Глава 44

Дугхалл отправился со своей зандой на скалу — ту, на которой провел ночь с женщиной. Он разложил черный шелк на сглаженной ветрами и дождями поверхности камня и сел скрестив ноги и зажав серебряные монеты в левой руке.
Все, что мы делаем в жизни, бывает в первый и в последний раз. Обычно мы помним первый и редко подозреваем, что последний окажется последним. Слова Винсалиса, предваряющие его «Книгу мук». Эта фраза навсегда осталась в его памяти. Солнце согревало его лицо, ритмичный шум прибоя и запах соленой воды успокаивали, а негромкие крики береговых птиц, сновавших у края воды и отбегавших от нее, словно в опасении замочить ноги, казалось, лишь подчеркивали значимость мгновения, одновременно и блаженного, и страшного.
Помолодев телом, в душе он по-прежнему оставался стариком, наделенным старческой памятью и страхами. В юности, делая что-то, не думаешь о том, что, возможно, занимаешься этим в последний раз; к старикам подобные мысли приходят нередко. И Дугхаллу сейчас казалось, что таких ночей, как прошедшая, в его жизни больше не будет.
В руке его лежали тяжелые монеты. Он закрыл глаза, сосредоточиваясь и прогоняя тревожные мысли, а затем просыпал монеты на потрепанный уже шелк и посидел немного с закрытыми глазами, потому что не хотел видеть, что ожидало его в будущем. Наконец, он заставил себя взглянуть на занду.
Она подтвердила ему, что он отправился в то самое неприятное путешествие, предвещанное предыдущим гаданием, — путешествие, которое следовало предпринять, чтобы оставалась надежда на победу. Еще занда говорила, что неизвестный враг будет обнаружен на полпути к нему. Конечно же, во главе войска, которое идет по пятам его сыновей, окажется Дракон, подумал Дугхалл.
Сектор Долга сообщил ему, что расплата уже недалеко, и Дугхалл вдруг поймал себя на мысли о том, что не худо бы знать, чего именно хотят от него боги, если, с их точки зрения, он еще не исполнил свой долг.
Лишь не знающий Бога способен познать истинное счастье, написал Винсалис в один из самых мрачных моментов своей жизни, ибо у этого человека нельзя попросить ничего такого, что он обязан отдать ради сохранения своей души. Позже, в «Книге мук», он вывернул эту мысль наизнанку, однако Дугхалл находил некоторое утешение в том, что некогда Винсалис думал именно так.
Одна из частей предсказания как будто бы относилась непосредственно к Кейт и Ри: любовники, разделенные своим — и его — словом и действием, ради общего блага посмотрят в лицо собственной смерти.
Наиболее загадочным обстоятельством было то, что все рассыпанные по шелку монеты давали двойственное предсказание. Те, кого он любит, либо погибнут окончательно и бесповоротно, либо спасутся. Силы, выступившие против Матрина, уничтожат мир или проиграют сами. Здоровье его останется крепким, а состояние увеличится… или же все будет наоборот.
Дугхалл подумал, что никогда еще не видел столь бессмысленного расположения монет, и принялся разгадывать смысл монеты Сам, которая лежала оборотной стороной вверх и изображением, повернутым прямо к нему, точно в центре занды, в точке, где смыкались все сектора.
Оборотная сторона самости — это пренебрежение собой. Если бы монета легла вверх оборотной стороной, но изображение было бы повернуто в сторону от него, это означало бы пренебрежение осознанной мыслью собственным пониманием ситуации. Но сейчас она указывала именно на пренебрежение самим собой, исходящее из самой сути человеческого существа, рождаемое не мыслями его, а внутренней потребностью. Бессознательной реакцией, настолько знакомой телу, что оно спрашивало совета у ума, выбирая образ действий или путь.
И монета, лежащая в самом центре занды и таким образом определяющая смысл всех остальных, означала именно то, чего боги потребуют от него. Глубокое, до самых недр души, отречение от себя.
И это при том, что, по мнению Дугхалла, во всем мире не могло бы найтись эгоиста более последовательного, чем он.
В какой-то момент, в самом ближайшем будущем, ему нужно будет сделать выбор. И выбирать ему придется в чрезвычайно тяжелой… даже мучительной ситуации. Ему придется отдать то, что он любит, — занда самым определенным образом свидетельствовала об этом, хотя конкретно ни на что не указывала. Если он выберет один путь, то останется здоровым и приобретет богатство, Матрин будет процветать, а те, кого он любит, избегут смерти. Если он пойдет другой дорогой, Матрин будет лежать в руинах, близкие ему люди погибнут, а его самого ждет потеря здоровья, денег, а возможно, и жизни.
Впрочем, мрачно подумал он, скорее всего комбинация эта еще изменится. Ничто на занде не позволяло считать какой-либо путь ведущим лишь к благу или же лишь ко злу и скверне. Возможно, ему нужно будет пожертвовать любимыми, чтобы спасти Матрин, или, напротив, принести в жертву свои состояние и здоровье, чтобы спасти любимых, или же позволить погубить Матрин, которому он служил всю свою жизнь, чтобы спасти населявшие его народы.
Облитые солнечным светом монеты сверкали на черном шелке — серебряные указатели возможных путей отливали золотом, этим вечным сиянием вселенной. А сам он находился сейчас в точке расхождения этих возможных дорог, словно паук, засевший в самом центре своей паутины. Боги дали ему понять, что они вознамерились взвалить все проблемы мира на его плечи, что в ближайшем будущем они скажут ему — а ну, выбирай, и выбор этот будет таков, что сделать его страшно даже Богу.
Дрожащими руками Дугхалл собрал монеты, тщательно завернул их в шелк и положил в сумку. Размышляя, он еще некоторое время посидел на камне. Даже отказ от выбора — это тоже выбор, хотя почти наверняка ошибочный. Он мог убежать от приближавшихся врагов, мог убежать от своего долга. Боги всегда оставляли открытую дверь для тех, кто считал бегство наилучшим вариантом. Но если он поступит так, вне всяких сомнений, осуществится наихудший из всех предложенных зандой вариантов. Он распрямил спину и поднял лицо к солнцу.
— Я по-прежнему остаюсь твоим мечом, Водор Имриш, — произнес Дугхалл спокойным, твердым и уверенным голосом. — Извлекай меня из ножен и используй, как найдешь нужным.
Глава 45

Через пять дней после начала плавания «К'хбет Рху'уте» приблизился к северной оконечности архипелага Тысячи Плясунов и гавани Гофта.
Ри все еще оплакивал смерть Джейма. Морские похороны вконец расстроили его, и он не был готов к тому, что предстояло сделать, но лучшей возможности в будущем могло и не представиться. Ри осторожно оповестил всех, сохранивших верность Яну. Те, кто мог сделать это, не вызывая подозрений, должны были собраться на корабле в условленном месте, остальным предстояло встретиться с Янфом на берегу в «Коралловой богине». Вдвоем они продумали план действий обеих групп, не пожелав для этого ночного времени, старательно запоминая все, что нельзя было занести на бумагу. Если их ждет успех, если они найдут Яна живым и здоровым, быть им обоим героями. Если же задуманное предприятие провалится, Ррру-иф объявит мятежниками их обоих и всех их сторонников и повесит на рее, не удостоив потом даже простейшей церемонии погребения в море. Тела их просто выбросят за борт как кухонные отбросы — на корм рыбам.
Когда большая часть моряков отправилась на берег для короткого отдыха, Ррру-иф собрала у себя в каюте гостей. Званными на обед оказались верные ей первый помощник и главная наложница, казначей, тайно преданный Яну, а также Ри.
У входа в каюту были поставлены в качестве охраны двое Шрамоносцев-Кеши.
Впятером они сели за роскошный пиршественный стол. Тут были обжаренные в подслащенном медом масле бананы, засахаренные бобы, сладкая кокова, налитая в изображающие причудливых рыб кувшины, приготовленное на пару дельфинье мясо с черным рисом, тушеный тунец и печеные клубни, нафаршированные сыром, мясом и виноградом, ароматное печенье, пресные и сладкие пирожки. Пили они воду, чистую как сам воздух, из кубков, заполненных шарами лимонного льда, — напиток настолько редкостный и дорогой, что Ри, отпрыск одной из знатнейших Семей Матрина, за всю жизнь лишь трижды пробовал его.
— Пейте и ешьте, мои дорогие друзья, мои добрые товарищи, — молвила Ррру-иф, указывая на блюда.
— Ты кормишь нас словно королей, — сказал Ри. Ррру-иф улыбнулась:
— Все мы будем королями, мой друг. Завтра мы отплываем в Калимекку — к новой, заслуженной нами жизни. — Она опустила одну руку ладонью на стол, а другую приложила к сердцу. — Предлагаю выпить за всех нас: за Бемъяра, который поведет корабль навстречу новой судьбе и будет командовать экипажем; за Китдреля, который приведет нас туда, где хранится богатство, на которое мы купим наше владычество; за Ри, который обучит нас правилам аристократической жизни и приведет нас к параглезиату; за Гретен, которая станет параглезой по имени и перед которой все будут стоять на коленях; и, наконец, за меня, истинную параглезу, перед которой когда-нибудь с почтительным трепетом склонятся все жители великого города.
Все четверо гостей приложили ладони к столу и сердцу и произнесли:
— За нас.
Во время обеда они слушали речи Ррру-иф, толковавшей о будущем, о той великой роли, которая предстоит каждому из них, о несравненной славе и почестях, ждущих ее друзей, когда, став параглезой собственного семейства, она станет жить в чудесном и великом Доме — из тех, что высятся на холмах над величайшим городом мира. Ри позволил ей в полной мере насладиться созерцанием будущего, а потом, выбрав удобный момент, сказал:
— Кстати, капитан, не забудь, что следует позаботиться и о себе. Калимекка — это город слухов и россказней, а сплетня — одно из младших божеств, и ее чтят даже в высших кругах. В городе есть люди, которых зовут изыскателями. Вся жизнь их проходит в изыскании тайн могущественных лиц. Обнаружив таковые, они продают эти секреты тем, кто может заплатить подороже. Если кто-нибудь из твоего экипажа знает что-то плохое о тебе, лучше оставь его здесь, в Гофте, и замени тем, кто не сможет очернить тебя.
— Ты полагаешь, у меня есть секреты? — спросила Ррру-иф.
— Не полагаю, а знаю: секреты есть у каждого. Предполагаю я другое: что лишь тебе одной известно, есть ли среди них опасные для тебя… такие, за которые изыскатель предложит, скажем, тысячу золотых — если сочтет твою тайну достойной таких денег и если, разумеется, среди экипажа найдется человек, который согласится поведать о ней за деньги.
Нахмурясь, Ррру-иф посмотрела сперва на Бемъяра, потом на Китдреля, затем на Гретен. Каждый из них чуть качнул головой, а Китдрель сказал:
— Все мы офицеры и разделяем с тобой вину за любые решения, которые тебе приходилось принимать.
— В отличие от матросов, — заметил Ри.
— Да, — согласилась Гретен, мрачно разглядывая бокал с ледяной водой. — Ты прав.
— Итак, тебе известно о фактах, которые можно использовать против тебя?
— Да.
— И многие знают о них?
— Больше половины экипажа.
Ри присвистнул:
— Нельзя рассчитывать на молчание столь многих людей.
— Нельзя. Поэтому придется действовать. — Ррру-иф закрыла глаза и потерла переносицу двумя пальцами.
— В Гофте достаточно моряков, чтобы набрать новый экипаж, — заметил Китдрель.
— Здесь хороший порт, — кивнул Бемъяр. — Я могу без труда заменить большую часть матросов. Однако кое-кто из них наверняка не захочет покидать корабль.
— Щедрая оплата предотвратит недовольство, — сказал Китдрель.
— Но не настолько щедрая, чтобы излишние траты могли помешать исполнению моих планов.
— Конечно, напрасные расходы здесь ни к чему.
— Быть может, оповестить экипаж о том, что, по слухам, в Калимекке свирепствует мор и что ты не хочешь подвергать опасности их жизни? — предложила Гретен.
— Нет, — возразил Ри, — из всех возможных объяснений всегда надежнее самое простое, а там, где удобного объяснения нет, лучше вообще обойтись без него. Просто скажи им, что всех увольняешь и набираешь новый экипаж. И выдай матросам больше денег, чем полагается в таких случаях. Ну а то, что они не будут знать причин, — он пожал плечами, — что ж, на то ты и капитан.
— Он прав, — согласился Бемъяр. — Лучше не давать никаких объяснений. Нам с тобой нужно просмотреть список экипажа, чтобы решить, кого мы оставим, а кого заменим.
— Уволь всех — чтобы не было никаких любимчиков.
Глаза Гретен округлились, она приоткрыла рот, чтобы выразить несогласие, но, так и не издав даже самого тихого звука, плотно сжала губы и, побледнев, принялась разглядывать стол. Ррру-иф ничего не заметила. Интересно, подумал Ри, с кем же из членов увольняемого экипажа она разделяет какую-то тайну? И какую именно? Можно ли сделать из нее союзницу?
Гретен была симпатична Ри, а Янф, каждый день находивший на корабле какой-нибудь укромный уголок для встречи с ней, просто обожал эту женщину. Ри подумал, что для всех них будет лучше, если она поможет им возвратить корабль законному капитану, чем заслужит себе оправдание во всех предшествующих прегрешениях и избежит повешения вместе с ее госпожой.
«Надо будет обдумать это и переговорить с Янфом».
Когда с обедом было покончено, Ррру-иф велела Бемъяру:
— Собери оставшихся на борту моряков и скажи им, что всем предоставляется недельный отпуск. Сойди с ними на берег и начинай набирать новый экипаж. Когда наберется достаточно людей, объявим, что старый экипаж уволен. — Она повернулась к Китдрелю: — И тогда ты расплатишься с ними и выдашь премии. Те, кто будет возражать, получат только обычную плату, без премии. Дай им понять это с самого начала. — Она прикрыла глаза. — Впрочем, я думаю, что мне придется оставить своих телохранителей-Кеши. Они обязаны мне жизнью, и я доверяю им так же, как и любому из вас.
Может быть, и поболее, подумал Ри, сдерживая улыбку, готовую заиграть на его губах. Вместе с верными Яну членами экипажа, которых Китдрель без труда проведет на корабль, и новыми моряками — а Ри был уверен, что они пойдут на все, только бы не оказаться замешанными в бунте, поднятом Ррру-иф против законного капитана судна, — он без особого труда арестует самозванку и немногих верных ей моряков, в том числе и двух или трех Кеши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53