https://wodolei.ru/catalog/accessories/polka/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Бутылка упала на крышу и разлетелась на куски. Это была ночь битых стекол.
— Твою мать! — выругался я. — Что творит разобиженный Санта-Клаус! Хотя тебе не следовало разговаривать с ним так грубо.
— А ему следовало раздавать детям подарки, а не болтать ерунду. И где он посеял мешок с игрушками?
Эльза все еще злилась.
— А я откуда знаю. Наверное, успел все раздарить.
«Шкода» чихнула и заглохла.
— Твоя машина прекрасно объясняет, почему развалился коммунизм, — глядя в окно, прокомментировала Эльза
Я завел мотор.
— Разворачивайся.
— Куда мы едем?
— Разворачивайся. Естественно, не ко мне. Сегодня поедем к тебе. А потом подыщем что-нибудь получше.
Я развернулся, и мы опять направились в сторону «Голубого кота» и Санта-Клауса.
— Здесь ужасно холодно, — пожаловалась Эльза — В этом рыдване что, нет печки?
— Разумеется, есть.
— Что-то не чувствуется.
— Она есть, но она не работает.
Эльза хотела было улыбнуться, но улыбка внезапно замерзла на ее губах. И тогда она открыла окно и швырнула стакан в Санта-Клауса. Брызги веером полетели в его сторону, а стакан шлепнулся на тротуар и взорвался миллионом мелких и звонких кристалликов. Ну что я говорил: ночь битых стекол! Эльза достала сигарету. Я дал ей огня. В зеркале вопил и дергался Санта-Клаус. Я не слышал, что он там кричал, но похоже, что-то крайне дурного тона. Его лицо превратилось в лицо кричавшего от страха Тони. Трудно осознать смерть близкого человека. Пяти минут для этого мало. Тони никогда и никому не причинил вреда. У него были все основания озлобиться на весь мир, но он не озлобился. Ему было всего девятнадцать лет.
— Никак не могу выбросить Тони из головы, — сказал я.
— Ох, горюшко-горе. И я в таком виде.
Сжимая руль левой рукой, правой я наотмашь ударил ее по лицу. Сигарета вылетела из ее губ. Эльза осторожно дотронулась до губы. Струйка крови потекла по подбородку.
— Спасибо, милый, что помогла тебе разрядиться. Мне нравится чувствовать себя полезной.
— На, вытрись. — Я протянул ей носовой платок.
— Засунь его себе в задницу, может, тебе понравится. — Она наклонилась и подняла сигарету. Глотнула нечистого воздуха. — Тебе повезло, Макс, она не погасла. Я бы получила огромное наслаждение, глядя, как ты даешь мне прикурить.
В конце концов она вывела меня из себя. Ей всегда это удавалось. Поэтому она и не разозлилась всерьез. И затрещину восприняла как свой триумф.
10
Подкатили к моему особняку. Эльза перешагнула через ограду и только после этого бросила на землю окурок — в компанию к своему же предыдущему.
— Мне хотелось бы взглянуть на Розу. Я уж и забыл, когда видел ее в последний раз.
— Ну да. Лет шесть тому назад, верно? — В ее голосе звучал вызов.
— Точно. И с женихом неплохо бы познакомиться. Как его зовут?
Я открыл дверь, и мы вошли. Разумеется, сначала она — я с удовольствием пропустил даму вперед. Я джентльмен, а Эльза была настоящей принцессой. По крайней мере, так подумал бы всякий, посмотрев альбом с ее фотографиями той поры, когда девушка лелеяла мечту стать фотомоделью. Но Эльза редко подолгу лелеяла что бы то ни было, тем более мечты.
— Годо.
— Что за ужасное имя.
— На самом деле его зовут Годофредо.
— Так уже лучше.
Эльза сбросила пальто, сшитое из шкурок шестидесяти убитых норок. Моим глазам опять открылись ее руки и чулки. Черное платье было действительно очень красиво. Эльза всегда отличалась хорошим вкусом. И вся она, с чистыми, ухоженными волосами, чуть подкрашенными губами и блестящими кошачьими глазами, была неотразимо хороша. Она умела выгодно преподнести данную ей от природы отличную фактуру.
— Он недурен. Правда, роста небольшого.
На словах и в моем присутствии для Эльзы все мужчины делились на красивых, очень красивых и тех, кому следовало бы отдаться немедленно и не сходя с места. Хотя на самом деле она была твердо уверена, что все известные ей мужчины скопом не стоили одного хорошего кошелька из крокодиловой кожи. Зазвенел будильник. Я вошел в спальню и отключил звонок. С момента, когда я его завел, прошло сорок минут. За эти долгие сорок минут я видел полное жизни, изумительное обнаженное тело Эльзы; навеки мертвое, совершенно одетое и ни на что больше не годное тело Тони, его изломанную руку, продырявленную грудь, застывший на лице страх; я дал пощечину Эльзе и не раскаивался в этом, и вновь любил ее, любил и ненавидел, потому что не мог простить и не мог больше доверять ей, а Тони никогда и никому не причинил вреда.
— Ты не голодна? — поинтересовался я, выходя из спальни. В квартире так и стоял запах сгоревшей фабады.
— Да, — кивнула она. — Но желудок здесь ни при чем.
Скорей всего, именно это она и имела в виду, когда советовала мне не пить на случай, если придется еще раз пустить в ход оружие. Даже в своих намеках Эльза была предельно конкретна.
— Попробуем решить эту проблему, — откликнулся я. — Но сначала позвони Розе. Я хочу встретиться с ней и Годо. Я увяз во всем этом по самые уши и хочу знать, что происходит. Договорись на завтра, на утро, часов в двенадцать.
Пока Эльза говорила по телефону, я наконец сжалился над своим мочевым пузырем. Спустил воду, вышел из туалета. Эльза подошла и обняла меня. Мы поцеловались. Если бы было возможно торговать расфасованной страстью, мы с ней стали бы миллионерами.
— Мы договорились на двенадцать в бутике Альмиранте. Мне нравится эта вешалка, но, если на нее повесить достойный костюм, она станет еще лучше, — добавила она, отстранившись на метр и откровенно рассматривая меня. — Заодно куплю себе чулки. А может, и еще какую-нибудь ерунду. А теперь извини: я понимаю, что кажусь богиней, но время от времени и у меня возникают кое-какие потребности.
Еще бы! И как правило, куда более дорогостоящие, чем мои. В эпоху моего процветания в качестве телохранителя Эльзе едва хватало всей моей зарплаты на самое необходимое. В редчайших случаях, когда ей приходилось ехать на метро, она воображала себя великомученицей Августиной Арагонской. Я вошел в спальню, сел на кровать и положил «стар» на тумбочку. Снял пиджак и повесил его на спинку стула, расстегнул кобуру, механически убедился, что все пятнадцать патронов не покидали своих гнезд в магазине «астры» и что рычаг для извлечения магазина действует безотказно (теперь такая система уже не используется), и положил пистолет под кровать. Разулся. Эльза вошла в комнату, на ходу медленно снимая серьги. Во всем этом было много поэзии и чуть-чуть рутины. Рутина, ставшая поэзией: рядом с этой, и только этой женщиной я хотел бы состариться.
— Неужели в этой комнате нет даже самого завалящего зеркала?
— Нет, но я и так тебе скажу: ты самая прекрасная женщина на свете.
Она положила серьги на столик у стены в ногах кровати. Когда-то над ним действительно висело зеркало, но оно погибло от руки взбешенной женщины, швырнувшей в него туфлей. Я обязательно расскажу об этом Эльзе — пусть поревнует. Эльза сняла браслет, золотой, с бриллиантами. Я не ювелир, но это точно не бижутерия. Между тем я тоже не сидел сложа руки. Теперь я расстегивал рубашку.
— Кто подарил тебе этот браслет?
— Будешь изображать мавра? Ты ведь не думаешь, что все эти шесть лет я так и простояла в сухом доке?
— Да нет, не думаю.
Пытался быть ядовитым, а оказался смешным. Эльза скинула туфли. Каблуки наводили на мысль о кинжалах.
— Наверное, и ты не постился?
— Нет.
— Вот видишь, мой король. У меня всегда вызывали жалость добровольные монашки.
— Здесь было зеркало, — процедил я. — Его разбила одна женщина в припадке ревности.
Я встал, чтобы снять брюки, и остался в трусах и майке. Трусы-плавки и майка без рукавов. Эльза насмешливо смотрела на меня.
— Бедняжка. Видно, она очень страдала из-за тебя. Кроме костюма нужно купить тебе другие трусы — повеселее. Правда, твои достоинства не будут столь явными… И майку, не такую… Как бы это сказать? Не такую профсоюзную.
Она повернулась ко мне спиной. Расстегнула молнию, опустила бретельки — и платье агонизирующей змеей скользнуло к ее ногам. Она осталась в чулках и черном белье, контрастирующем с моим смешным белым одеянием. Я все-таки попытался отыграть очко.
— Хлыст под подушкой, хозяйка.
Эльза повернулась и заметила лежавший на тумбочке «стар».
— Ты не собираешься отделаться от пистолета? — спросила она, бережно снимая чулок, по мере приближения к лодыжкам скручивающийся все утолщающейся баранкой.
— Через пару часов.
Я скинул майку и трусы и нырнул под одеяло.
— Сразу после завершения первого боя, — уточнил я.
— Тебя хватит на столько?
— Я практикую метод имсак по учению Ага-хана — азиатская техника сдерживания оргазма.
— Макс, не растрачивай энергию на разговоры.
— В соответствии с методикой имсак она и должна находить выход в разговорах, а не другим путем.
Эльза наконец сняла чулки и села на кровать спиной ко мне, чтобы я снял с нее бюстгальтер. Всегда готов, и с большим удовольствием. Ее грудь была похожа на два воздушных шарика.
Я тонул.
Мы обнялись. Она скользнула ко мне.
— Минутку, королева, — отстранился я.
Дотянулся до тумбочки и завел будильник, чтобы он зазвонил через два часа.
— Макс, милый, — замурлыкала Эльза, — только ты один умеешь так чудесно обращаться с женщинами.
Я поцеловал ее. В этот раз мне не вполне удался древний метод имсак, но прошу принять во внимание, что практиковать его с Эльзой трудно вдвойне.
11
Когда зазвенел будильник, мы со Светлячком сладко спали. Похоже, мне следовало побольше тренироваться, чтобы освоить знаменитый имсак. Я с трудом подавил зевок и прихлопнул старую дребезжалку. Эльза открыла глаза и потянулась, как блудливая кошка. Я выбрался из кровати и принялся одеваться.
— Ты уходишь? — жалобно запричитала она. — Всегда у меня так: все хотят переспать с Эльзой, а вот проснуться рядом с ней утром — это совсем другая песня.
— Еще не полночь, Эльза. Что за мелодрамы! Я должен отделаться от моего оружия для стрельбы по индейцам.
Эльза села и прислонилась спиной к изголовью кровати. Холодный металл заставил ее содрогнуться.
— Как холодно! — Она подложила под спину подушку. — Джентльмен не должен бросать даму на полпути.
Дождалась, чтобы я посмотрел на нее, и прикрыла грудь руками, изображая девичью застенчивость. Застенчивости едва хватило на несколько секунд.
— О-о, — застонала она.
— Перестань ломать комедию. Как я понял, Паэлья, Однорукий и Кувшин преследовали Розу и Го-до. Если Годо не вернет им три килограмма кокаина, они заклеймят Розу и заставят ее работать проституткой в каком-нибудь борделе. Так?
— Так, но это словечко сказал ты, а не я.
— Совершенно верно. А ты не имеешь к этой тухлой истории никакого отношения, так?
— Так. Но послушай, Макс, ты считаешь, мне чего-то не хватает?
— На первый взгляд похоже, что нет.
— По-твоему, я идиотка? — продолжала она, пропустив мимо ушей сомнительное замечание. — Я и вчерашнюю газету не решилась бы украсть у этой шайки. Я не дура, а вот Годо… У Годофредо голова находится как раз в том месте, откуда у других растут ноги.
— Понятно. И ты по чистой случайности оказалась этой ночью в «Голубом коте», верно?
— Верно. За эти шесть лет ты стал недоверчивым. Раньше ты был не таким, Макс.
— Не таким. Поэтому и случилось то, что случилось. Для того чтобы стать недоверчивым, не нужно ждать целых шесть лет. Я понял все, как только мне прострелили колено. А потом — сама видишь, — я сделал широкий жест, охватывающий дом и все, что меня окружало. — Чудесное изгнание, золотая клетка.
Между тем я был полностью одет. Прощальный поцелуй Эльзе — несмотря ни на что, она его заслужила.
— Ты любишь апельсиновый сок? — поинтересовался я.
— Натуральный.
— Разумеется, натуральный. Ты его любишь?
— Я же сказала, натуральный, это значит, что он мне нравится. Ты замечательно умеешь превратить простой разговор в поезд дальнего следования, милый.
Я не потрудился возразить. В зависимости от обстоятельств Эльзины штучки то забавляли меня, то
досаждали мне.
— Ты получишь его на завтрак. А лучший вопрос
я припас на десерт.
Я взял оба пистолета и засунул их за пояс: один впереди, другой сзади. Я повернулся к Эльзе.
— Когда наконец ты собираешься мне сообщить, что заправляет этими убийцами Гарсиа?
Эльза заплакала. Ее слезы растрогали бы и камень, но я не был камнем и только что это продемонстрировал, пусть потом меня и разморило.
— Ты знаешь, — еле выговорила она сквозь рыдания. Потом быстро успокоилась и продолжала: — Все эти годы… Платой за то, что он оставил тебя в живых, было требование не видеться с тобой. — Говоря, она указательным пальцем, жестом полным женственной грации и предательского очарования, вытирала слезы. — Если бы мы увиделись, он бы убил и тебя, и меня. А сейчас я хочу скрыться. Все, что я сделала, я сделала не только во имя Розы и ее жениха, но и для себя. Для нас с тобой, — поспешно исправилась она.
— Понятно. — Я был, что называется, взволнован. — Таким образом, ты целых шесть лет провела в аду, и все из-за меня.
— Да, хотя ты мне и не веришь. Ты стал таким… таким…
— Почему бы мне вдруг поверить тебе? На твоей правде шелухи больше, чем на луке.
— Потому что ты единственный мужчина, кого я когда-либо любила. — Это было сказано с таким чувством, что убедило бы любые менее предвзятые уши. — Я больше так не могу. Я люблю тебя, Макс. Я люблю тебя так, как не любила никого и ничего ни в этом, ни в другом мире, если я когда-нибудь жила в других мирах. — Она искоса взглянула на меня. — Ты же знаешь, у меня есть все основания думать, что была и другая жизнь.
Эльза не была религиозна, но верила в гороскопы, колдунов, духов и прочую чертовщину. Не знаю, есть ли в этом какое-то противоречие, но она думала именно так. Было время, она всерьез считала, что в прошлой жизни была черепахой. Этим она объясняла свою медлительность по утрам.
— Гарсиа вызывает у меня омерзение, хуже, чем когда попадаешь с паутину. Когда он дотрагивается до меня, мне кажется, что по моей коже ползает таракан. Эти шесть лет были долгими и для меня, любимый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21


А-П

П-Я