— Форис милостив. Возможно, ты его удовлетворишь, предатель.
— И эти люди останутся жить?
— Один из вас должен ответить за преступления против жителей долины Дринг. Если мой господин сочтет тебя подходящим для этой роли, мы сохраним жизнь остальным трусам.
— Тогда отправляйся назад, дрол! — взмахнул рукой Люсилер. — Скажи своему господину, что Люсилер из Фалиндара с радостью умрет за дело дэгога. А еще скажи ему, что если меня ему будет недостаточно, то ему придется идти нас убивать, и мы все как один умрем, пытаясь его уничтожить.
От этих слов воин удивленно поднял брови. Он окинул Люсилера странным взглядом, повернулся и зашагал обратно через вырубку.
Триец вернулся в траншею. Джильям и другие смотрели на него с настила.
— Ну что? — спросил Джильям. — Чего им от нас нужно? Чтобы мы сдались?
Люсилер медленно покачал головой.
— Не все мы. Только я. Если я сдамся Форису, остальных он пощадит.
Лицо у Джильяма стало пепельно-серым.
— Нет, Люсилер, даже и не думай! Тебе нельзя. Они тебя убьют, будут пытать…
— Прекрати! — оборвал его триец. Он уже задумывался над тем неприглядным финалом, который готовит Форис. Однако это дела не меняло. — Пожалуйста, не говори больше ничего. Я должен это сделать. Если я сдамся, вы все останетесь живы.
— И ты им веришь? — вспыхнул Джильям. — Как ты можешь доверять их словам? Они ведь аспиды, Люсилер!
Триец положил руку ему на плечо, стараясь говорить мягко и убедительно.
— Они — дролы. Что бы я о них ни думал, я знаю — они не лгут. Пожалуйста, Джильям, выполни этот последний приказ. Не надо им сопротивляться.
Воин мрачно улыбнулся.
— Ты просишь от нас невозможного, — молвил он. Но потом, под молчаливыми взглядами сотен печальных глаз, крепко обнял Люсилера. — Иди с Богом, друг мой.
— И ты.
Не успел Джильям разжать объятия, как раздался крик одного из стоявших на помосте солдат:
— Смотрите!
Из темноты к ним приближалась группа воинов. Они шли гордой походкой победителей, с факелами в руках. Люсилер с ходу насчитал пятерых — все в красных одеяниях, с жиктарами на изготовку. Они казались ничем не примечательными, за исключением воина, который шел в центре. Он возвышался над остальными, одежда его отличалась большей роскошью и была отделана золотом. На голове у него отсутствовала обычная для трийцев копна белых волос. В свете факелов и бледных лучах луны блестела голая кожа головы. Рядом с ним шли два белых волка. Не скованные цепью, звери шли с идеальной сдержанностью домашних псов. У Люсилера перехватило дыхание.
— Форис, — слетело имя с его губ.
Форис Волк, военачальник долины Дринг, остановился примерно в тридцати шагах от траншеи. Достаточно близко, чтобы пущенная оттуда стрела могла пронзить ему сердце. Он небрежно поднял руку. Этот жест вынудил его спутников замереть на месте.
— Люсилер из Фалиндара!
На фоне бури голос разнесся подобно грому.
Услышав свое имя, Люсилер вскинул голову. Не обращая внимания на мольбы и протянутые к нему руки, он вышел на помост и шагнул с него на вырубку навстречу Форису.
— Я — Люсилер! — громко объявил он.
На лице Фориса отразилось глубочайшее изумление.
— Удивительно, — молвил он. — Сколько я это наблюдаю, столько изумляюсь. Как это с тобой случилось, предатель? Как ты мог встать на сторону этих варваров, которые над нами насильничают?
Люсилер усмехнулся:
— Я пришел на твой суд, мясник. Твои слова лишены смысла, и я их не слышу.
Форис побагровел от ярости.
— Ты смеешь называть меня мясником? Ты, предатель своего народа?
— А ты — предатель своего дэгога, — парировал Люсилер. — Это ты принес разруху в нашу страну, а не я. Это ты предал монарший род Люсел-Лора.
— Дэгог — самый главный предатель, а те, кто следует за ним, — глупцы. Тарн покажет тебе истинное положение вещей.
— Ты — собачонка Тарна, Форис. Игрушка узурпатора. — Из какого-то тайного уголка сознания Люсилера вырвался отчаянный смех. — Покажи мне свой суд, собака. Я к нему готов. Но сделай милость — избавь меня от своей лжи.
Не в силах справиться с яростью, Форис бросился на Люсилера и отвесил ему мощную оплеуху. От удара триец зашатался, споткнулся и упал прямо в грязь. Он помотал гудящей головой и с трудом поднялся на ноги. Встав, он гневно посмотрел в бешеные глаза Фориса.
— Твой суд, военачальник! — спокойно произнес Люсилер. — И твое решение для этих людей.
— Я пощажу нарских собак, — процедил сквозь зубы Форис, — потому что обещал и потому что этого желает Тарн. Но ты предстанешь не перед моим судом, предатель. Судить будет он.
— Тогда веди меня, — сказал Люсилер. — Веди меня к этому Творцу Бури. Теперь, когда он победил, я рад буду умереть.
Форис усмехнулся.
— Он не Творец Бури, — поправил Волк Люсилера. — Он — миротворец. Но если ты проживешь достаточно долго, то увидишь, какую бурю он приносит.
9
Утро заглянуло в убогую комнатенку полоской света. Ричиус наблюдал, как она проходит сквозь мутное окно, освещает тучу висящих в воздухе пылинок и мягко ложится на белое неподвижное лицо женщины в его кровати. Свет не беспокоил ее. Она была погружена в усталый сон, охвативший ее после их соития. Лежа под одеялом, обнаженный и неподвижный, Ричиус старался не шевелиться, хотя проснулся почти час назад.
Ему хотелось, чтобы она поспала подольше после того, что он с ней сделал.
Он протянул руку и одним пальцем дотронулся до ее щеки. Она была прекрасна, красивее всех женщин, которых он когда-либо встречал, — и нарок, и триек. Но теперь она уже не была беспорочной. На лице ее еще оставался синяк — да что синяк! Его ей оставил Блэквуд Гейл, а не он. То, что сделал он сам, было гораздо подлее. Синяк на лице темнеет, опухает — а потом проходит. Просто неприятность, которую легко забыть. Но девственность, будучи отданной или отнятой, уже не возвращается.
Эти мысли не давали ему покоя. Бесполезно пытаться убедить себя в том, что он не отвечает за случившееся. Он не был настолько пьян. Единственное правдивое объяснение — похоть, и от этого ему было противно. Она трийка — одна из тех, кого он поклялся защищать. И он ее предал. Он даже не помнил ее имени, хотя не сомневался, что хозяин гостиницы его называл. И теперь, когда жар страсти погас, все представлялось ему нелепостью. Он смутно помнил сладостное содрогание, а потом — болезненный укол раскаяния. Но он устал, так устал…
И она не протестовала. Он заплатил хозяину гостиницы за целую ночь с нею — и, похоже, она, как и он, испытывала невыразимую усталость. А теперь она спала, удивительно тихо и неподвижно. И, как ему хотелось надеяться, безмятежно.
— Мне так жаль, — прошептал он, проводя пальцем вокруг ее подбитого глаза, но не прикасаясь к коже. — Бедняжка.
Ричиус опустил руку. Заметил пятно на простыне.
«Наверное, она меня помнит, — решил он. — Иначе зачем бы она стала это терпеть? Она отплатила мне единственным, что могла дать. А я это взял, словно талистанский пес».
Он наклонился и легко прикоснулся губами к ее щеке. Ее глаза стремительно распахнулись. Секунду она лежала неподвижно, еще не до конца проснувшись и не понимая, где находится. А потом увидела его и жалкую комнату — и с криком вскочила, потянув за собой простыню, дабы прикрыть обнаженное тело. Забыв о собственной наготе, Ричиус бросился за ней.
— Подожди! — крикнул он.
Она не смотрела на него, лишь испуганно озиралась. Отыскав свое платье, подняла его с пола.
— Нет! — взмолился он, хватая ее за руку. — Пожалуйста…
Девушка вырвала руку. Уронив простыню, она метнулась к двери и только тогда поняла, что он закрыл выход. Она застыла неподвижно, глядя на него горящими глазами, и прижимала платье к груди, словно занавеску.
— Пожалуйста, — повторил Ричиус. — Я не сделаю тебе больно. Правда, больше не сделаю. Мне очень жаль, что так случилось. Но я могу тебе помочь. — Он ногой придвинул брюки к себе, присел на корточки и запустил пальцы в карман, откуда извлек несколько серебряных монет. Встал и протянул монетки ей. — Деньги.
Дьяна секунду смотрела на монеты, а затем плюнула Ричиусу в лицо.
— Больше не надо денег!
Ричиус уронил руку, и монеты посыпались на пол. Он медленно вытер с лица плевок.
— Ты меня понимаешь!
— Я говорю на языке Нара, — ответила она, по-прежнему прижимая к себе платье.
— Тогда ты слышала, что я тебе сказал. Я не причиню тебе боли. — Он нагнулся и поднял монеты с пола. — Пожалуйста, возьми эти деньги. Я хочу, чтобы они достались тебе.
— Нет! — гневно отрезала она. — Если Тендрик мне не прикажет, то у нас все закончилось.
— Хозяин гостиницы? О нет, ты не так меня поняла. Я больше ничего от тебя не хочу. Эти деньги… — он поморщился, — мое извинение.
Глаза ее потемнели.
— Я отнял у тебя то, что уже не вернется, — добавил Ричиус и указал на простыню с оставшимся на ней пятном. — Извини. Я заметил только утром. Если б я знал… — Он помедлил, пытаясь подобрать слова, которые лучше объяснили бы мучившую его неловкость. — Если б я знал, что ты — девушка, я бы не сделал этого. Прости меня. Я не лучше того дикаря, от которого я тебя спас.
— Спас?
— Ты меня не помнишь?
— Я тебя не знаю. Я не шлюха. Ты — первый, с кем я была с тех пор, как сюда пришла.
— Нет, ты меня не поняла. — Он шагнул к ней. — Я не клиент. Я только что приехал сюда. Я — Ричиус. Из той деревни, помнишь? На тебя напал солдат. Я оттащил его от тебя.
На ее лице застыл ужас.
— Нет! Ох, нет, нет, нет! — Она упала на колени. Платье выпало из рук, но она даже не заметила этого. — Ты — Кэлак!
Ричиус был ошеломлен. Как она могла не знать? Он подошел и опустился на одно колено рядом с нею.
— Не бойся. Я обещаю, что не сделаю тебе ничего плохого. Тебе ничто не угрожает.
— Ты — Кэлак! — повторила она, и ее лицо покраснело от потрясения.
— Почему ты меня не слушаешь? — не отставал он. — Я тебе не враг.
— Враг! — вскрикнула она, неуклюже натягивая платье. — Ты — самый главный из них. Кэлак. Шакал. Убийца!
Ричиус отпрянул.
— Как ты можешь так говорить? Я только пытался помочь твоему народу.
Девушка стремительно подошла к нему и попыталась оттолкнуть, но он остался на месте.
— Перестань! — взмолился он. — С тобой ничего не случится, клянусь. Я здесь, чтобы тебе помочь.
— Помочь? — переспросила она. — Я знаю тебя. Я знаю, что ты сделал. Я это видела! А теперь я заразилась тобой.
— Я очень сожалею об этом, — печально сказал Ричиус. — Но ты не права, считая меня своим врагом. Только дролы должны так думать, — Он заглянул ей в глаза. Она отвела взгляд. — Я говорю правду. А о том, что я сделал с тобой этой ночью, я буду сожалеть всю жизнь.
Девушка презрительно фыркнула, и Ричиус подошел к ней. Но когда он наклонился ближе, она по-кошачьи взмахнула рукой. Ее накрашенные ногти впились ему в щеку, и он с криком попятился.
Больше ей ничего не было нужно. Она вскочила и бросилась к двери, придерживая платье руками. Ричиус пытался поймать ее, но она оказалась слишком проворной. Дверь открылась — она выскочила из комнаты.
— Подожди! — крикнул Ричиус.
Он вылетел в коридор и увидел, как она сбегает вниз по шаткой лестнице. По коридору пронесся ветерок, напомнив ему, что он не одет. Он покраснел и вернулся в свою неказистую комнатенку. По щеке у него бежала струйка крови, он стер ее тыльной стороной ладони. Ее зеленые туфельки остались там, где она скинула их накануне ночью. Он закрыл глаза и выругался. Постель еще хранила аромат ее тела. Невыносимо сладкий. Волосы у нее были нежные и мягкие — и он зарывался в них лицом. Его кожу покалывало там, где он прикасался к ней, так сильно, что это походило на ожог. Воспоминания нахлынули на него. Как она лежала на кровати, предоставив его неловким рукам делать что угодно, как у нее вырвался жалобный крик… А потом — темнота, полное и беспросветное забвение.
— О Боже, — застонал он, закрыв лицо ладонями, — почему она так меня ненавидит?
«Потому что я — Кэлак, — ответил он на свой вопрос. — И потому что мне здесь не место». Но он ей не враг. Как убедить ее в этом?
Он поднял с пола свои вещи и оделся. Динадин, наверное, уже проснулся. Остается надеяться, что он один. Не обуваясь, Ричиус вышел в коридор. Красная дверь комнаты Динадина была закрыта. Ричиус приложил к ней ухо и прислушался. До него донесся знакомый басовитый храп. Он как можно тише приоткрыл дверь и заглянул в комнату. На смятых простынях спал его друг. К счастью, в одиночестве. Ричиус на цыпочках подошел к тесной кровати, прежде закрыв за собой дверь.
— Динадин, — негромко позвал он, — проснись. Юноша заворчал и перевернулся на живот.
— Динадин! — повторил Ричиус уже громче.
— Что тебе? — простонал его друг.
Ричиус присел на кровать и потряс его за плечо.
— Ну же, вставай! Мне надо с тобой поговорить. — Динадин поднял руку и оттолкнул приставалу.
— Господи, Ричиус, дай мне поспать! Я устал.
Ричиус снова сел на кровать.
— Выспишься потом. Мне надо с тобой поговорить.
— Разве еще не рано?
— Не знаю. — Ричиус посмотрел на грязное окошко: сквозь него пытались пробиться лучи солнца. — Рассвет.
— Рассвет? Слишком рано. Убирайся.
— Нет! — заявил Ричиус. — Проснись. Я хочу кое-что тебе рассказать.
Он снова потряс массивного Динадина за плечо и вознамерился перевернуть его на спину.
— В чем дело? — проворчал юноша. — Рассказывай побыстрее, чтобы я мог заснуть. Я хочу отдохнуть до отъезда.
Ричиус слабо улыбнулся.
— Об отъезде можешь не беспокоиться. Мы пока не уезжаем.
Это известие Динадина заинтересовало.
— Не уезжаем? Почему? -Ричиус едва смог произнести:
— Я… кого-то встретил.
— О Боже! — торжествующе завопил Динадин. — А Люсилер думал, что это буду я! — Он сел и жестом велел Ричиусу продолжать. — Расскажи мне все. Ты потратил все деньги в одном месте?
— Динадин…
— Знаешь, мы говорим об этом с вами, молодыми солдатами, а вы никогда не слушаете. Интересно, что скажет твой отец.
— Динадин, прекрати! Это серьезно.
— Ах серьезно! — воскликнул юноша. — Ладно, рассказывай. Кто она? Надеюсь, не эта свинья Карлина. Она не заползла к тебе после того, как обслужила меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112