А я просто трахаться боялась!
Ильзе обвила Отто руками и плакала у него на груди. Потом, в приступе бешенства, била его по спине маленькими кулачками. И снова бессильно повисала на его шее.
— Ты с ума сошла, — тихо прошептал Отто. — Тебе надо домой. Тебе надо поспать.
Отто подхватил Ильзе и понес на руках.
— Ты, правда, знаешь этого человека? — спрашивает Ильзе, когда они поднимаются по лестнице.
— Да, знаю, — отвечает Отто. — Немного.
— Ты можешь привести его ко мне?
— Его? К тебе? Как? Зачем?
— Просто привести, — Ильзе жалостливо смотрит на Отто заплаканными, совершенно карими глазами. — Чего тебе стоит?..
— Нет, я не могу, — отпирается Отто. — Что ему скажу? Нет, это невозможно.
Ильзе открывает дверь в свою квартиру и тянет Отто за руку.
— Мне надо идти, Ильзе. Мне надо идти, — говорит Отто. — Завтра важный день. Тебе нужно отдохнуть. Тебе нужно выспаться. Завтра важный день.
Ильзе тянет его за руку. Она добрая и несчастная. Она держит его за руку. Ей одиноко.
— Проходи, пожалуйста, — шепчет Ильзе. — Я должна напоить тебя чаем. У тебя голова в крови. Тебя нужно умыть. Куда ты пойдешь — весь в крови? И немного выпить, обязательно.
— Нет, я не могу, — отвечает Отто и проходит в. квартиру.
— Ты забыл? Я Старшая, — нежно говорит Ильзе. — Ты должен меня слушаться.
— Нет, я помню, — мотает головой Отто. —Но…
— Какие могут быть «но»? — она прикасается к нему с нежностью и теплом. — Не может быть «но». Сейчас тут только мы — я и ты. И я — Старшая. Так?
— Так.
Ильзе стягивает с Отто куртку и ведет его в светлую, просторную ванную комнату.
— Нагнись, — говорит она Отто, берет душевой шланг и начинает мыть ему голову. — Ой! Кажется, я намочила твою рубаху. Сними.
Отто инстинктивно закрывает рукою грудь. Он не хочет, но все же начинает снимать рубашку. Ильзе направляет струю на его штаны.
— Их тоже придется снять… — уверяет она.
— Нет, не надо, — говорит Отто и пятится. — Пожалуйста…
Но он запутался в рубахе. Ильзе начинает помогать ему со штанами. Отто стягивает рубаху, но она намокла, прилипает к телу и сковывает движения. Он чувствует, что Ильзе снимает с него не только штаны.
— Подожди… постой… что ты…
Она гладит его тело. Она ласкает его. Она прикасается к нему губами.
Старшая берет от младшего то, что ей нужно.
Власть бывает разной. И нужно ли ей приказывать, если в ее просьбе невозможно отказать? И должна ли она использовать силу, если ее слабости вполне достаточно, чтобы подчинить сильного? Власть бывает разной…
Капли алой крови на белом кафеле — его и ее.
Отто целовал ее руку. — Помоги мне встать, — голос Ильзе стал вдруг холодным, металлическим. — Помоги мне встать!
Отто поднялся, поскользнулся на мокром полу, не удержал равновесие и упал. Ему вдруг стало смешно. Как глупо… Как все глупо…
— Что ты ржешь?! — Ильзе произнесла это так, что кровь в его жилах остановилась. — Помоги, мне встать, кретин!
Отто снова поднимается, тянет Ильзе за руку. Но она даже не пытается ему помочь.
— Ильзе, помоги мне, — просит Отто.
— Поднимай, урод! — орет она.
Отто пытается, но на мокром полу ее тело прокручивается, словно сплавляемое по реке бревно.
— Что с твоими ногами? — Отто удивленно смотрит на напряженные, вытянутые, как две шпалы, ноги Ильзе.
— Поднимай! — орет она.
И по этому истошному крику Отто, вдруг, понимает, что она в панике. У нее отнялись ноги!
— Поднимай! Поднимай! Поднимай!!!
Отто собирается с силами, взгромождает на себя тело Ильэе и несет ее в комнату.
— На диван! — командует она. — На диван! Он кладет Ильзе на диван.
— Накрой! — кричит она, показывая на плед. Отто выполняет ее приказание.
— Оденься! Немедленно оденься!
Отто пятится в ванную. Спешно натягивает на себя мокрые вещи.
— Пшел вон! — Ильзе указывает Отто на дверь. — Пшел вон!
Отто кубарем выкатывается на лестничную клетку и закрывает за собой входную дверь.
Холодный пот. Его пробивает холодный пот. Он льет градом. Холодная одежда, холодный пот, холодные ступени. Отто сидит в углу между пролетами и плачет.
Святая Супруга лишилась девственности. Он лишил ее девственности. Она парализована. Она обвинит его в изнасиловании. Отто ее изнасиловал.
«Переспишь с Ильэе, выпьешь ее девственной крови, и она тебя кончит. Как паучиха… Па-у-чи-ха…», — звучит в голове Отто пророчество Вильгельма.
Завтра ничего не состоится. Священное Копье никогда не обретет свою силу. Арийская раса никогда не будет править на этой земле. Отто убьют.

Часть вторая
— Тьма уничтожила Сама Себя?! — удивился я, глядя на экран и не веря происходящему. — У них что, ничего теперь не состоится?
— Что-то мне не особенно в это верится, — протянул Данила. — Ощущение, что с каждой минутой там становится все хуже и хуже.
— Все показатели зашкаливают, — тихо сказал Гаптен, проглядывая столбцы цифр на небольшом экране рядом с пультом. — Никогда такого не было…
— Я, может быть, задам дурацкий вопрос… — Андрей откинулся на спинку кресла и посмотрел на нас так. словно проспал полфильма и теперь живо интересуется у присутствующих, о чем, собственно, идет речь. — Кто-нибудь здесь знает, что такое «Тьма»?..
— Тьма… — начали, как по команде, мы трое — я. Гаптен и Данила.
Сказали и переглянулись. Вышло глупо. Мы так бодро взялись отвечать… Но что именно мы можем сказать?! Ничего.
— Послушайте, там творится какое-то безобразие, — Андрей показал на большой экран, — это очевидно. Но безобразие — это еще не Тьма. Насколько я понимаю… Что такое Тьма?
— Это прозвучит странно, но мы не знаем ответа на этот вопрос. — сказал Гаптен.
— А что «темные» говорят? — спросил Андрей.
Судя по всему, наши попытки бороться с Тьмой, без малейшего представления о том, в чем именно она заключается, казались Андрею комичными.
— Темные не говорят ничего определенного, — ответил Гаптен. — Мне кажется, что они сами не знают. Они живут ощущением разрушения. И борются со Светом без всякой цели. Просто им претит созидательное начало. Тьма для них — что что-то вроде мечты.
— Но эти печати?.. — уточнил Андрей. — Всадники Тьмы? Они придадут Тьме какую-то форму? Об этом же говорили на Встрече Двадцати Четырех?..
— Да, об этом, — подтвердил Гаптен.
— Ну, и что это может быть? — развел руками Андрей. — Теоретически?
— Индейцы верят в существование злых духов. Может быть, Священное Копье способно оживить каких-то злых духов? — предположил я. — Некие сгустки отрицательной энергии?
— Злые духи?.. Нет, Анхель, — возразил Данила. — Я думаю, что это какие-то «общечеловеческие» вещи (в кавычках, конечно). Жестокость, ложь, ненависть, страх… Тьма, если она воплотится, проявится в человеке, а не в каких-то там оборотнях. Да ты посмотри сам, они же фашисты. Зачем еще какие-то оборотни?!
— Гаптен, а твое мнение? — спросил Андрей.
— Мне трудно ответить, — покачал головой Гаптен. — Я все время был на стороне партии нейтралитета. Партии Баланса Силы. И я привык думать, что Тьма — это отсутствие Света. Что у нее нет прямого определения. Что она определяется от обратного.
— То есть, — сказал Андреи, — ты не можешь сказать: «Тьма — это…». Вы привыкли, говорить: «Тьма — это не Свет». Да?
— Да, — подтвердил Гаптен.
— Понятно, — Андрей обхватил, голову руками и погрузился в задумчивость. — Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что.
Мы напряженно уставились на Андрея, слов но из нас четырех он один был каким-то особенным специалистом по Тьме. Глупо. Но казалось, что только он и сможет сейчас правильно проанализировать ситуацию.
— Власть — страшная штука, — сказал Андрей через пару минут.
— Власть? — переспросил Данила.
— Ну, да. Если совсем просто пойти — Копье Власти, первый всадник Апокалипсиса — «вышел как победоносный, и чтобы победить», и эти все о власти говорят. Может быть — власть?..
— Первая печать — о власти? — Гаптен уставился куда-то в сторону, словно надеясь что-то припомнить. — Было пророчество Темных, что Тьма даст миру…
«Переспишь с Ильзе, выпьешь ее девственной крови, и она тебя кончит. Как паучиха… Па-у-чи-ха…»
Отто механически прокручивал в голове пункты Устава. Так, стоп! Он же ничего не нарушил. Он не нарушил ни одного правила. Правила священны. Как хорошо, что есть правила! Да! Отто не нарушил правил. Он сделал то, что приказал ему Старший. У него не было возможности доложить о странном поведении Старшего. Он выполнял приказ. Он следовал правилам. Это не может быть ошибкой. Правила предполагают любой вариант развития событий. Случившееся должно было произойти…
Отто вскочил на ноги и выбежал на улицу.
— Отто! — раздалось сзади.
— Кто здесь?.. — Отто обернулся; из сумрака под свет уличного фонаря вышел человек. — Мориц, ты?! Что ты тут делаешь?
— За тобой пришел, — ответил Мориц и улыбнулся.
— Как ты узнал, что я здесь? — Отто задрожал всем телом.
— Приставлен я к тебе, — Мориц продолжал улыбаться.
— Ты?! Ко мне?! Нет… — прошептал Отто и попятился назад.
Вихрь мыслей пронесся у него в голове.
— Да шучу я! Шучу. Просто прогуливаюсь. Не спится. Случайная встреча…
— Черт! — закричал Отто. — Так не шутят, Мориц! Так не шутят!
— А что такого? — не понял тот. — С тобой, вообще, все в порядке?..
— Да, со мной все в порядке! Со мной все в полном порядке! Но так не шутят, Мориц! Так не шутят!
Отто бессмысленно подпрыгивал на месте, словно под ним были раскаленные угли.
— Ладно, ладно. Прости. — В голосе Морица звучали примирительные интонации. — Прогуляемся?..
— Прогуляемся?!
Отто бессмысленно хватал ртом воздух. Ему хотелось все бросить и бежать отсюда. Со всех ног, как можно быстрее — прочь, скрыться, спрятаться, переждать! У него пятки горели. Но это дом Ильзе. Мориц, конечно, об этом не знает. Но что, если он все-таки что-то заподозрит? Нельзя выдать себя. Нельзя. Нельзя.
— Да, — едва выговорил Отто.
Mориц среднего роста, коренастый. Волосы с рыжиной. Без особых примет. У Морица есть теория. Можно сказать, он ею даже знаменит. Рассказывает ее всем. Например, Отто узнал о ней в первый же день своего знакомства с Морицем.
Жизнь неизбежно заканчивается смертью — это общеизвестный факт. Но по теории Морица, жизнь не заканчивается, она убивает человека. И если ты умираешь «естественной смертью» — ты раб. Если совершаешь самоубийство, ты — господин.
Мориц решил убить себя до тридцати трех лет.
За глаза Морица называли или сумасшедшим, или придурком. Отто не понимал, как такой человек вообще мог оказаться в Ордене. И в глубине души ненавидел Морица. Великая идея власти становилась в устах Морица шутовской.
Сейчас они медленно шли по Бергассе. Отто — Старший. Мориц — младший. Но Отто не по себе. Он обтер лицо и увидел на своей руке кровь.
«Мориц заметил, что я в крови, или нет? — Отто искоса посмотрел на Морица и начал судорожно просчитывать ситуацию. — Не видит? Темно? Притворяется? Как он здесь оказался? Совпадение? Куда он меня ведет?»
— Похоже на морг, правда? — спросил вдруг Мориц.
— На морг? — от неожиданности Отто подавился глотком воздуха и закашлялся.
— Да. Словно по моргу идем. Мир — мертвый. Совершенно. Людям нужны герои, а героев нет. А без героев нет жизни. Всегда были герои. Христос — герой. Моисей с Давидом — герои. И Будда с Мухаммедом. Герои были всегда. Геракл, Одиссей, Ахилл, Александр Македонский…
История мира — это история героев. Герой — сердце цивилизации. Он дает ей силы, вдохновляет людей. Он — олицетворение смысла и цели. А сейчас героев нет. И поэтому мир — мертвый. Ты не знаешь, почему сейчас нет хотя бы просто великих людей? Каких-то авторитетов…
— В каком смысле — нет? — не понял Отто. — Какая-то твоя новая теория?
— Нет, не теория. Просто я так думаю. Вот мы идем с тобой по Вене. Это город великих людей. Здесь жили Моцарт, Бетховен, Гайдн, Шуберт, Штраус. И это ведь я только музыкантов перечисляю. А сколько писателей, философов, ученых, государственных деятелей?.. И не сосчитаешь. Они — как античные боги. А кто сейчас здесь живет? Никто. Олимп опустел.
Отто затрясло от наивной глупости Морица. Он показался ему в эту секунду настоящим юродивым, вырожденцем. Гадким. Позором арийской расы.
Мориц позволил себе рассуждать о вещах, недоступных его мелкому, поверхностному уму!
Герои есть всегда. Герои — это те, кто стоит выше тебя. Они — герои. Они смогли стать выше тебя, и уже поэтому они — герои.
А история мира — это не история конкретных людей, это история систем. В системе же главное — порядок, чтобы всем все было понятно. Если порядка нет, наступает хаос и дальше — гибель. Сейчас в мире, действительно, нет порядка. Но если вызвать панику, а потом дать испуганным людям железную руку порядка, то все встанет на свои места.
— Ну, что значит — «никто»? — сказал Отто, хотя и не хотел продолжать этот разговор. — Разные люди живут в Вене. Разные…
— В Вене живут люди по имени «Никто», — четко проговорил Мориц, он словно спорил с Отто, что само по себе странно и против правил. — Я умру, ты умрешь — умрут «Никто». Я даже не уверен, что кто-нибудь будет нас оплакивать, а уж помнить — точно никто не будет. А если так — кто мы?.. Мы — никто.
Да и как нам быть «кем-то», если все с рождения всего боятся? Родителей своих боятся. Воспитателей, учителей — боятся. Просто старших. Авторитетов. Священников. Чиновников. Полицейских. Все всех боятся. А трус — он «никто». Вот и живут — «никто», и умирают «никто». Из страха в страхе, из праха в прах…
— А если мы умрем за великое дело? — Отто посмотрел на Морица, как на умалишенного, — презрительно, дерзко, с плохо скрываемым чувством отвращения.
— Если люди — никто, какое у них может быть великое дело»? — весело рассмеялся Мориц. — Или ты думаешь, что три завтрашних взрыва и кража музейного экспоната — это великое дело?..
— Что ты такое говоришь, Мориц?! — Отто оторопел, ему вдруг стало невыносимо жарко. — Ты меня проверяешь?! Мою благонадежность? Да?!
— Нет, — Мориц недоуменно покачал головой. — Зачем?..
— Ну, я не знаю, зачем… — Отто был словно в каком-то ступоре. — Просто тебе сказали…
— Нет, Отто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13