Пришел черед Ферейры, за ним Тиноко, силача, который мерялся силами с Мартеном. Тот пытался бороться до конца. Слышал вой и стоны своих предшественников, видел фонтаны крови и все ужасные подробности их мук. Он отбивался ногами и зубами, поскольку руки были связаны, а когда полузадушенный рухнул на землю после того, как отрезали его веревку, тут же вскочил и ухитрился высвободить кисти рук. Толпа, возбужденная таким оборотом дела, прорвала кордон и окружила эшафот, а Тиноко бросился на палача и схватил того за горло. Они были одного роста, оба крепкие и ловкие, но отчаяние придавало сил приговоренному. Может он и одолел бы своего мучителя, но двое помощников кинулись тому на помощь. Тиноко получил сзади удар по голове, который оглушил его, после чего свершился акт правосудия: его кастрировали, выпустили внутренности и четвертовали изувеченное тело.Цель, о которой говорил Генрих Шульц, была достигнута. Ненависть к испанцам разгорелась по всей Англии, и Руис Лопес — невинная её жертва — стал в глазах общества воплощением отвратительных испанских интриг. Народ распевал баллады о его подлой измене и позорной смерти, сотни раз его убивали на подмостках бродячих театров, им пугали непослушных детей.Но не только английский народ жаждал отомстить испанцам. Граф Эссекс выслал послов к королю Франции Генриху IX и штатхудеру Объединенных провинций Нидерландов Морису Оранскому, чтобы склонить их к совместной вооруженной акции против Филипа. Над Испанией собирались мрачные тучи войны, и готов уже был грянуть гром. ЧАСТЬ II. МАРИЯ ФРАНЧЕСКА ГЛАВА VII Осень небывало урожайного года от рождества Христова 1595 не хотела уступать места зиме. Было солнечно и тепло. В октябре повторно зацвели деревья и ягодные кусты, и такая почти летняя погода простояла до середины ноября.Год этот, обильный урожаем, оказался столь же благоприятен для Мартена. Экипаж «Зефира» собрал богатую жатву уже в начале лета, взяв на абордаж испанское судно «Кармона», которое направлялось с Моллук в Севилью с грузом гвоздики и цинамона. Случилось это ночью, почти в самом устье Гвадалквивира, и прошло все так быстро и ловко, что в Сан Лукаре узнали о налете только тогда, когда «Кармона» вошла в порт, наполовину облегченная от груза и полностью разоруженная.Мартен не мог забрать судно в Англию — оно было слишком тихоходно — а потому отбуксировал на несколько миль к северу, бросил якоря на мелководье у пустынного берега Аренас Кордас и там перегрузил на «Зефир» столько, сколько смогли вместить его трюмы. Остальное великодушно оставил испанцам, затопив только их пушки и огнестрельное оружие.Следующую вылазку предпринял он четырьмя месяцами позднее, совместно с Ричардом де Бельмоном и Уильямом Хагстоуном. Тогда они атаковали Сьюдад Вианна, окружной центр в богатейшей португальской провинции Энтре-Минхо-о-Дуэро, расположенный в устье реки Лимия на берегу Атлантического океана.Обитатели Вианны даже не пытались оказать отпор и откупились круглой суммой в двести тысяч дублонов. Зато упорно отбивался замок Кастелло да Инсуа и Вианна, в котором проходили свадебные торжества идальго Гонсалеса и Диас Туньона с дочкой управителя да Инсуа. По поводу этих торжеств в замке пребывало немало богатых испанских и португальских семейств из соседних городов и провинций, и воинственные кабальерос не хотели сдаваться.Несмотря на это, Бельмон сумел взять штурмом въездные ворота и даже ворваться в парадный зал на первом этаже. Наверняка захватил бы он и весь замок, не прийди осажденным помощь из соседней Ла Гуардии. Под натиском регулярных войск пришлось отступить, и довольно поспешно, поскольку с юга, от Опорто, против корсаров вышла флотилия испанских военных кораблей, чтобы отрезать им отход.К счастью для Ричарда, Хагстоун заметил их достаточно рано и вовремя оповестил осаждавших. Бельмон успел забрать в замке дорогую серебряную утварь и немного драгоценностей, да ещё увести пленницу — одну их подружек невесты, после чего «Зефир», »Ибекс»и «Торо» под всеми парусами удалились в открытое море и исчезли из виду погнавшихся было за ними испанцев.Трофеи, добытые шевалье де Бельмоном, были несравнимы по ценности с выкупом, внесенным за Сьюдад Вианна, но Бельмон казался ими совершенно доволен, особо рассчитывая на выкуп в наличных за похищенную сеньориту.Ни Мартен, ни Хагстоун не намеревались оспаривать его исключительных прав на пленницу, но оба жаждали её увидеть, поскольку люди из команды «Торо» рассказывали чудеса про её красоту. Тем временем Бельмон запер её в своей каюте и по-видимому не намеревался похвастаться перед ними добычей.Мартен не увидел её даже после возвращения в Лондон, что его интриговало тем больше, что Ричард никогда доселе не скрывал от приятелей такого рода сокровищ — напротив, он гордился ими и даже охотно уступал, когда те начинали его утомлять.Могли быть лишь две причины такой перемены в его поведении: либо пленница оказалась особой столь высокого происхождения, что до завершения переговоров с её семейством и получения выкупа безопасней было держать все в строгой тайне, либо будучи всего лишь обычной дворянкой, не поддалась обаянию и соблазнам своего Париса и оставалась с ним в состоянии войны, чего тот не хотел выдавать.Второй вариант был более правдоподобен; во всяком случае сплетни, расходившиеся от прислуги и среди приятелей и знакомых шевалье де Бельмона, казалось, это подтверждают. Молоденькая донна Мария, похоже, и в самом деле защищала свою честь в ожидании результатов переговоров между своей семьей и женихом и Бельмоном; а последний не прибег к насилию, хотя и не добился ничего лаской и галантностью.Правда, однако, лежала посредине, и Мартен узнал её частично от Пьера Каротта, который вместе с Генрихом Шульцем весьма окольным путем посредничал в торгах насчет размера выкупа.Шульц в таких делах умел хранить полное молчание, но у Пьера так свербел язык, что во время какой-то совместной гулянки в таверне Дикки Грина в Дептфорде он выболтал все подробности. Проделал это как обычно в шутливой манере, с юмором рассказывая о неудачах Ричарда, словно сам был их свидетелем. Несомненно, он хотел оказать Мартену дружескую услугу, может быть даже с молчаливого согласия Бельмона, но был тогда изрядно пьян — дело происходило под утро, после бесчисленных тостов, когда половина участников затянувшегося ужина уже храпели под столом. Наверное потому рассказал он куда больше, чем хотел бы Ричард.Мартен составлял ему компанию и сам был непривычно разговорчив. Вспоминал последнее плавание и хвалился своей удачей, которая позволила ему выплатить долги Шульцу. Каротт слушал его вполуха.— Зато ты избежал немалых осложнений, — заметил он. — А вот у Ричарда их выше головы. Ah, les femmes, — вздохнул он, Elles savent s'X prendre pour vus empoisonner la vie… Ах, женщины! Они знают, как взяться за дело, чтобы отравить человеку жизнь! (франц.)

Эта малышка Мария, например…Хорошенько глотнув вина, он тут же придвинул опустевший кубок к полному кувшину, у которого сидел осоловевший Хагстоун.— Налей, приятель, — Пьер толкнул его локтем. — Что — то у меня в горле пересохло. On ne jacasse pas au queule aride! Невозможно говорить о таких вещах всухую (франц.)

Хагстоун несколько удивился, как может быть «всухую», если выпито такое количество порто, но выполнил его желание, и Пьер продолжал:— Не знаю, заметили ли вы, что Ричард во время налета на Кастелло да Инсуа получил легкую рану. Нет? Ничего удивительного, что он ей не похвалился, ибо рана та не от клинка, а от ногтей Марии. Она поцарапала его в его собственной каюте! Видимо, он немало был разочарован её реакцией, ибо полагал, что после всех воинских подвигов, которые совершил, чтобы её заполучить, следовало перейти к сценам более сентиментальным, хотя бы ради перемены темы. Mais helas! Les femmes ne sont jamais contentes pleinement… Надо же! Женщины всегда чем-то неудовлетворены! (франц.)

Покосившись исподлобья на Мартена, добавил:— Она до сих пор неудовлетворена, хотя Ричард остановился на той единственной попытке и заключил с ней нечто вроде уговора — un armistice…— А может быть именно поэтому?— Безусловно нет! — возразил Каротт. — Главной причиной досады нашей прекрасной Марии служит волокита с переговорами о выкупе. Отец её сейчас на острове Ява, то есть достаточно далеко отсюда, а жених, кстати твой добрый знакомый, хронически страдает отсутствием наличных.— Кто он такой? — заинтересовался Мартен.— Сеньор Бласко де Рамирес, — ответил Пьер с невинной миной.Мартен присвистнул сквозь зубы, но Каротт на этой новости не остановился; у него в запасе были ещё более неожиданные и поразительные сюрпризы.— Тебя может это заинтересовать, — протянул он, опуская до половины веки, что придавало лицу выражение наивности и скромности, — ведь, если верить Ричарду и Генриху, ты также имел дело с почтенным дедом сеньориты Марии и с её очаровательной матерью, которая, кстати, сейчас сопровождает своего мужа на Яве.— Я? — поразился Мартен. — Я имел с ними дело?— Да, — кивнул Пьер. — Разумеется, там была женщина! Прекрасная женщина, которая в любой авантюре так же необходима, как соль в пище. Та, кстати, обладала всем, что надо, чтобы за неё поубивал друг друга целый полк таких галантных кавалеров, как вы с Ричардом. Не хочу сказать, что и в самом деле дошло до какой-то свары между вами, mais tout de femme… Но однако … (франц.)

— Может ты скажешь мне наконец, как именуется все это семейство? — рассмеялся Мартен.— Дедушка именуется Хуан де Толосса, его дочь — Франческа де Визелла, а внучка — сеньорита Мария Франческа де Визелла, — единым духом выпалил Каротт. — Шестнадцать лет назад ты захватил их всех троих на португальском судне «Кастро верде», где находился в плену Ричард де Бельмон.— Помню! — воскликнул Ян. — Но, черт возьми, не было там никакой Марии!— Была, — возразил Пьер. — Только не успела ещё появиться на свет. Ей сейчас шестнадцать.Мартен в уме сосчитал прошедшие годы.— Сходится, — признал он. — Но откуда, черт тебя возьми, ты все это знаешь?— Господь Бог даровал мне нос, — ответил Пьер, — чтобы вынюхивать. И если пользоваться им с надлежащим старанием ради собственного любопытства, что-нибудь всегда найдется. Ну, а если речь идет о молоденькой, хорошенькой девушке…— Похоже на то, что ты сам от неё без ума, — заметил Мартен.— Ба, мне бы твои годы! — вздохнул Каротт.— Ты же ненамного старше Ричарда.— Я скорее ровесник Бласко Рамиреса. Насколько я помню, у тебя с ним кое-какие счеты…— Не нужно мне напоминать, — порывисто бросил Мартен. Этот трус раз за разом ускользает у меня из рук, но рано или поздно я с ним разберусь по-своему.Каротт выказал легкое нетерпение: Ян злился и не понимал, о чем идет речь.— Мне пришло в голову, — протянул он, немного колеблясь, что ты мог бы при случае отплатить и сеньору де Толоса…Мартен вытаращил на него глаза, но тут же его осенило. Все было так ясно и просто: будь Мария у него в руках, и Рамиресу, и Толосе пришлось бы принять любые условия! Впрочем, Бог с ним, с Толосой — тому было уже под сотню. Но Рамирес!Рамирес, жених Марии де Визелла, не мог бы отвертеться от встречи с оружием в руках.— Что, дошло наконец? — спросил Пьер.Мартен глянул на него исподлобья и вдруг рассмеялся.— Ты лучший из моих друзей, — сказал он. — Но как быть с Ричардом?Каротт пожал плечами.— Это уже твои заботы. Ты ближе с ним, чем я. Могу только сказать тебе, что Ричард не в восторге ни от упрямства Марии, ни от затяжки переговоров о выкупе, размер которого наверняка будет гораздо меньше, чем он поначалу рассчитывал.— Понимаю, — кивнул Ян. — Еду к нему.Шевалье Ричард де Бельмон обитал в нанятом доме с садом неподалеку от Кенсингтона. Дом этот, возведенный строителем, явно влюбленным в образцы пригородной ливерпульской архитектуры, отличался снаружи исключительным безобразием; в то же время большой сад — скорее даже парк, тянувшийся за ним, был красиво разбит и прекрасно ухожен.Мартен прибыл туда, настроенный очень воинственно, поскольку рассмотрев на трезвую голову поведение Бельмона, пришел к выводу, что Ричард оказался весьма нелоялен по отношению к нему, скрывая происхождение своей пленницы и тот факт, что Бласко де Рамирес был её женихом.— Настоящий друг таким образом не поступает, — заявил он, изложив то, что узнал от Каротта.Шевалье де Бельмон почувствовал себя несколько задетым, не столько содержанием, сколько тоном этого заявления. Выпрямившись в плетеном кресле, на котором он отдыхал в тени ветвей, пока Мартен расхаживал взад — вперед по газону, вновь и вновь задерживаясь перед ним и объясняясь на повышенных тонах.— В самом деле? — иронично спросил он. — И почему же?— Потому, — отрезал Ян, — что истинная дружба не может дрогнуть под влиянием первой попавшейся юбки. Разве что…— Что? — спросил Бельмон, вставая.— Разве что шрамы от ногтей на лице отозвались такими же шрамами в сердце, — деланно рассмеялся Мартен.Де Бельмон тоже усмехнулся, но усмешка была невеселой, а в словах его вновь звучала ирония.— Я не столь романтичен и не столь влюбчив, как ты, сказал он. — Мог бы напомнить тебе времена, когда ты сам забывал о друзьях ради первой попавшейся юбки — или скорее может быть ради некоего саронга, скрывавшего сомнительные прелести индейской красотки. Я не держал за это на тебя обиды, хоть из-за неё ты едва не стал кациком Амахи, — презрительно добавил он.Удар был точен: Мартен побледнел от гнева и машинально положил руку на эфес рапиры.— Услышь я это от тебя в другом месте, — вполголоса сказал он, — ответил бы этим клинком.— К твоим услугам, — поклонился Ричард. — Мне кажется, что этот сад — место не хуже любого другого. Если тебе нужны свидетели… — Он оглянулся в сторону дома и запнулся.Мартен проследил за его взглядом и увидел красивую девушку, опершуюся локтями на поручни балкона. Не усомнился ни на миг, кто она — эта прелестница в летящем платье белого шелка, хотя не смог присмотреться к ней получше, поскольку шевалье де Бельмон продолжил прерванную мысль и, указав на стриженный газон у крыльца, громко сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30