— Что происходит? — спросила она. — Почему он со мною так?..
— Подумай, — отозвалась Джейн, ощутившая потребность вскочить с места и расхаживать по залу. — Ты же поставила его в идиотское положение. Люитен не тот человек… не то существо, с которым приятно встречаться нашему брату.
Они сели за небольшой столик друг напротив друга в крохотной комнатке на самом верху башни, откуда открывался роскошный вид поверх райских садов на все ту же выжженную пустошь. Фалк опустился на маленький диванчик в стороне и даже не пытался сделать вид, будто происходящее его не интересует.
— Ты знаешь, кто я? — спросил Люитен.
— Шантажист, первым делом, — немедленно отозвался Санди.
Люитен хмыкнул. Разговор грозил получиться острым.
— Ко мне неприменимы обычные человеческие мерки.
— Человеческие мерки достаточно высоки, чтобы применять из ко всему на свете.
— Так не пойдет, — сказал хозяин. — Расслабься.
— Не могу. Я всю жизнь считал, что тебя либо нет, либо вас много. Признаться, до сих пор я прекрасно без тебя обходился.
— Типичные издержки высшего образования, — фыркнул Люитен. — А ведь не болел, не нуждался, даже не был как следует бит. Я есть, и ты ничего с этим поделать не можешь. Неужели тебе не о чем меня спросить? Не упускай шанс, другие ученые могли бы только мечтать о такой возможности.
— Почему вымерли динозавры? — наобум брякнул Санди.
— Потому что у них были ограниченные возможности для развития, и я их распылил. А какое тебе дело до динозавров? Или ничего серьезного в голову не приходит?
— А Иисус Христос на самом деле был твоим сыном?
— Все вы в некотором роде мои дети, — осторожно ответил Люитен.
Санди задумался.
— Берешь ли ты на себя ответственность за все, что происходит в мире?
Люитен поднял брови.
— Другая крайность, парень. Никоим образом! Я художник. Я создаю образы и выпускаю их в мир. Жизнеспособные укрепляются. Я ж дал вам свободу воли, иначе чем бы я отличался от ваших ремесленников! Так что не надо сваливать на меня ответственность за вашу отсебятину. Разумеется, я во что-то вмешиваюсь, когда мне кажется, что сюжет развивается нелепо. Я могу добавить два-три ярких пятна. Я намечаю правила игры, принципы развития, выбираю персонажей — и позволяю им импровизировать. И делаю я это из соображений эстетики. Кто сказал, что меня интересует фон? Всякая мелочевка явно преувеличивает свое значение, если полагает, что я возьму на себя труд возиться с их жалкими судьбишками.
— Но ты все-таки вмешиваешься?
— Да, но только когда это мне самому интересно.
— Почему ты создал Зло?
— Вот так, по-крупному, — пробормотал Фалк.
— Для развития сюжета, — немедленно отозвался Люитен. Разговор становился увлекательным.
— В чем секрет его силы? Его все ненавидят, так почему же оно процветает?
— Зло привлекательно, — ответил Люитен. — Оно обаятельно, остро, щекочет нервы. Добро проще, у него более дешевая упаковка. За весь период моей деятельности я не создал ничего лучше Зла. Вот разве что моих серых лебедей…
Санди встал и подошел к окну, скрестив на груди руки. Мягкий серый свет будил в нем непонятную тоску.
— Мне кажется, — будто не вслух сказал он, — я когда-то был в этих местах. Или мне это снилось? Люитен, почему большинство волшебных тварей бессмертны, а люди — нет?
— Так задумано. Закон сохранения энергии. Смертность есть плата за способность вырабатывать энергию.
— А почему умершего нельзя воскресить?
— Да почему нельзя? Тебя же воскресили. Другое дело… ну, нельзя один и тот же шедевр повторить дважды. Да и неинтересно, поэтому я и не пытаюсь. За редким исключением. Никогда не получалось, чтобы человек встал и пошел прежним. Неужели по себе не заметил?
— Да, — сказал Санди. — Я стал… уязвимее. Я пролетал тогда над этими местами, верно?
— Верно, — ответил Люитен. — Вы все летите сюда, когда кончаете земной путь. Тогда тебе пришлось вернуться, но я понял достаточно, чтобы распознать тебя.
Фалк сделал вид, будто рассматривает ногти.
— И что же ты насчет меня понял? — довольно равнодушно спросил Санди. Этот пронзительный хмурый день непонятно растревожил его.
— Ты — один из них. Один из стаи.
— Нельзя ли выражаться понятнее?
— Я придумал стаю серых лебедей. Время от времени я посылаю в мир кого-то из них с приказом совершить что-то. Они идут и делают то, что велю я.
— Какие это, должно быть, уставшие и задерганные создания, эти твои ангелы, — пробормотал Санди. — На самом деле я что-то слыхал о них. Белые и черные лебеди-птицы, серые же — ангелы господни. И что, ты посылаешь их на подвиг для развития сюжета?
— Не обязательно на подвиг, — обиделся Люитен. — Как ты стараешься меня низвести! Иногда нужно подать совет, поддержать, помочь там, где Добро дает слабину. Они близнецы, все семеро, у них нет имен, и даже я не могу различить их. Когда кончается их земное существование, они возвращаются сюда, отдыхают и ждут нового задания. Они не знают друг друга и никогда не собирались все вместе. А если они невзначай соберутся, я, пожалуй, устрою конец света.
— Отряд особого назначения, — пробормотал Фалк.
— Они играют за команду Добра?
— Да, потому что Зло и так цельно и технически совершенно.
— Допустим, что все это-правда. Какова же цель твоей откровенности?
— Моя прихоть — достаточная причина.
— А не может быть так, что ты теряешь контроль над своими ангелами?
— Я потерял не контроль, а связь. Ты единственный, кого мне удалось засечь за последние столетья. Возможно, один из вас лучше сумел бы отыскать и вернуть остальных.
— А ты не думаешь, что я захочу немедленно расторгнуть этот контракт?
— Это было бы неумно с твоей стороны, и я не вижу для этого причин.
— Причины для этого две: неравноправие сторон и личные планы. Мне недосуг, Люитен, предаваться твоим изысканиям. За мною город и люди. Я человек, хотя бы только в этой жизни, а не бесплотный дух, у меня есть собственная, весьма короткая жизнь, и я собираюсь прожить ее по-своему, а не по указке начальника с палкой. Этот контракт не по мне.
— А кто сказал, что ты ее проживешь? — насмешливо спросил Люитен. — А даже если бы и так, кто оценит твои труды? Люди? Ты построишь им город, а они загадят его, они будут склочничать, воровать, лгать, мошенничать, убивать и желать друг другу зла. Они будут льстить тебе в лицо и издеваться за твоей спиной. Разве это — благородное племя? Ты готов умереть за них, а кто из них отдаст за тебя свою никчемную мелкую жизнешку? Это был один из самых интересных моих опытов, но, боюсь, совершенно неудачный. Их поступки не выдерживают никакой критики с точки зрения эстетики. Я всерьез подумываю о том, чтобы стереть все это в Хаос. У меня есть прелестный экземпляр, вокруг которого я мог бы построить все заново и гораздо лучше. Что ты имел от этого человечества, кроме детского страха, что тебя сожгут? Копошащееся, мелочное, лживое, жадное, злобное, себялюбивое…
— Я — человек, — вполголоса напомнил Санди.
— Да? А вот несколько других лебедей предпочли форму мечей. Ты, может, слыхал когда-нибудь о волшебных мечах?
— А Черный — это тоже лебедь?
— Нет. Это Зло.
— Забавно. Выходит, я родной брат брикова меча? Не потому ли Чайка позволила мне выиграть ее в карты? Что ж, они не прогадали, в таком обличье дольше век. Но, извини, Люитен, я не хотел бы быть штукой, хотя бы и беззаветно служащей Добру.
— В первый раз встречаю лебедя, который оказался таким паршивым эгоистом! — вспылил Люитен. — Ты должен!
— Мы поговорим о моем долге, когда я вернусь сюда на бесплотных серых крыльях. А сейчас у меня иные долги.
— Парень, — проникновенно сказал бог. — Ты заблуждаешься относительно своей самостоятельности.
— А ты?
— То есть?
— Ты существуешь в Волшебной Стране, — сказал Санди, на минутку надевая личину профессора Оксенфорда. — Предположим, что ты, к моему глубокому прискорбию, являешься хозяином моей сказки, и еще некоторого их числа. Но я не вижу доказательств того, что сам ты не создан чьим-то воображением. Причем, судя по моим впечатлениям, придумывал тебя кто-то… хм… с ограниченным представлением о высшем промысле и путях Провидения. Самодурствующий феодал средней руки. Если бы я взялся сочинять Бога, я придумал бы что-нибудь покруче. Уж не то ли самое темное и нелюбимое тобою человечество приложило здесь руку? Уж очень близок ты, Господи, к их образу и подобию.
Люитен, не отрываясь, смотрел на Санди, и глаза его были льдом.
— Может быть, — процедил он. — Может быть, и я чей-то, но ты — мой, и я тебе это докажу.
И он набычился, погружая взгляд в упрямые серые глаза напротив. Вмиг защитные барьеры Санди были атакованы и взломаны, и что-то ледяное проникло в него, оставляя за собою обмороженный след. Будто холодная рука шарила в его теряющем чувствительность сознании, нашла что-то наощупь, сгребла в кулак и потянула наружу. Изо всех сил стараясь не поддаться панике, Санди вцепился в то, что принадлежало ему. Завязалась ожесточенная молчаливая борьба.
Кресло с грохотом опрокинулось набок. Люитен с проклятьем вскочил на ноги, а Фалк во вратарском броске на пол успел подхватить невесть откуда выпавший хрустальный шарик величиной с мячик от пинг-понга, в котором среди игольчато взблескивающих искр металась какая-то неясная серая тень.
— Люитен, — сказал Фалк с гневной дрожью в голосе, — ты зашел слишком далеко!
— Черт! — Люитен наклонился над лежащим на полу телом.
Полуприкрытые глаза Санди с невыразимой надменностью смотрели куда-то мимо него. — Неудобно как-то получилось. Ну до чего несовершенный и хрупкий материал! Сперва ведет себя так, будто он тебе по меньшей мере ровня, а стоит нажать и — бац… сломался.
— На кой дьявол ты это сделал?
— Он вывел меня из себя. Я же не знал, что жизнь сломается раньше, чем воля. И что теперь делать?
— Оживляй! — сухо сказал Фалк, протягивая шарик на раскрытой ладони.
— Что, опять? — Люитен опасливо оглянулся на дверь. — А может… разбей шарик, выпусти лебедя, и начнем все с начала. Этот был очень хлопотный.
Фалк зло рассмеялся.
— А что ты скажешь его жене? Поцапались, мол, и ты его ненароком укокошил? Нечего сказать, в гости пригласил.
— А я ее себе оставлю.
Фалк сокрушенно покачал головой.
— Ты сам не захочешь, чтобы она оставалась здесь такая, какой станет, если узнает, что произошло. Я же тебе говорил: ее архетип «возлюбленная». Это блондинка могла бы оклематься, а твоя муза попросту сойдет с ума. Оживляй!
Люитен безропотно принял на ладонь шарик, встал на одно колено возле распростертого тела и приложил хрустальную безделушку ко лбу Санди. Под нажимом его пальцев шарик вошел в тело, и судорожный вдох и последовавший за ним кашель сообщили им, что гость ожил. Люитен сразу вскочил и отодвинулся, Фалк занял его место и помог Санди сесть.
— Что это было? — хрипло поинтересовался Санди.
— Люитен сгоряча слегка переборщил, — пояснил Фалк. — Он сожалеет. Не так ли?
— Сожалею, — не оборачиваясь, буркнул от окна Люитен. — Гордыня, между прочим, смертный грех.
— А как насчет «не убий»? — поинтересовался Санди, ощупывая лоб.
— В этих заповедях вы столько отсебятины наворотили, что я уже начал сомневаться в своем первоначальном авторстве, — заметил Люитен. — Ну, «не убий», это понятно, терпеть не могу, когда шутя ломают то, что я делал, старался. А вот откуда «не прелюбодействуй» взялось, так я до сих пор понять не могу…
— Сэсс, ты поставила меня в глупое положение, — это было сказано устало и так, будто уже не имело значения.
— А ты мне наврал!
Семейная сцена имела место быть в спальных апартаментах Сэсс, среди белой мебели, зеркал и розового атласа.
— Да, я сказал тебе неправду, но только потому, что ты и слышать не хотела о Волшебной Стране, а я не мог оставить Тримальхиар в руинах.
— Санди, — сказала Сэсс, — я должна была поехать за тобой хотя бы для того, чтобы спросить: нужна ли я тебе вообще, или ты предпочитаешь эту высокомерную зануду Джейн?
Санди против воли улыбнулся разгневанной красавице в невероятном платье.
— Я ведь и сам не что иное, как высокомерный зануда. А если и я начну ревновать? — спросил он. — Наверняка у меня не меньше оснований. Такой одинокий, изголодавшийся по дамскому обществу бог… И ты в бриллиантах, как рождественская елка.
— Ах, если бы ты хотя бы ревновал, я, наверное, была бы счастливее. Ну почему ты не хочешь быть со мною столь же откровенным, как с Джейн?
— А я тебе нужен? — спросил Санди. — Не такой, каким я должен быть, чтобы семья жила счастливо, а такой, какой есть? Я же не виноват, Сэсс, что у меня есть обязанности, которые я просто должен выполнять, потому что они составляют смысл моего существования.
— А смысл моего существования — ты, — шепнула она почти беззвучно, но он понял.
— А как же все это? — он обвел глазами комнату. — Со мною у тебя никогда не будет таких игрушек.
Сэсс потупилась.
— Вот поэтому ты и не должен упрекать меня за то, что я немного ими позабавилась, а Люитену это ничего не стоило. Смотри… — она, подхватив подол, подбежала к кровати и схватила с нее узкую дощечку с кнопками. — Ты какое небо предпочитаешь?
Р-раз! Потолок исчез, и спальню накрыло ночное небо с яркими, по-осеннему крупными звездами. Два! Восток понемногу стал выцветать и слегка порозовел. Хмуря брови и закусив от волнения губу, Сэсс затолкала солнце обратно за восточный горизонт и подняла его на западе, но уже в закатных тонах, исчерченное черными тенями облаков.
— Здорово, правда? А еще я могу наполнить ванну, не выходя из комнаты.
— Что это за штука? — спросил Санди.
— Панель… какого-то управления. Короче, «лентяйка». Какое небо ты хочешь?
— Никакое. Верни потолок. И, пожалуйста, сделай стены непрозрачными. Знаешь, я насмотрелся в Тримальхиаре домов без стен и крыш.
Сэсс надула губы, бросила «лентяйку» на кровать и, сложив руки, застыла посреди комнаты.
— Тебе что, совсем ничего здесь не интересно?
— Я битых два часа пытаюсь понять, — признался Санди, — как держится это платье? У него же нет лямок, и по всем законам физики…
— Ну… — Сэсс была разочарована.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30