами много раз обсуждали это за последние пять лет. Приготовления, переписка — все это было направлено к единственной цели. А теперь вы спрашиваете меня, что я собираюсь делать! Как вы думаете, что я предприму?
— Я не хочу давать этому название.
Роберт, держа в руке седельную сумку, остановился и тихо рассмеялся:
— Я всегда говорил, что мы друг друга стоим. Я все гадаю: что случилось бы с нами, если бы Селар не бросил вас в темницу, как только вас избрали епископом.
— Ну, — пробормотал Эйден, не в силах отвести взгляд от лица Роберта, — если бы Макглашен и Пейн не спасли меня, я сейчас, наверное, был бы мертв. Не знаю, что в этом случае делали бы вы.
Роберт улыбнулся и опустился на колени перед кучей хвороста; одним взмахом руки он его зажег.
— Сделался буйнопомешанным или давно лежал бы в могиле. Ладно, пора ужинать. Я голоден.
Эйден уселся у костра и взялся за котелок, который Роберт достал из вьюка. Почему-то теперь думать о предстоящем было не так мучительно.
— Значит, мы все-таки отправляемся завтра в Элайту?
— По-моему, у нас нет выбора. Тирон не обратил внимания на мои письма, ваши попытки наладить хоть какой-то контакт с Бромом кончились неудачей. Мы потратили три года на то, чтобы предотвратить это, но теперь нам ничего не остается, как нанести удар, — и Элайта первый и необходимый шаг на нашем пути. Что потом? Ну, мне придется найти какой-то способ попасть в Анклав без того, чтобы штурмовать его. Такая попытка ведь не прибавит мне друзей, верно?
Эйден поднял глаза, понимая, что Роберт делится с ним не всеми своими мыслями. Чувствуя, что задавать такой вопрос не следует, он все же не смог удержаться:
— Она рассердилась?
Лицо Роберта осталось неподвижным.
— Я уже говорил вам раньше, епископ: я ни с кем не стану говорить о Дженн — даже с вами. — С этими словами он отвернулся и стал расседлывать лошадей.
Эйден взялся за приготовление ужина. Укрепив котелок над углями, он со вздохом пробормотал:
— Одно могу вам сказать…
— Что же?
— На меня гораздо большее впечатление производило бы ваше колдовство, если бы вы могли что-нибудь сделать с этой проклятой погодой!
Роберт со смехом хлопнул его по плечу.
— На меня тоже, епископ. На меня тоже.
Поленья в камине трещали и плевались искрами, но Дженн не обращала на это внимания. Она продолжала метаться по мягкому ковру в своей комнате, не в силах остановиться ни на мгновение. Ей следовало бы переодеться к ужину, но все ее мысли были заняты другим. Перед ее глазами все еще стояло лицо Роберта: накладная борода и внимательные глаза, в которых было сожаление — и ничего больше.
Он ведь ожидал, что она ему откажет, — так зачем было просить? И почему ему так необходимо снова попасть в Анклав? Почему он не пожелал ничего ей объяснить? А она, значит, должна была ему помочь только потому, что он попросил? Да, потому, что проклятый Ключ сказал ему, что не пустит в Анклав, если только его не будет сопровождать Дженн…
Стиснув зубы и зажмурившись, Дженн попыталась отогнать вопросы, все возникавшие и возникавшие в ее мозгу. Слишком это напоминало ей дни, последовавшие за ее арестом…
Нет. Она ведет себя по-детски, несправедливо. Даже если Роберт не пожелал сообщить ей свои резоны, они у него, несомненно, были, — и к тому же очень весомые. Но… но ведь она теперь не может свободно располагать собой, не может ему помочь, и ему следовало бы это знать. Ее долг — защитить их сына… нет, ее сына. У Роберта есть и другие помощники. А у Эндрю, кроме нее, нет никого.
Несмотря на свой гнев и разочарование, она все-таки приняла правильное решение. Дженн была в этом уверена.
Разве не так?
Дверь в ее комнату отворилась, но колдовское зрение уже предупредило Дженн, что ее посетитель — отец Джон.
— Разве вы не спуститесь к ужину?
— Нет. — Дженн открыла глаза и снова заметалась по комнате. — То есть да. Через минуту.
Отец Джон подошел к ней и успокоительно коснулся ее руки.
— Что-нибудь случилось?
Дженн на мгновение остановилась, взглянула на священника, потом отвернулась. Весь ее внутренний мир рушился, и она не знала, как этому помешать.
— Дженн!
— Я… — Слова застревали у нее на языке, но Дженн знала, что должна продолжать: отец Джон заслуживает того, чтобы знать правду. — Я видела в городе Роберта. — Она снова повернулась к отцу Джону, но тот не обнаружил удивления, только слегка побледнел. — Он говорил со мной в церкви — мысленно, конечно. Он хотел, чтобы я помогла ему вернуться в Анклав.
— Ох… — Отец Джон, со своей обычной деликатностью, никак больше не откликнулся на ее слова.
— Конечно, я отказалась, — быстро продолжала Дженн. — Что еще могла я ему ответить?
— Безусловно, ничего. Он был один?
Дженн отвернулась и принялась теребить вышивание, оставленное ею на столе.
— Он сказал, что с ним Маккоули.
— Вы не собираетесь мысленно поговорить с Финлеем?
— Не думаю, что такое мне удастся. Слишком велико расстояние. Но вы ведь можете послать сообщение с гонцом?
— Конечно, могу. Как жаль, что только вы трое обладаете даром мысленной речи и что Роберт не может связаться с Финлеем напрямую.
Раздался стук в дверь, но прежде чем Дженн успела ответить, в комнату ворвался маленький черноволосый мальчик и с криком уткнулся в юбку Дженн:
— Мама! Мама, спаси меня! За мной гонится чудовище!
Дженн опустилась на колени и обхватила малыша руками. Эндрю поднял голову и взглянул на нее озорными синими глазами. Никакого чудовища, конечно, не было: просто такова была любимая уловка ребенка, когда ему надоедало ждать мать. Дженн старалась постепенно отучить Эндрю от этой привычки, но в данный момент шалость сына оказалась удобным выходом и для нее самой.
Она поцеловала Эндрю и взяла его на руки. Мальчик стал уже слишком тяжелым для нее, но Дженн продолжала так делать ради удовольствия ощутить близость малыша.
— Ты уже выучил свой урок?
Выразительные глаза Эндрю стали серьезными, и он с опаской оглянулся на отца Джона.
— Нет еще.
— Но ты же знаешь: через несколько дней приедет твой дядя Лоренс, а он очень любит говорить об истории. Что же ты будешь делать, если не сможешь ответить на его вопросы?
Эндрю поднял брови — так похоже на Роберта, что сердце Дженн заныло.
— Я что-нибудь выдумаю.
— Нет, так не годится!
Эндрю захихикал, и Дженн не могла не улыбнуться тоже. Она опустила мальчика на пол, но продолжала держать его за руку. Снова повернувшись к отцу Джону, она спросила:
— Вы считаете, что с моей стороны было неправильно отказать?
Джон покачал головой, но лицо его осталось непроницаемым.
— Решать вам — ведь и риск был бы ваш. Я понимаю ваши сомнения.
— Но все же вы считаете, что я поступила неправильно. Отец Джон двинулся к двери.
— Пришлите ко мне Эндрю, когда пойдете вниз, и мы с ним доделаем уроки.
* * *
Нэш налил себе еще вина; серебряный кубок оказался полон до краев, и ему пришлось наклониться, чтобы отпить, не пролив. Стол был давно накрыт для ужина, и Ичерн уже уселся на свое место, недовольно ворча. За годы знакомства Нэш научился притворяться, будто слушает, на самом деле отдаваясь своим мыслям.
Как удается ему, находясь в одном доме с ней, сохранять безразличный вид, когда предвкушение встречи заставляет так трепетать сердце? Даже ожидание ее появления — наслаждение, каждый его момент — драгоценность.
Дверь отворилась, и явился предмет его обожания; Дженнифер была в платье нежного розового цвета, подчеркивавшего белизну ее кожи, блеск волос и сияние глаз. Она улыбнулась Нэшу, и сердце того забилось от радости.
Кровь и пламя! Сколько еще предстоит ему вздыхать по своей красавице, словно деревенскому мальчишке?
— Добрый вечер, господа. — Дженнифер заняла свое место за маленьким столом между двумя мужчинами. Столовая была хорошо натоплена, прекрасные гобелены на стенах не позволяли сквознякам гулять по комнате, а в камине между двумя окнами с мелкими стеклами уютно потрескивал огонь. Когда подали первое блюдо, Дженнифер продолжала: — Так вы останетесь у нас до завтра и отправитесь на соколиную охоту, советник?
— Не получится, — проворчал Ичерн. — Птицы болеют. Этот паршивый птичник не держал их в тепле, так что Нэшу придется подождать до следующего раза.
Дженнифер подняла брови, но не выразила вслух своего разочарования; вместо этого она переменила тему:
— Когда я сегодня была на рынке, я видела в гавани корабль незнакомого мне вида.
— Вы знаете, откуда он?
— Мне пришлось спросить. Это оказалась галера из Эстерии.
Нэш кивнул и поднял кубок.
— Они нечасто появляются здесь. Насколько мне известно, эстерийцы смертельно боятся пиратов.
— Их нельзя за это упрекать, — пробормотал Ичерн, все внимание которого было поглощено едой. — Только за прошлый год мы потеряли шесть кораблей.
— Галера из Эстерии, — заметил Нэш, — должна была, наверное, доставить ковры. Клянусь, в этой стране не умеют делать ничего другого, только выращивать овец и ткать ковры. Им больше нечего вывозить, да и вообще — за многие годы эта нация так и не стала цивилизованной.
— Вы там бывали? — спросила Дженнифер, умело направляя беседу так, чтобы исключить из нее своего супруга.
— Несколько раз, главным образом по делам Гильдии. У нее не особенно много опорных пунктов в Эстерии, хотя мы уже не одно столетие изо всех сил пытаемся там закрепиться.
— Вы хотите сказать, что изо всех сил пытаетесь взять под свой контроль производство ковров, — без колебаний решила Дженнифер.
Нэш улыбнулся, признавая свое поражение:
— Я старался выражаться дипломатически, однако вы, как всегда, видите меня насквозь. Да, мы хотели бы установить контроль над производством ковров, но пусть такая перспектива вас не пугает: едва ли это случится в ближайшие десятилетия.
— Почему же?
— Потому что едва ли не каждый житель страны умеет ткать ковры. Это искусство так укоренилось в их культуре, что нам вряд ли удастся создать школы ковроткачества или хотя бы точно описать весь процесс. Вам известно, что их религия запрещает это?
— В самом деле? Я думала, что у эстерийцев те же верования, что и у жителей Люсары. Разве там не чтут трех богов?
Нэш покачал головой; в это время подали второе блюдо.
— Можно сказать, у них почти нет почитания богов вообще. Там распространена религия насфорантельцев: это скорее поклонение земле. Такова одна из самых древних форм религии в мире. Ее последователи есть в Люсаре, да и в большинстве стран к северу и к югу от Пролива. Наша церковь Триады время от времени предпринимает попытки искоренить подобные верования, утверждая, будто это почитание идолов и магии, но по правде сказать, насфорантельцы вполне безвредны. У них нет почти никакой организации, как у церкви, но зато множество празднеств, отмечающих смену времен года. Никто не принимает насфорантельцев всерьез, потому что их основное стремление — достичь мира и гармонии. Они не представляют угрозы, понимаете?
— Очень прагматичный подход.
— Жизнь научила меня быть прагматичным — особенно в последние несколько лет. Чем старше я становлюсь, тем легче мне проявлять терпимость. — Закончив фразу, Нэш улыбнулся. Иногда, говоря подобную ерунду, он еле удерживался от смеха. Это он-то прагматичный? И терпимый? Ха!
Однако Дженнифер эти рассуждения заинтриговали; Ичерну же они были так скучны, что он сонно смотрел в пространство, пережевывая мясо, как корова жвачку.
— Вы еще что-нибудь знаете о насфорантельцах? Я хочу сказать: раз религия не имеет церковной организации, то как она может запретить описание процесса ковроткачества?
— Не стану притворяться, будто понимаю это, — пожал плечами Нэш. — Я на самом деле только читал о проблеме с коврами, а собственными глазами видел немногое. Впрочем, не следует так уж удивляться насфорантельцам. В мире существуют и более странные религии. Взять, например, культ са-файланлани: его приверженцы чтят ни много ни мало сто двадцать семь богов, и каждому из них положено три дня поклонения в году. А есть и другая крайность: я однажды читал о народе, который верит в единственного бога.
— Единственного? А этот бог — добрый или злой?
Нэш расхохотался:
— Понятия не имею. Та цивилизация была одной из самых древних в мире, но теперь, наверное, уже не существует. Последователи этой странной религии жили на Алузийском полуострове, но уже более пяти столетий о них ничего не слышно. Не сомневаюсь, что они были уничтожены во время битв между Империей и колдунами.
— Вот и хорошо, что удалось от них избавиться, — проворчал Ичерн — вероятно, чтобы показать, что прислушивается к разговору. — Я слышал, — добавил он, неожиданно резко наклонившись вперед и обдав сидящих за столом запахом вина, — что у Империи был шпион в каждом доме. Как бы вам такое понравилось теперь, советник? Чтобы кто-то докладывал королю о каждом вашем шаге?
Нэш ответил Ичерну улыбкой, хотя тот и не мог бы предположить, что так развеселило его гостя. Нэша совершенно не волновало, знает ли Селар о его действиях, — но вот что сказал бы Ичерн, если бы знал, что последние пять лет его замок полон шпионов Нэша? Впрочем, подразнить немного этого быка было бы забавно.
— Откуда вы знаете, что Селар уже давно не организовал подобной слежки?
Ичерн презрительно сморщился:
— Мои люди верны мне, и только мне:
Дженнифер подняла брови, бросила на Нэша извиняющийся взгляд и со своим обычным искусством переменила тему. Да, она стала более взрослой с рождением сына. Ей было всего двадцать пять, но в ее глазах часто мелькала какая-то тень. Что это могло быть? Может быть, она все еще оплакивает своего отца и потерю собственной свободы?
В этих синих глазах все еще отражалась прежняя независимость. Та самая независимость, которой он не мог позволить сохраниться…
Еще три недели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11