Наконец ствол оказался возле полыньи.
– Боюсь, я уйду под воду, если потянусь за ним, – простонала Райна.
– Нет, не уйдешь, – заверил ее Улисс своим самым убедительным тоном, каким пользовался, когда хотел доказать виновному, что ему не следует бояться гнева правосудия. – Пруд не такой глубокий. Зацепись за дерево, и я тебя вытяну. Ну давай же, Квинни. Ты бы не оказалась в таком положении, если бы смотрела, куда несешься. Поэтому не рассчитывай, что я всю работу возьму на себя.
Как он и надеялся, на помертвевшем от холода лице Райны полыхнул огонь гнева. С мучительной медлительностью она ухватила деревце сначала одной, потом другой рукой. Улисс перекатился на спину. Упираясь пятками, он старался подползти поближе к краю пруда, сражаясь за каждый дюйм, напрягая мускулы отчаянным усилием воли.
Лед продолжал трещать и подрагивать при каждом его движении. Или это его тело дрожало от страха?
Вспомнив, как Райна уверяла его, что лед абсолютно надежен, Улисс испытал искушение придушить ее. Но сначала, конечно, он должен ее спасти. Он принял решение сделать это любой ценой, даже ценой собственной жизни, если потребуется.
Время, казалось, тянулось еще медленнее, чем двигался Улисс, пока он не почувствовал, что под ним твердая земля. Конвульсивным движением он перекатился на живот и встал на колени.
– Еще несколько футов, и я вытяну тебя, – ободрял он Райну. Бог знает, как она находила в себе силы держаться за деревце.
Наконец лед перестал трещать, и она оказалась на нем. Он потянул сильнее, не задумываясь о том, что его ладони оставляют на льду багровые капли крови. Когда Райна была уже настолько близко, что он смог дотянуться до нее, Улисс рванул ее к себе и прижал к груди, не замечая, что по его лицу текут слезы.
Холод и страх затормозили обычную живость его ума. Сначала ему показалось, что она вырывается из его объятий. Но потом он понял, что все ее тело содрогается от озноба, порожденного холодом, который мог ее убить, если бы он не начал действовать немедленно. Все еще крепко прижимая ее к себе и стараясь напитать ее тело своим теплом, он бросился к кучке хвороста, собранной им и Терриллом.
С крайней неохотой, не желая выпустить Райну ни на минуту, он все-таки заставил ее встать, потом вытащил дневную порцию сигар из кармана куртки – их оказалось три – и растер в некое подобие трута.
– Снимай одежду, – скомандовал он, чиркая спичкой о подошву сапога и поднося огонек к крошечной кучке табака.
– Ты с ума сошел? Мне и так холодно, – сказала Райна.
– Если ты сейчас же не вылезешь из своей мокрой одежды, тебе скоро станет еще холоднее.
Он добавил веток, пока не появилось пламя и дым не начал подниматься кольцами вверх.
Райна все еще стояла, где Улисс ее поставил, дрожа как осина на ветру.
– Черт бы тебя побрал, Райна, сейчас не время демонстрировать ложную скромность. Ты подцепишь воспаление легких, если не выпрыгнешь из своих мокрых тряпок.
– Я и рукой-то пошевелить не могу…
– В таком случае я сделаю это за тебя.
– Только посмей! – задохнулась она от ярости.
Слава Богу, в ней сохранился боевой дух! Он ей понадобится, пока не доставит домой и она не окажется в безопасности. Когда-нибудь ее темперамент приведет к тому, что она окажется в еще большей опасности, чем теперь.
Дрожь Райны усилилась. Было ли это вызвано холодом или мыслью о том, что ей придется показаться ему обнаженной?
– Обещай, что не будешь смотреть, – сказала она сквозь зубы, щелкавшие, как кастаньеты. Он не ответил.
На ней была куртка с подкладкой из овчины, такая же, как его собственная. Он расстегнул деревянные застежки и стащил ее с плеч Райны. Она стояла неподвижная, как изваяние, если не считать дрожи, сотрясавшей ее тело.
Сбросив куртку, он размотал ее промокший шарф. По фланелевой рубашке вниз побежали ручейки ледяной воды. Пальцы закоченели, пока он расстегивал пуговицы. Улисс был рад, что на ней оказались брюки. Если бы она была одета в шерстяную юбку, плотная шерстяная ткань могла бы утянуть ее на дно.
Подтолкнув Райну к теплу, Улисс сорвал с нее рубашку и отбросил в сторону. Потом нагнулся и стянул с нее сапоги, а затем и брюки. Его пальцы дрожали, когда он расстегивал крошечные перламутровые пуговички, сбегавшие вниз по всей длине ее нижней рубашки.
Быстрый рывок, и тело Райны выскользнуло из последнего слоя мокрого кокона.
Слава Богу, что он обещал не смотреть. Он гордился тем, что сдержал обещание, хотя и святой не устоял бы против соблазна взглянуть на нее.
Через несколько секунд, которые ему потребовались, чтобы снять куртку, он все-таки был вынужден посмотреть на то, что ему предстояло завернуть в нее.
Любая другая женщина прореагировала бы на его воровской взгляд, попытавшись закрыть рукой низ живота. Но руки Райны даже не дрогнули – они были опущены все так же безвольно. Возможно, купание в ледяной воде притупило ее чувство стыдливости и скромности, или же она была бесстыдной, чтобы задуматься о том, что его взгляд слишком долго задержался на ее теле.
Холод превратил ее тело в кусок мрамора. Кожа ее теперь стала белой до прозрачности. Груди выпирали, соски поднялись вверх и казались такими же синими, как и губы. Все ее тело казалось неимоверно хрупким, а талия, невероятно тонкая, плавно переходила в широкие бедра.
В углублении пупка задержалась капля воды, которая теперь вытекла из него. Улиссу хотелось броситься на колени и выпить ее. Густые черные завитки между ее бедер тоже были влажными и оттого казались особенно соблазнительными.
Все это он рассмотрел в те несколько секунд, пока закутывал ее в свою куртку, и почувствовал, что эти секунды навсегда запечатлелись в его душе. Хотя у него не было времени, чтобы промелькнувшую мысль облечь в слова, он знал, что отныне всегда будет судить о женской красоте, сравнивая ее с образцом, которым стала для него Райна, и что ни одна женщина никогда не будет близка к этому совершенству.
Он подошел к ней еще ближе и начал растирать ее кожу. Его прикосновения были почти грубыми, так он торопился в своем отчаянном усилии заставить ее кровь быстрее циркулировать. Он старался не думать о том, что под его руками находится нагое тело, и Райна была сейчас слишком слаба, чтобы сопротивляться.
Ведь он был, напомнил себе Улисс, джентльменом, выполнявшим миссию по спасению жизни, а не изголодавшимся мужчиной, надолго отлученным от женщин, которому теперь представилась возможность насладиться девичьим телом.
Глава 14
К удивлению Улисса, Райна не оказывала ни малейшего сопротивления, пока его руки растирали ее обнаженную спину. Сначала его единственной целью было вернуть к жизни эту окоченевшую плоть. Но к тому времени, когда его руки достигли ее ягодиц, он уже почти забыл о своем первоначальном намерении.
Активное растирание постепенно стало все больше походить на любовные ласки. Улиссу представилась возможность изучить географию тела Райны. Он никогда не блуждал по столь сладостным холмам, никогда не пересекал более обворожительной долины. V Внезапно Улисс осознал, что чувствует, и его руки переметнулись к ее животу. Несмотря на твердую решимость вести себя по-джентльменски, он не мог устоять перед величайшим искушением. Чувствовать изгиб ее живота своей ладонью было тяжким испытанием. Улисс опустил руку ниже талии, к влажным завиткам между ее ног, и рука его накрыла сердце ее женственности.
Его бедра обдало жаром, будто он оказался в пылающей печи; мужская плоть рвалась из плена. Хотя на Райне была его куртка, Улисс не чувствовал холода. Желание затуманило мозг, усыпило все другие чувства. Несколькими минутами раньше он молил Бога, чтобы поскорее вернулись Террилл и Алиция. Теперь же он молился о том, чтобы их подольше не было.
Только монстр мог бы сейчас думать о том, чтобы заниматься любовью с женщиной, прошедшей через столь ужасное испытание. И этот монстр жил в нем. Он желал Райну сейчас, здесь, в этом ледяном лесу… Но ему казалось, что она тоже желала его. А иначе почему она позволила ему такие вольности?
Улисс сдвинул куртку, чтобы лучше изучить ее великолепное тело, и она повисла у него на руках. И только тогда он заметил, что яростная, отважная, неукротимая Райна не смогла бы сопротивляться.
Хотя глаза ее были открыты, они будто остекленели. Казалось, она смотрит на что-то, доступное только ее зрению. Если он быстро не предпримет чего-нибудь, она ускользнет и никогда не вернется.
Проклиная себя, Улисс поднял Райну и изо всех сил прижал к груди. Тени деревьев удлинились. Небо стало серым. Надвигалась буря. Он должен был доставить Райну домой в целости и сохранности. Прижимая ее к груди, он помчался к дому де Варгасов.
* * *
Террилл не мог припомнить, когда в последний раз говорил так много. Возможно, это было впервые в его жизни. То, как Алиция ловила каждое его слово, развязало ему язык и сделало красноречивым: он чувствовал себя ловким, как белка-летяга, перепархивающая с дерева на дерево; он заливался, как коробейник, расхваливающий свой товар. Чувствуя себя не особенно уютно из-за своей непривычной говорливости, Террилл попытался закончить историю дела Флореса как можно скорее.
– В послевоенные годы Техас очень пострадал от набегов угонщиков скота. Скотоводы потеряли тысячи голов из-за бандитов, переправлявшихся через мексиканскую границу. Я убедил банду Флореса вернуть часть этого скота. Кто-то должен был взяться за это. Я просто оказался в нужное время в нужном месте.
Алиция испустила долгий вздох:
– Никогда не слышала более волнующей истории. Вы такой скромный. Как у вас хватило отваги встретиться один на один с целой шайкой бандитов и потребовать, чтобы они вернули скот?..
Ее голос задрожал. Она крепче сжала его руку. Алиция казалась такой нежной и хрупкой, и он был удивлен силой ее пожатия.
– Была ли в этом деле замешана женщина? Может быть, какой-нибудь падший ангел с золотым сердцем?
– Конечно, нет! – воскликнул он с жаром, – За кого вы меня принимаете?
Неожиданно Алиция вынудила его остановиться. В глазах у нее было странное выражение, словно она впала в некий транс.
– В таком случае эту женщину придется придумать, – пробормотала она, глядя в пространство.
Изумленный и смущенный, он переспросил:
– Что вы говорите?
Ее транс прошел так же внезапно, как и наступил.
– Я просто имела в виду, что у героев должны быть героини.
Что за чепуха? Он не был героем. Он просто выполнял работу, как и всякий другой человек. Террилл внимательно посмотрел в глаза Алиции, стараясь угадать, о чем она думает.
Она ответила, пристально глядя на него:
– Могу я быть вашей героиней?
Торжественная тишина, окружавшая их, казалось, придала особую глубину и значительность ее вопросу. На секунду у Террилла возникла нелепая мысль, что Алиция предлагает ему себя в жены. Черт, должно быть, он занемог. Вероятно, у него мания величия! Она просто развлекается легким флиртом. Кстати о флирте, который теперь час?
Он посмотрел на небо и заметил на горизонте облака, собирающиеся в группки, как лонгхорны, готовящиеся перейти реку, потом извлек из кармана куртки часы. Боже милостивый, они бродят уже полчаса.
– Давайте-ка лучше вернемся к пруду, – сказал он, беря Алицию за руку.
– Прежде я хочу кое-что сделать.
– Что?
– Я хочу вас поцеловать, – ответила Алиция.
– Я не думаю… не думаю, что это, что вы… – Террилл лишился дара речи.
– В моей стране есть обычай целовать в знак благодарности. Я хочу вас поблагодарить за то, что вы рассказали мне о деле Флореса. Если вы откажете, мои чувства будут задеты.
Террилл помнил ее отца достаточно хорошо, чтобы не удивляться некоторым загадочным обычаям англичан – пить, например, чай вместо кофе, называть сухие бисквиты сдобными лепешками и через каждые два слова чертыхаться, заставляя всех думать, будто мир гораздо больше похож на преисподнюю, чем принято считать. Он предположил, что этот поцелуй – еще одна из странных традиций.
– Я и не помышлял о том, чтобы ранить ваши чувства, – сказал он придушенным голосом.
– Я рада, что вы поняли меня. – Она раскрыла объятия и закрыла глаза, потом подняла к нему лицо, предлагая его. – Теперь вы можете меня поцеловать.
Террилл склонился к ней, намереваясь только коснуться ее губ. Но ее губы были настолько сладостны, что он не мог удержаться от настоящего поцелуя. Во всяком случае, обнимать ее он не будет.
Но когда ее руки обхватили шею Террилла, то его руки поднялись и прижали Алицию, словно повинуясь собственной воле. Он ощутил трепет, распространившийся по всему телу.
Благодарственный поцелуй затянулся надолго, слишком надолго, чтобы Террилл мог сохранить спокойствие, но оказался слишком кратким для его удовольствия. Придя в себя, он вырвался. Сердце его бешено билось, он с трудом втягивал в легкие морозный воздух.
– Вы уверены, что ваши соотечественники именно так выражают благодарность? – спросил он.
– Именно так благодарность выражаю я, – ответила Алиция самым нежным голосом, сопровождая это заявление невиннейшей и сладчайшей улыбкой.
– Но ведь мы не в Англии. Такая прекрасная женщина, как вы, может попасть здесь в беду, если будет благодарить мужчин подобным образом.
Тут ему в голову пришла ужасная мысль, пронзившая его, как удар кинжала.
– А Улисса вы так же благодарили?
– Он никогда не оказывал мне такой серьезной услуги.
– Но все, что я сделал, это рассказал вам о деле Флореса.
Внезапно смеющиеся синие глаза Алиции стали серьезными.
– Когда-нибудь, надеюсь, я расскажу вам, почему это так важно для меня. – Она замолчала, потом снова рассмеялась: – А вам не понравилось, как я вас поблагодарила?
Понравилось? От этого поцелуя он чуть было не взлетел в небо.
– Это было неплохо, – согласился Террилл. Честно говоря, он не возражал бы, если бы она благодарила его таким образом каждый день всю оставшуюся жизнь. Только это было маловероятно, и, осознав это, он почувствовал себя столетним старцем.
– Давайте-ка лучше вернемся, – сказал он.
– Нет, пока вы не пообещаете в ближайшем будущем снова приехать на ранчо и рассказать мне еще о вашей работе рейнджера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45