https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/na-zakaz/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

«Что, подписку о невыезде принесли?» «Нет. Я объявляю вам об окончании следствия, можете приступить к ознакомлению с материалами дела». «А почему не сказали об этом, когда здесь были адвокаты? Без них знакомиться не буду». «Ознакомьтесь с постановлением прокурора об отводе ваших адвокатов: Гарри Петровича Погоняйло и Михаила Валентиновича Волчека. Министерство юстиции лишило лицензии на адвокатскую деятельность Погоняйло и на месяц приостановило лицензию Волчека. У вас есть право в течении 72 часов назвать нового адвоката. Распишитесь».
Я расписался в постановлении и написал, что не согласен с отводом адвокатов: «Мне надо свидание с отцом. Без этого я не соглашусь на новых адвокатов». «Посмотрим насчет свидания. В любом случае через пять дней вы должны начать знакомство с материалами или, если станете затягивать процесс, передает дело в суд.
2 октября
В Москве ждали, когда Лукашенко выполнит свое обещание и освободит корреспондента ОРТ. Валентин Серов накануне заявил, что «это должно быть сделано в кратчайшие сроки». Сроки все вышли 1 октября и ночью в Минск пришла телеграмма из Центральной диспетчерской службы России о запрете пролета самолета президента Лукашенко в российском воздушном пространстве. Лукашенко этому не поверил. В истерике он кинулся в аэропорт Минск-2. Просидел там до вечера, но вылететь не сумел. Вечером ему пришла телеграмма уже из Кремля с перечисление требований, в обмен на выполнение которых белорусский президент мог бы посетить Ярославль. В администрации Лукашенко отказались пояснить, о каких требованиях шла речь, сославшись на секретное содержание телеграммы.
Лукашенко обратился к Борису Ельцину с просьбой дать разъяснение в связи с возникшим недоразумением. А Ельцин мотивы и не скрывал скрывал: «Пусть сначало Шеремета отпустит». Кремлю надоел обман белорусского лидера, от разговоров да уговоров Россия перешла к действиям.
3 октября
Весь день жду свидания с отцом. Адвокатов уже не пускают, никуда не вызывают.
А в это время в следственном отделе КГБ отец требует свидания. Начальник отказывается. Они ругались почти час и тут отец заявляет, что сам будет моим адвокатом. «Как это вы будете адвокатом?»-оторопел чекист. «Вот так и буду?» Пауза. «А докажите, что он ваш сын!» «Два месяца не надо было доказывать, а сейчас вдруг понадобилось». Уголовный кодекс разрешает близким родственникам выступать в качестве защитников даже не имея юридического образования и адвокатской лицензии, но отец тогда этого не знал. Чекисты растерялись и потребовали всякие справки о родстве: метрики, свидетельства о рождении. Отец не унимался и три дня собирал документы. В конце концов его к защите допустили и разработанный чекистами план информационной блокады начал разваливаться. Но в эту пятницу я чувствовал себя неважно: они приведут нового адвоката и я не знаю, как себя вести.
5 октября
Почему не дали свидание отцу? Что делать? После обеда больше часа простоял возле двери: в коридоре по радио транслировали выступление Лукашенко на съезде учителей. И что слышу? Оказывается, я сам отказался от адвокатов и вообще не хочу выходить из тюрьмы.
Белорусский президент поручает министру юстиции вернуть мне адвокатов, чуть ли не заставить их закончить дело. Отлично, в понедельник напишу заявление на имя министра с просьбой выполнить поручение президента и разрешить Погоняйло и Волчеку довести мое дело до конца.
6 октября
Предчувствие каких-то решающих событий держит в постоянном напряжении. Что будет? Как выкрутиться, если чекисты подсунут своего адвоката? И тут после обеда приехали на встречу Волчек с Погоняйло. Первый вопрос, которым меня встречают адвокаты: «Павел, ты от нас не отказался?» «Но вы же в своем уме, как вам такое могло придти в голову?» Адвокаты рассказали, как в середине прошлой недели у них забрали лицензии, а сегодня утром — вернули. Министр юстиции приостановил действие постановления президиума Минской городской коллегии адвокатов о выводе Гарри Погоняйло из состава коллегии. Действие постановления приостановлено до окончания рассмотрения дела ОРТ. Аналогичный приказ издан министром юстиции и в отношении Михаила Волчека. Погоняйло сказал, что официальным адвокатом станет еще и мой отец, на всякий случай. Настроение моих защитников было хорошее, они не сомневались в том, что в ближайшие дни Москва дожмет Лукашенко и он даст команду о моем освобождении.
7 октября
Российский посол передал официальное предупреждение правительства Российской Федерации о том, что поскольку у Беларуси огромные долги за российский газ и нефть, то со второй половины октября начнется снижение объема поставок энергоносителей.
А 6 октября в Могилеве убивают одного из ближайших соратников белорусского президента. Бомба взрывается в подъезде жилого дома Евгения Миколуцкого именно в тот момент, когда он проходит рядом.
Миколуцкий был начальником управления Комитета государственного контроля по Могилевской области, слыл жадным и коварным человеком. По некоторым сведениям, его убили торговавшие спиртом и водкой россияне, за то, что в Могилеве конфисковали их спирт. Но в администрации президента считали, что это убийство подтверждает слухи о том, что Москва готова к силовому решению «дела Шеремета». Не случайно на похоронах Миколуцкого президента охраняли бойцы подразделения «Альфа» в пуленепробиваемых шлемах, напоминавшие киногероя из американского боевика «Робот-полицейский». Лукашенко боялся нападения. Он панически боится покушения. Через год после этого убийства он заявил журналистам, что на самом деле хотели убить его и покушение готовилось в некой соседней стране. Правда, Лукашенко так и не сказал, в какой.
Но в тот момент, когда я слушал прямую трансляцию с похорон, я еще ничего не знал. После обеда меня возили в КГБ, где предъявили новое обвинение, добавив кроме нарушения границы еще и «превышение служебных полномочий, распространении заведомо ложной информации и дискредитации пограничных войск, в результате чего был нанесен ущерб интересам Республики Беларусь». Короткий допрос и возвращение обратно в тюрьму.
...Прошла вечерняя проверка. Никаких новостей.
В 21.25 заходит дежурный по корпусу: «Шеремет, с вещами на выход». «Товарищ прапорщик, меня переводят в другую камеру или куда еще ?» «Не знаю». «Если увозят из Гродно, я оставлю продукты».
Он посмотрел на палки колбас, висевших на оконной решетке, и говорит: «Ну возьмите немного. Пять минут на сборы». Повернулся и ушел. Что тут началось!
«Все, Паша, свобода!» — кричит один. «Нет, в Минск в тюрьму!» — говорит второй. «В какую тюрьму? Этапа ночью нет». «Какой этап, идиот! Его же отдельно возят»...
Быстро распределяю, кому что оставить. Забираю с собой только деревянную ложку — единственную память о Гродненской тюрьме. Свернул матрас, белье. Жду.
Заходит корпусной с дежурным по тюрьме: «Пошли!».
Выходим в коридор, спускаемся по лестнице. Дежурный говорит: «Все, выходишь ты из нашей тюрьмы». «До свидания», — отвечаю. «Не до свидания, а прощай». «Я не суеверный. Мы еще обязательно увидимся».
Дальше надо было пройти через маленький дворик, затем войти в здание, затем пересечь еще один внутренний дворик — уже у самых ворот.
В здании корпусной приказывает выложить вещи на стол, но дежурный по тюрьме торопит: «Да, ладно, не нечего проверять. Давай быстрее».
Стемнело. Меня выводят во двор. Там уже стоит знакомый КГБешный У|АЗ. Выходят два чекиста. Одевают наручники: «Быстрее, быстрее. Где вещи?». Лязг тюремных ворот и мы выезжаем в город.
Через три минуты машина въезжает во двор Гродненского управления КГБ. УАЗик подгоняют к открытой задней двери черной «Волги»— меня вытаскивают из «собачника» и вбрасывают на заднее сидение «Волги». Руководит «операцией» сам начальник следственного отдела. Справа и слева садятся конвоиры, рядом с водителем — следователь. Следом пристраивается «Волга» сопровождения. Наручники не снимают. Прошу ослабить браслеты. В ответ: «Мы ключи забыли». С трудом вытаскиваю сигарету, спички, но не прикуриваю — жду, когда выедем из ворот. Я еще надеюсь, что где-то рядом окажутся коллеги-журналисты, увидят огонек внутри машины, опознают меня.
Начальник дал команду и «Волги» тронулись. Прикуриваю, но вокруг никого не видно.
«Куда едем?», — спрашиваю у следователя. «Увидишь». Выезжаем из Гродно в сторону Минска. Ехали три часа, молча. Наручники конвой так и не ослабил. (Когда на суде у Рагимова спросили, зачем надо было тайно и в наручниках везти Шеремета в Минск, если на руках было постановление об освобождении, Рагимов заявил, что боялся моего нападения на конвой.)
Въезжаем в Минск. Тут в машине раздается телефонный звонок. Рагимов поднимает трубку аппарата и минуту-другую с кем-то разговаривает.
Поворачивается ко мне, спрашивает: «По какому адресу проживает сейчас ваша семья?». «Не знаю». «Я серьезно спрашиваю». «Наверное, в Уручье». «Дорогу покажете?» «Поехали».
Странное ощущение возникает, когда едешь по родному городу ночью после нескольких тюремных месяцев.Спящий город пугает пустотой и только усиливает эту тревогу. Кажется, люди не отдыхают, а вымерли.
Наконец подъезжаем к подъезду дома. Рагимов поворачивается ко мне и объявляет о том, что я освобожден под подписку о невыезде. Конвоир «находит» забытые ключи и снимает наручники. Я расписываюсь в постановлении об освобождении и слишком медленно для освобожденного выхожу из машины. Чекисты отдают два целофановых мешка с вещами и уезжают без лишних слов...
х х х
Конечно, этот дневник — наивные заметки молодого журналиста, случайно «попавшего под лошадь». В 1997 году аресты людей, суды над политиками и бизнесменами, разгоны демонстраций и массовые избиения граджан — все это было в диковинку. Сейчас в Беларуси никого не удивишь своими тюремными воспоминаниями, потому что точное число известных людей, прошедших через репрессии режима Лукашенко, подсчитать трудно. Из журналистов, например, на момент издания нашей книги, «в местах не столь отдаленных» отбывал наказание главный редактор газеты «Рабочий» Виктор Ивашкевич за «клевету на президента». Только что освободились журналисты гродненской газеты «Пагоня», осужденные за налогичное «преступление». А сколько находится за решеткой в Беларуси людей, за которых некому заступиться или просто рассказать об их судьбе общественности? Таких людей очень много.
Эскадроны смерти,
или
Бывают ли цивилизованные диктаторы?
Если вести отсчет президентских полномочий с 1994 года, то в 1999-м должны были состояться новые выборы. 1998-1999 годы были для Беларуси страшными. Леонов в тюрьме, Винникова остается под домашним арестом, Чигирь ходит под уголовным делом. На первые роли в оппозиции выходит Геннадий Дмитриевич Карпенко — академик, бывший мэр города Молодечно, вице-спикер Верховного Совета. Карпенко — знаковая фигура белорусской оппозиции. Ведь раньше в оппозиции были националисты, Белорусский народный фронт. Оказалось, что политику действующего президента не поддерживают весьма и весьма уважаемые люди.
Лукашенко не однажды пытался привлечь Карпенко в свою команду, посылал гонцов, предлагал разные должности, вплоть до поста премьера. Геннадий Дмитриевич неизменно отказывался. «Мне подойдет только один пост — президента», — отвечал он многочисленным гонцам.
Карпенко между тем не был чистоплюем. Только он мог припомнить «великому стратегу» трехлитровики самогона, которые тот возил в Минск из своего родного Шклова, стянуть с трибуны главного президентского идеолога или дать на посольском приеме пощечину особо зарвавшемуся президентскому глашатаю. «Давайте не будем делать вид, что играем с ними в шахматы, если нас бьют доской по башке», — убеждал Карпенко. Но и в шахматы он умел играть. Запад делал на Карпенко серьезную ставку, Карпенко готовился к встрече с Мадлен Олбрайт. На саммит в Варшаве были приглашены главы государств и правительств стран ОБСЕ, и лишь от Беларуси поехать туда могли только министр иностранных дел Урал Латыпов и вице-спикер разогнанного Верховного Совета Геннадий Карпенко.
Однако встреча с мировыми лидерами не состоялась. Огромный, веселый, здоровяк Карпенко выпил в компании малоизвестных людей чашку кофе… Результат — инсульт. Спасти могла только срочная операция. Но не приходящего в сознание Карпенко несколько часов возят из больницы в больницу, и во всем Минске лишь на следующий день находится врач, способный сделать операцию. Поздно. Карпенко умирает.
На его похороны приезжают люди в штатском и ищут… Тамару Винникову. Оказывается, незадолго до смерти Карпенко приходил в гости к Винниковой. Бывший главный банкир страны передала лидеру оппозиции какие-то документы. Родные Карпенко говорят, что в день смерти Геннадия Дмитриевича кто-то вскрыл их квартиру. А в день похорон искали Винникову, потому что, узнав о внезапной смерти Карпенко, она сбежала из-под домашнего ареста. Как немолодая больная женщина могла скрыться от двух надзирателей, днем и ночью находящихся рядом с ней, понять невозможно. Может, тоже мертва?
В Минске шок.
Лукашенко пытается оправдаться. Выступает с речью в том смысле, что он выражает соболезнование семье Карпенко, что послал своих людей помочь с организацией похорон, что дал деньги на похороны, ведь Геннадия Дмитриевича не за что было хоронить… «А Винникова скоро объявится», — успокоил президент широкую общественность.
«Чудовищная ложь», — заявит супруга Геннадия Дмитриевича Людмила Карпенко, когда ей станет известно о проявлении «широкой душевной щедрости» г-на Лукашенко, и выступит с гневной отповедью главе государства. Также, когда умрет знаменитый писатель Василь Быков, затравленный властями, президент объявит, что помог лично решить все его проблемы и удовлетворил все просьбы покойного. Надо доказывать, что это была тоже чистой воды ложь? Или Лукашенко говорит: «Я вырос на стихах Быкова».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30


А-П

П-Я