Так что мне пришлось бы обзавестись целым выводком, чтобы убедить ее вернуться.
– Почему бы и нет?
– Здесь есть две причины, Эмми. – Он бросил на нее взгляд. – Две очень веские причины.
– Во-первых, вы человек, которому нужен брак «пока смерть не разлучит нас», да?
– Даже если начинать не с «пока смерть не разлучит нас» – к чему лично вы сами очень стремитесь, – есть еще кое-что. Женитьба всегда в какой-то мере лотерея, а шансов, что тебе выпадет главный приз, не так много.
– Думаю, вы правы. И, наверное, мне повезло, что Оливер предпочел мне деньги. – Эмми взглянула на Броди и обнаружила, что он пристально смотрит на нее. – Ой, вот и ужин несут. – Она радостно улыбнулась молодому официанту, и тот вспыхнул как маков цвет. Но, перехватив взгляд Броди, она обнаружила, что он смотрит на нее уже не задумчиво, а с раздражением.
– Зачем вам это понадобилось? – сердито спросил он.
– Что?
Броди только покачал головой.
– Это нехорошо, Эмми. – (Она продолжала широко открытыми глазами смотреть на него.) – И это тоже, – внезапно рявкнул он.
Глава 7
Пока официант расставлял на столе принесенные блюда. Броди изо всех сил старался подавить в себе вышедшее из-под контроля влечение. Чего, наконец, хочет добиться эта девушка? Может быть, она это делает бессознательно? Может быть, она даже не представляет, как действует на него? Или нарочно хочет выбить его из колеи, отлично понимая, что он не может отвечать на все подаваемые ею знаки?
То, как она целовала его там, у отеля, потребовало от Броди максимума усилий, чтобы сдержаться, и все же на несколько безумных мгновений он позабыл обо всем на свете, кроме того, что она сейчас рядом, в его объятиях. Казалось, они подходят друг другу, словно две части единого целого. Эмми – та женщина, любить которую так же легко и естественно, как дышать. Да, он требовал тогда, чтобы она действовала поубедительнее, так что все это в полной мере заслужил.
Его влечение, возникшее, как только он впервые ее увидел, переросло теперь в непреходящую глухую боль. Положение становилось отчаянным, и не всякий мужчина пожелал бы оказаться на его месте. Но Броди не роптал. Он и представить себе не мог, что через день-два будет уже далеко отсюда. Что делало мысль о предстоящем дне еще более невыносимой. Выполняя указания Джералда Карлайзла, он неизбежно заставит Эмми страдать. А это для него хуже всего. Ведь несмотря на то, что она так легко оправилась от первого предательства, расценив его как счастливый исход, Оливер Ховард причинил ей боль.
Он ненавидел Джералда Карлайзла за ту жестокость, с которой он открыл это Эмми. Ведь ее роман был просто мимолетным летним приключением, из тех, что вспыхивают и сгорают очень быстро, оставляя после себя драгоценные горьковато-сладостные воспоминания да несколько фотографий, над которыми через много лет, когда дети случайно найдут их в коробке со старыми вещами, можно только улыбнуться.
– А что вы вообще делаете, Эмми? – спросил он вдруг, когда официант наконец удалился. Вопрос прозвучал резко, почти грубо. Она ничего не ответила, и Броди поднял глаза.
Эмми смотрела на него с непониманием и удивлением, словно обиженный маленький щенок, не понимающий, за что на него вдруг накричали. Броди смертельно захотелось обнять ее, поцеловать и сказать, что все будет хорошо. Но этого он позволить себе не мог. Надо быть начеку, ведь она хотела непременно добраться до Кита Фэрфакса раньше его.
– Пожалуйста, – просяще добавил он, сознавая, что был непростительно резок, но ничего не мог поделать: комок, вставший у него в горле, мешал говорить, и оттого просьба вышла похожей на приказ.
Она внимательно посмотрела на него, потом опустила ресницы.
– Я сейчас стажируюсь в «Астоне», на аукционах. Занимаюсь сезонными выставками. – Она принялась возить рыбу по тарелке. – Но вообще-то я хочу заниматься игрушками и автоматами. То есть механическими игрушками, – робко пояснила она.
Маленькие поющие птички в коробочках, да?
Эмми рассмеялась, и это разрядило возникшее напряжение.
– Именно так, – кивнула она. – И еще многое другое. Бывают просто восхитительные группы фигурок, например музыканты, клоуны, все в красивых нарядах. И даже нищие. Это все очень редкие игрушки. – Она сделала легкую гримаску. – Игрушки для богачей. Они стоили целое состояние даже тогда, когда их только сделали. Самые лучшие – французские.
– Правда? Я и не знал. Вы их коллекционируете?
Она усмехнулась.
– Неужели вы думаете, что Холлингворт позволил бы мне транжирить деньги на такую бесполезную чепуху?
– Не знаю. Холлингворт никогда не обсуждает со мной дела своих клиентов. Только если ему требуется официальное мнение. Ваши же траты, мисс Карлайзл, в этом едва ли нуждаются.
– Это не просто траты. Броди. У меня есть одна идея. Видите ли, беда в том, что многие прекрасные экземпляры недоступны зрителям. Ими никто не может просто прийти и полюбоваться. Красивейшие игрушки держат взаперти, пока их цена не возрастает настолько, чтобы их с выгодой выставить на аукцион. А там их покупает кто-нибудь и снова прячет в шкаф. – Эмми так и пылала благородным негодованием, ее рыжие кудри светились огненным ореолом. – И это очень обидно.
– Вы могли бы купить одну такую и подарить Музею Альберта и Виктории, – предложил Броди. – Может быть, тогда там не было бы так грустно.
– Нет, Броди, в Музее Альберта и Виктории грустно в хорошем смысле слова. Там просто замираешь и задумываешься. Все эти работы, искусство, вложенное поколениями мастеров в свои творения… а ведь многие из них работали за гроши, чтобы создавать вещи не просто полезные, но и прекрасные, чтобы сердце могло почувствовать эту красоту… и ведь это делали люди, которые никогда не смогли бы позволить себе иметь эту роскошь… – Она внезапно смолкла, словно смутившись. – Честно говоря, я купила себе одну игрушку несколько месяцев назад. Это маленькая обезьянка с цимбалами, очень простой механизм. Ее немного побила моль, да и сам механизм нуждается в починке, но знакомый мастер, к которому я обращалась, сказал, что это поправимо.
Разговор о ее работе был безопасной почвой для обоих.
– А как вы вообще этим увлеклись? – спросил Броди. Но Эмми, уже загоревшаяся при упоминании о любимой теме, не нуждалась в вопросах. Она с увлечением рассказывала ему о виденных ею игрушках, о неожиданных находках на разных чердаках и в кладовых, о баснословных ценах на аукционах. Тем временем они незаметно съели рыбу и тающие во рту яблочные тартинки, и настала очередь кофе с коньяком.
– Прошу прощения, я слишком увлеклась, – наконец сказала она. – Представляю, как я вам наскучила.
Припомнив ее живую манеру разговаривать, ее энтузиазм, любовь к своему занятию. Броди покачал головой.
– Нет, Эмми, вы не можете наскучить.
– Это комплимент? – спросила она так подозрительно, что Броди расхохотался.
– Напрашиваетесь на похвалу? Идемте, мне кажется, самое время возвращаться в отель. У нас завтра трудный день, и я хотел бы выехать пораньше.
– Ну что вы за человек, Броди. Ну неужели нельзя поваляться в кровати лишних полчасика?
Скажи она это вчера, он ответил бы, что готов валяться хоть целое утро, если она составит ему компанию. Но он больше не мог позволить себе заигрывать с ней. Слишком велико было его желание.
– Просто вам никогда не приходилось спать на диване.
Спать на диване ей приходилось, но не при тех обстоятельствах, которые стоило сейчас обсуждать.
– Я могла бы предложить поменяться местами, но ведь вы непременно заподозрите какой-нибудь подвох, – заметила она.
– Идемте же, посмотрим поближе на корабли, – предложил Броди. Эмми с сомнением посмотрела на него. – Не беспокойтесь, я не собираюсь похищать вас.
– Похищать?
– Подсыпать вам «Микки» и, пока вы будете без сознания, увезти вас край света. – (Она по-прежнему смотрела непонимающе.) – Неужели вы никогда не смотрели старых фильмов? – спросил он. Эмми покачала головой. – Вы не представляете, сколько вы потеряли. «Микки Финн», – пояснил он, – это снотворное, которое вам коварно подсыпают в стакан, чтобы усыпить. Потом вас погружают на корабль и вы просыпаетесь уже в открытом море.
– Но зачем?
– Чтобы спасти вас от злого волшебника.
– Кит не злой, – сказала Эмми, сверкнув глазами. – В отличие от вашего Микки, – сердито добавила она и вдруг улыбнулась. Броди внезапно так захотелось поцеловать ее, что он чуть не застонал.
Затем он осторожно взял ее за руку, переходя дорогу. О эти хрупкие тонкие пальцы! Что в ней такого, в этой девушке? Рядом с ней Броди чувствовал себя подростком, неловким и глупым и не представляющим без нее жизни.
Нет, она не была первой женщиной, вскружившей ему голову. Ни один нормальный мужчина не может дожить до тридцати одного года, не наделав массы глупостей. Но Эмми – первая женщина, о которой, как он вдруг понял, он мечтал и желания которой будут для него всегда выше собственных.
Он безумно боялся, что завтра может ее потерять. Но если Кит Фэрфакс окажется сильнее, если он окажется тем мужчиной, который ей нужен, он готов сделать все возможное, чтобы им помочь. Может быть, в этом и заключается разница между влечением и любовью?
Но теперь… теперь он держал ее за руку. Они возвращались к отелю вдоль набережной, и Эмми, казалось, была совсем не против того, чтобы ее пальцы крепко сплетались с его.
Броди нащупал тоненькое золотое обручальное колечко на ее левой руке, колечко с крошечным бриллиантом, которое Кит Фэрфакс вручил Эмми в залог своей любви. Весь вечер она бессознательно крутила его на пальце, словно напоминая себе о том, что оно значило. Эта мысль больно уколола Броди. Но ее руки он не выпустил.
– Вот это – та яхта, на которой вы хотели бы оказаться? – спросила Эмми, останавливаясь и указывая на одну из самых больших яхт в гавани.
Броди с усилием вернулся к действительности.
– Да, это она. Конечно, не трансатлантический лайнер, – добавил он, сжимая ее руку. – Но настоящая красавица, правда?
– Да, красивая. Может быть, в хорошей компании я и не заметила бы качки. – Она вдруг повернулась и внимательно посмотрела на него. – Скажите, Броди, а куда бы вы поехали, будь у вас возможность уплыть отсюда прямо сейчас?
Он задумался на минуту, глядя на тихую воду гавани, прислушиваясь к плеску, с которым качались на волнах яхты, припоминая солнечные дни, когда ему только предстояло бороться за свое место в жизни. И он завоевал его. Он пробил себе путь наверх из бедной деревушки и вот теперь стоит на берегу моря, во Франции, рядом с богатой красавицей. И внезапно Броди осознал, что, пусть даже она ему не принадлежит, это ничего не значит. Она все еще вопросительно глядела на него и ждала ответа. Куда бы он поехал?
Где Феб родился, где цвели
Искусства мира и войны,
Где песни Сафо небо жгли!
Блестит над Аттикой весна,
Но тьмою жизнь омрачена.
Броди прочел эти строки негромко и мягко, но с таким чувством, что Эмми сразу поняла романтические мечты юноши о волшебных островах Греции. Под суровым обликом юриста бьется, оказывается, сердце поэта, сердце искателя приключений.
Но она это почувствовала давно, когда впервые его увидела и он не предал ее. О Господи, как она ненавидела себя за то, что делала с ним! Но остался один день. Еще один день…
Ей пришлось собрать в кулак всю волю, чтобы ее голос не дрогнул.
– Спрятались за спину Байрона? – с наигранной веселостью воскликнула она. – Дон Жуан, да и только! С вами не соскучишься.
Его лицо, освещенное отблесками корабельных огней, внезапно озарилось улыбкой. Он рассмеялся.
Эмми приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Спасибо, что не разозлились за машину.
Спасибо? Броди на миг утратил дар речи. А что она от него ожидала? Что он закричит? Схватит ее за плечи и начнет трясти? Ради Бога, он ведь любит ее. Любит! Прошло всего двадцать четыре часа, как она ворвалась в его жизнь и повернула ее на сто восемьдесят градусов. Он ни минуты не сомневался, что с радостью умрет за нее.
И все же завтра ему придется отговорить человека, который, как она думала, ее любит, от женитьбы на ней. И если это удастся, скажет ли она ему «спасибо»?
Броди подавил в себе желание повернуться и поцеловать ее снова. Лишь коснуться губами кончиков ее тонких пальцев.
– Только не делайте так больше, – глуховато попросил он, когда они повернули к отелю.
– Ладно, не буду. – Пройдя в молчании несколько шагов, она спросила:
– Броди?
– Мм?
– Завтра вы позволите мне первой поговорить с Китом? Только одну минутку?
– Нет, Эмми, – сказал он, чувствуя, что сердце его готово вырваться из груди. – Если он вас любит, вам не о чем беспокоиться.
* * *
Эмеральда одиноко лежала в огромной кровати и не могла заснуть от беспокойства. Ей просто необходимо поговорить с Китом первой, иначе все ее планы провалятся с треском.
Она покрутила на пальце свое обручальное кольцо. Эта глупая штуковина была велика, и Эмми приходилось постоянно держать палец согнутым, чтобы оно не соскочило. Ну, ничего, остался всего один день, но сначала надо добраться до Кита и растолковать ему положение вещей, прежде чем Броди возьмется за беднягу. Она больше не имеет права допускать ошибки. Надо составить четкий план, а не дожидаться, пока удача сама свалится на голову. Три раза она пыталась воспользоваться случаем, и три раза ничего не получилось.
С другой стороны, случай столкнул ее с Броди. Тонкие брови Эмми моментально сдвинулись. Броди – необыкновенный человек, сильный, но ни разу не воспользовавшийся своей силой, чтобы подавить ее, как отец.
Вот он ходит в соседней комнате из угла в угол, не в силах заснуть на этом дурацком диване. Вот уже вторую ночь подряд ему приходится уступать ей свою кровать. При том что она на семь дюймов меньше его ростом и на пятьдесят фунтов легче. И самое меньшее, что она могла бы сделать, – это предложить поменяться местами.
Эмми вскочила с кровати, тихонько прошла через темную комнату, не зажигая света, и приоткрыла дверь. Броди сидел в глубоком кресле в дальнем углу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17