Багатур Хутула, сын славного Хабул-хана, поведет
нас, воинов-мстителей. Мы воздадим всем за все!
То, о чем говорил Есугей, было далеко от Оэлун, но против своей воли
она прислушивалась к звучанию его голоса. В нем было столько буйной
ярости, что ей стало не по себе.
IV
С низовьев Селенги дул ветер, и мутные волны накатывались на песчаную
отмель. Чиледу сполз с лошади, пошатываясь от усталости, подошел к воде,
лег на песок. Волна, набежав, окатила его голову и плечи, и он сел,
фыркая, растер ладонями огрубевшую кожу лица. Лошадь следом за ним, волоча
повод, подошла к воде, долго пила, поводя впалыми боками.
Чиледу смотрел на другой берег реки. Там на пологой сопке высился
полосатый шатер, охваченный полукольцом юрт - белых, черных, серых. Над
шатром трепыхался туг - хвост яка - на длинном шесте. Вот он и дома. Разве
он думал, что возвращение будет таким?
Волны, накатываясь на отмель, рассыпались, вода с шипением скатывалась
назад, оставляя на песке извилистую полоску пены. Голенастый кулик
суетливо бегал по отмели, что-то выискивал длинным клювом в пене, опасливо
косил круглый глаз на Чиледу. Лошадь, роняя с мокрой морды капли воды,
вышла на берег. Чиледу не спешил переправляться. Всю дорогу он со страхом
думал о встрече с соплеменниками, Его ждут с молодой женой, а он... Как он
посмотрит в глаза своего отца и в глаза нойона Тайр-Усуна, одолжившего ему
повозку и волов? Лучше бы его убили, чем так бессовестно ограбить. Оэлун,
где ты сейчас, Оэлун?.. Зачем она спасала его жизнь? Что ему жизнь, если
Оэлун не будет с ним? Может быть, ему не нужно показываться в родном
курене, уйти вниз по Селенге, в Баргуджин-Токум, в земли хори-туматов -
его кровных родичей?
По небу, гонимые ветром, быстро проносились взлохмаченные тучи, и
редкие капли дождя падали на землю. Кажется, начиналось ненастье. Чиледу
вздохнул. Не поедет он к хори-туматам. И не потому, что там вряд ли кто
помнит его деда, захваченного в плен меркитами еще ребенком, не потому,
что страшится дальней дороги, нет, он останется здесь, снося насмешки и
презрительные улыбки, попросит у Тохто-беки воинов, вернется в кочевья
тайчиутов и отобьет Оэлун. Он сегодня же пойдет к Тохто-беки.
Решив так, Чиледу быстро разделся, связал одежду в узел и приторочил к
седлу, придерживаясь за стремя, вместе с лошадью спустился в воду.
На другом берегу он оделся, постоял, отыскивая тоскливым взглядом юрту
отца. Дождь усиливался, уже не отдельные капли, а струи падали на землю,
секли по лицу. В стойбище не было заметно никакого движения, все
попрятались в юрты. Хорошо, что его никто не видит...
Пока дошел до своей юрты и расседлал лошадь, промок насквозь. Откинув
полог юрты, нерешительно переступил порог. Из дымового отверстия вместе с
дождевыми струями падал скупой сумрачный свет. И глаза Чиледу, не
привыкшие к слабому свету, в первое время ничего не различали.
- Это ты, сынок?- слабым, почти неузнаваемым голосом спросил из
сумрака отец.
Чиледу пошел на голос, опустился перед постелью отца. С мокрой головы
вода поползла на шею, холодок пробежал по спине.
- Как хорошо, что ты приехал!
Теперь Чиледу видел отца. Он лежал, укрытый овчинным одеялом, седые
волосы редкими прядями разметались вокруг сморщенного лица с запавшими,
тусклыми глазами.
- Мне совсем худо стало, сынок. Предки зовут к себе. Думал, уж не
увижу ни тебя, ни твоей молодой жены. Небо услышало мои молитвы.
- Отец...
- Подожди, сынок. Разожги огонь. Там есть немного архи ' и сушеного
мяса - приготовил для встречи... И покажи мне твою жену.
[' А р х и - молочная водка.]
Сейчас Чиледу больше, чем когда-либо, презирал себя за то, что остался
жив.
- Отец, я вернулся один...
Отец приподнялся, сел. Халат на нем был расстегнут, морщинистая кожа
дряблыми складками висела на выпирающих ключицах, худые руки с темными
ногтями беспокойно двигались по одеялу, будто что-то искали и не могли
найти.
- Это я виноват,- еле слышно произнес он.- Нельзя было ехать сейчас. Я
боялся не дожить до свадьбы и торопил тебя.
- Я верну Оэлун, отец!
Старик медленно покачал головой.
Чиледу стукнул кулаком по колену.
- Верну!- Он даже думать не мог, что Оэлун навсегда осталась в
кочевьях ненавистных тайчиутов.
- Эх, Чиледу...- Отец снова лег.- Ты кто - знатный нойон? Или сын
могущественного хана? У тебя есть отважные нукеры? Эх, Чиледу, Чиледу...
Ты всего лишь пастух Тайр-Усуна. Харачу.
- Верну! Верну!- как заклятье, твердил Чиледу. Мокрая одежда липла к
телу, его бил озноб.
- Разведи огонь и выпей архи. Отдохни,- со вздохом сказал отец.
- Нет. Я пойду к Тохто-беки.
Он почти бегом пересек курень. У входа в шатер под навесом стоял нукер
с коротким копьем.
- Куда разогнался?- остановил он Чиледу.- Тебя приглашали?
- Мне нужен Тохто-беки.
- Тебе нужен Тохто-беки? Но нужен ли ты ему?..- Нукеру скучно стоять
на страже в такую погоду, и он был рад возможности поболтать.
- Пропусти. Я по важному делу.
- У тебя важное дело?!- изумился нукер,- Ты скажи... Э-э, постой, ты
же поехал за невестой, так? Уж не на свадьбу ли хочешь пригласить
Тохто-беки? А меня? Меня почему не приглашаешь?
Чиледу отвел копье, шагнул в шатер. Нукер схватил его за руку, потянул
обратно, зло прохрипел:
- Я тебе сейчас покажу!..
Шум, видимо, услышали, из шатра вышел Тайр-Усун. Молодой нойон, друг
Тохто-беки, высокий, поджарый, с круглыми, выпуклыми глазами, уставился на
Чиледу, чуть двинул бровями.
- Ты?
- Самовольно в шатер лезет!- торопливо говорил за спиной Чиледу нукер.
Тайр-Усун слегка двинул рукой, и нукер замолчал. Чиледу встал на
колени, опустил голову. Перед собой он видел гутулы ' Тайр-Усуна с
загнутыми носками. Широко расставленные, твердо, всей подошвой, притиснули
они к земле мягкую зелень травы.
[' Г у т у л ы - род обуви.]
- Что случилось?
- Меня ограбили тайчиуты. Не привез я невесту.
- А повозка?
- И быки, и повозка...
Один гутул поднялся, загнутый носок, будто клюв хищной птицы, нацелился
в лицо Чиледу, и он сжался в ожидании удара. Но гутул медленно приблизился
к лицу, носок поддел подбородок, поднял голову Чиледу.
- Иди за мной.
Свет, проникая в шатер сквозь красные и оранжевые полосы ткани, все
окрашивал в ярко-огненный цвет, словно отблески жаркого пламени лежали на
лицах людей, на их одежде. В шатре было много народу, нойоны и уважаемые
старейшины племени, три жены Тохто-беки сидели полукругом, поджав под себя
ноги, в центре, на возвышении из войлоков, полулежал Тохто-беки. На
короткой шее Тохто-беки темнела повязка, круглую голову он держал набок,
будто все время к чему-то прислушивался. Его узкие, острые, как лезвие
ножа, глаза скользнули по Чиледу, вопросительно остановились на Тайр-Усуне.
- Явился наш храбрый воин,- сказал Тайр-Усун.- Поехал за шерстью -
вернулся остриженным.
- Рассказывай,- приказал Тохто-беки Чиледу и, выслушав, спросил:-
Почему ты не дрался? Почему никого не убил?
Чиледу смешался. Как им объяснить, почему он не мог драться с
грабителями? Побоялся, что в схватке может быть убита Оэлун, потому
опустил оружие. Но это оправдание и самому сейчас казалось невесомым, как
дымок жертвенного светильника.
- Ему было не до драки,- сказал Тайр-Усун.- Он бежал, как дикая коза
от рыси. Еще и сейчас с перепугу слова сказать не может.
- Я не трус!- торопливо проговорил Чиледу.- Дайте мне десять нукеров,
и я верну свою невесту.
- Нет, смотрите, какой храбрец! Всего десять нукеров - и он вернет
свою невесту, моих быков, мою повозку. А не прихватишь ли ты, Чиледу,
заодно и грабителей? Ты запомнил их? Не спутаешь с другими? - Круглые
глаза Тайр-Усуна стали злыми.
Обида тупой иглой вошла в сердце Чиледу. Нойона бесит потеря быков и
повозки - это такая малость по сравнению с тем, что потерял он. Ища
сочувствия, обвел взглядом лица людей, но ничего, кроме любопытства, эти
лица не выражали, и, не замечая злой язвительности Тайр-Усуна, он ответил:
- Ничего я не спутаю. Рыжего Есугея запомнил на всю жизнь.
При упоминании имени Есугея Тохто-беки резко сел и весь скривился от
боли. К нему подскочили жены, попытались уложить, но он отстранил их
властным жестом.
- Это Есугей отобрал твою невесту?
- Да, этим именем он назвал себя.
- Почему ты не убил его? За эту услугу я наградил бы тебя табуном
коней и дал в жены пять лучших красавиц. Не будет мне жизни на земле, пока
не вырву его печень! Нойоны и старейшины, мои раны подживают, скоро смогу
держаться в седле. Готовьте коней и оружие.
Никто не отозвался. Чиледу, ободренный словами Тохто-беки, с надеждой
ждал, что скажут лучшие люди племени. Время шло, молчание затягивалось, и
Чиледу обостренным чутьем уловил в этом молчании скрытое сопротивление
порыву Тохто-беки.
- Вы снова молчите?- Горестные складки легли возле полных губ
Тохто-беки.- Едва я начинаю этот разговор, вы втягиваете язык в гортань.
Разве кровь моего отца и вашего повелителя Тудур-билге не взывает о мести?
Разве боль моих ран не стала вашей болью? Или вы, как старая крыса
Амбахай-хан, считаете, что мои раны лишили меня мужества? Так знайте: жар
из ран переселился в мое сердце. Он сжигает меня. Только вражья кровь
угасит этот огонь!
Шаман Турчи, сухонький старик с темным, словно обугленным, лицом,
поднял на Тохто-беки красные, воспаленные глаза.
- Кто усомнится в твоей храбрости и решимости победить врагов? Но над
всеми нами воля вечного неба. Я семь дней не принимал пищи, не видел
дневного света. Я просил духов открыть мне тайну будущего. И духи услышали
мой голос. По воле вечного неба ты будешь знаменит и славен, наше племя -
богато и многолюдно, лесные и степные народы будут покорны твоему слову.
Но... Духи хотят, чтобы ты был терпелив и осторожен. Ожидание - твое
лучшее оружие.
- Скажи мне, премудрый Турчи, чего я должен ждать?- вежливо спросил
Тохто-беки.
- Этого я не знаю.- Турчи стянул на лбу мелкие морщины, зажмурился,
забормотал невнятно:- темную ночь сменяет светлый день, гнилое дерево -
молодой росток. Во мраке ночи не вденешь нить в ушко иглы, из трухлявого
ствола березы не сделаешь тележную ось.- Шаман открыл глаза.- Жди
рассвета. Жди, когда молодой росток станет стройным деревом.
Чиледу видел: слова шамана не по душе Тохто-беки, но он не осмеливается
вступать с ним в спор, покусывает губы, сердито дергает угол толстого
войлока. Его голова скособочилась еще больше, почти легла на плечо. Жены о
чем-то шепчутся и скорбно вздыхают. Выпуклые глаза Тайр-Усуна спокойно
смотрят на Тохто-беки, на его жен, на шамана. И Чиледу начинает казаться,
что не Тохто-беки, а нойон Тайр-Усун здесь главный.
- Можно сказать мне?- спросил Тайр-Усун.
- Говори.
- Я думаю, премудрый Турчи внятно передал нам все, что открыли ему
духи. И нам, если мы не хотим навлечь на себя гнев неба, не следует до
поры обнажать меч. Но и ждать бездельно тоже не следует. Надо искать себе
сильных друзей.
- Не направить ли нам послов к государю найманов?- несмело предложил
нойон Кудун-Орчан. И, поскольку ему никто не возразил, продолжал уже более
уверенно:- С ним считаются даже тангуты и уйгуры, его побаиваются кэрэиты.
Будет нашим покровителем- кто сравнится с нами в силе?
- Станет нам помогать хан найманский!- пренебрежительно отмахнулся от
Кудун-Орчана Тохто-беки.- Он спит и видит наш улус под своей рукой. Если
уж искать помощников, то не здесь, а в стране кэрэитов. Как вы знаете,
после смерти хана кэрэитов Курджакуз-Буюрука страну поделили между собой
четыре его старших сына. И теперь каждый хочет захватить власть над
другими. Одному помогая, другого осаживая, мы добьемся того, что
властителем кэрэитов станет тот, кто будет нашим другом.
- Ты умен и дальновиден,- похвалил Тохто-беки шаман Турчи.
Соглашаясь с ним, нойоны, старейшины дружно закивали головами.
Чиледу понял, что все они напуганы последним поражением и ни за что не
решатся начать войну с тайчиутами, будут обхаживать соседние племена, а
это затянется, быть может, на годы. Тогда прощай Оэлун.
Не смея вступать в разговор, он умоляющими глазами ловил взгляд своего
хозяина Тайр-Усуна. Но о нем, кажется, все забыли. У Тайр-Усуна были свои
заботы.
- Нам надо ехать в Баргуджин-Токум,- сказал он.
- Там племена малочисленны, какая от них польза?- перебил его
Кудун-Орчан.
- Мал жаворонок, да петь умеет, ворон большой, но только каркает!-
поучающе сказал Тайр-Усун.- Воины лесных народов находчивы и отважны. Но
дело не только в этом. Нигде нет таких искусных звероловов и охотников,
как в Баргуджин-Токуме. И только там добывают самый прекрасный мех. Нам
нужны шкурки соболей. Много шкурок. Шелковистым мехом и мягким словом мы
сделаем с кэрэитами то, чего невозможно добиться острым мечом.
По натянутому полотну шатра стучал дождь, шумел ветер. В мокрой одежде,
продрогший, никому здесь не нужный, Чиледу сам себе казался бродячей
собакой, терпеливо ожидающей подачки с чужого стола. Он громко кашлянул.
- Ты еще здесь?- удивился Тохто-беки.
- Дайте мне десять воинов!- Чиледу приложил руки к груди.- Я змеей
проползу по траве... Я вернусь с Оэлун. И Есугея или его голову привезу.
Тохто-беки опередил Тайр-Усун. Он сказал:
- Есугея ты не привезешь ни живого, ни мертвого, но осиное гнездо
разворошишь.
Тохто-беки жестко добавил:
- Ты бежал от врагов быстрее, чем суслик от коршуна. Я тебе не доверю
сейчас даже десять захудалых меринов. Иди.
- Я не могу... Я прошу...
- Прочь!- рявкнул Тохто-беки.
Все еще не веря, что его надеждам пришел конец, Чиледу не двинулся с
места. Кудун-Орчан вскочил, подтолкнул его к выходу и пинком вышиб из
шатра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10