Но, приняв верховную власть в этом мире, он должен впредь служить не королю Арагона, не германскому императору, не Генуэзской республике и не французскому монарху, а Богу, или, точнее говоря, самому себе. А легко ли это? Судите сами: у наместника святого Петра сидит на загривке свора кардиналов, и каждый пес из этой своры готов вырвать клок мяса из папской ляжки. Чтобы удержаться на шатком престоле, папа вынужден все время плясать на лезвии ножа. Кардиналы, герцоги, короли, кастильские интриги, британские козни, войны, мятежи, заговоры – скорпионы не могут угомониться ни на одно мгновение, они жалят друг друга в хвост и в брюхо, в грудь и в спину. Особенно в спину.
Рим… Грязный, впавший в ничтожество городишко среди зловонных понтийских болот. Столица папской державы, государства жалкого и немощного, не способного отбиться от своих соседей -жадных итальянских князей. Да, не спорю, я вонзил нож в спину вашего короля. Но завтра, если мне, владыке христианского мира, это будет выгодно, я продам ему и миланских герцогов, и дожей Венеции. Ну как, теперь вы, лебединая душа, поняли меня?
– Вполне, ваше святейшество, но я думаю…
– Знаю, о чем вы думаете. И можете свои думы оставить при себе. На том свете я за это воздам вам сторицей и пристрою вас советником к святому Деонису. Напомню вам, что этому святому язычники отрубили голову, и в рай он попал безусловно. Так, так, я вижу, сын мой Педро, что ты не очень слаб в латыни! Отпускаю тебе грех сокрытия истины. Ну, а сейчас перейдем к делу. Королевская чета просит, чтобы я даровал ей ту часть моря-океана, где лежат земли, открытые адмиралом Колумбом. Сделать это мне не так уж трудно. Дарить то, что тебе не принадлежит, чего же проще? Но не кажется ли вам, господин правдолюбец, что мы с вами вонзим нож в спину королю Жуану? Ладно, вонзим! У меня с ним особые счеты. Завтра, я призову моего мудрого вице-канцлера Лодовико Подокатаруса, и он мигом набросает черновик буллы. На сегодня с меня хватит милых бесед. Спокойной ночи, сын мой Педро. Приятных снов, господин легат.
– Боже правый, – тихо простонал Педро, покидая турецкий покой папы, – полжизни я отдал бы, лишь бы снова оказаться в лесах Эспаньолы, за пять тысяч миль от святого отца!
Булла «Среди прочих».
Первый вариант
Если бы ослы и телята говорили на человеческом языке, они, бесспорно, обратились бы к людским богам с горькими жалобами на папские канцелярии. В самом деле, нигде не изводили столько пергамента, как в Ватикане, а на пергамент для ватиканской чернильной кухни шла уйма ослиной и телячьей кожи.
Правда, за последние двести лет пергамент основательно потеснила бумага, а ее делали не из кожи, а из тряпок, но от этого ослам и телятам стало ненамного легче. С каждым годом Ватикан плодил все больше и больше всевозможных документов, и значительная их часть по старой традиции готовилась на пергаменте. Бумага, спору нет, была куда дешевле, но относились к ней в папских канцеляриях с нескрываемым презрением. А канцелярий в Риме было много, и все они не скупились на долговечный пергамент. И конечно, ни одна из них не тратила его в таком количестве, как Апостолическая камера.
Эта небесная служба занималась сугубо земными делами. Апостолическая камера была счетной палатой Ватикана, его верховной бухгалтерией.
Хлопот и забот у Апостолической камеры было немало. Святая церковь торговала бенефициями и отпущениями грехов, владела солеварнями, рудниками, рыбными ловлями, пускала деньги в рост, одним словом, хозяйство у нее было богатое. От лапландской тундры до знойной Сицилии все страны и народы платили дань его святейшеству папе.
Естественно, что Апостолическая камера, которая не только подсчитывала папские барыши, но и пеклась об их приумножении, была любимым детищем наместников святого Петра.
Не мудрено, что это ведомство присвоило себе права и обязанности, которые прямого отношения к очистке кошельков не имели и не могли иметь.
Апостолическая камера стала тайной канцелярией римских пап, в ней завязывались и развязывались узлы всевозможных дипломатических интриг.
Правитель этой могущественной канцелярии носил звание вице-канцлера и был вторым после папы лицом в Ватикане.
У вице-канцлера была целая армия борзых канцеляристов высокого и низкого ранга. Всевозможные датарии, нотарии, абреви-аторы и прочие чины апостолической службы заготавливали разные указы, ведомости, инструкции, деловые письма, которые затем скреплялись подписями и печатями вице-канцлера.
Эти же деятели составляли проекты папских булл – указов особой важности. Буллой, строго говоря, называлась небольшая свинцовая печать, которая подвешивалась к папской грамоте, но уже давным-давно так стали именовать и документ, удостоенный священной пломбы.
«Мудрый» вице-канцлер Александра VI, Лодовико Подоката-рус, ставший недавно руководителем Апостолической камеры, по поручению папы взялся за подготовку буллы о новых рубежах в море-океане.
Лет тридцать назад попутные ветры занесли с далекого Кипра в Вечный город юного монаха, который кормился врачеванием разных недугов и еле-еле сводил концы с концами.
Долгое время он ставил клистиры папским служителям и лечил их от кашля, волдырей и куриной слепоты. Однажды на него обратил внимание легат арагонского короля Родриго Борха. «Аптекарь Сатаны» оценил кое-какие специальные познания киприотского лекаря, непревзойденного знатока целебных снадобий и убийственных ядов.
И, кроме того, никто в Риме не мог сравниться с Подокатарусом по части канцелярского сочинительства. Мгновенно, с непостижимой ловкостью он набрасывал проекты деловых писем, договоров, манифестов, булл, причем с равным успехом пользовался и цицероновской латынью, и языком Гомера, и тосканским диалектом, и официальным жаргоном канцелярии Оттоманской империи.
Прилежанием он обладал неистовым, выдержкой железной, тайны хранил, как мраморное надгробие.
Такой человек для будущего папы Александра VI был счастливой находкой. Без Подокатаруса Родриго Борха был как без рук: он не мог ни одного дня обойтись без помощи абревиатора, или письмоводителя, своей канцелярии. Подокатарус понимал своего покровителя с полуслова, а порой он и вовсе не нуждался в словах. Верхним чутьем, острым, как собачий нюх, он угадывал тайные намерения Родриго Борхи и действовал с изумительным проворством, устраняя все препоны на пути честолюбивого арагонца.
Вполне понятно, что папа Александр VI, утвердившись на престоле святого Петра, немедленно назначил Подокатаруса своим вице-канцлером и поручил его заботам Апостолическую камеру.

Подокатарус стал правой рукой нового папы, а правой рукой самого Подокатаруса сделался главный нотарий Апостолической камеры Джованни Батиста Феррари, который много лет был секретарем вице-канцлера Родриго Борхи. Феррари считался в Ватикане финансовым гением. «Он умеет делать деньги из воздуха», -говорил о нем папа Александр, высоко ценивший подобные качества своих соратников.
И 27 апреля 1493 года, день спустя после беседы с юным Пед-ро и сеньором Гарсиласо де ла Вегой, папа призвал к себе этих великих апостолических кудесников.
Тощий, черный как цыган Подокатарус был совсем не похож на румяного толстяка Феррари, и тем не менее, когда они сидели рядышком, казалось, будто Апостолической камерой управляют братья-близнецы. Недаром ватиканские остряки присвоили им кличку «Подоферрари», и сам папа часто так называл эту неразлучную парочку.
Накануне Подоферрари подняли тучи пыли в хранилище папских грамот, извлекли на свет божий все старые буллы, в которых упоминались заморские земли португальской и кастильской корон. И, само собой разумеется, что письмо королевской четы папе Александру они обнюхали до последней запятой.
– Сыны мои, – сказал папа, открывая тайное совещание, -должен вам признаться: с этим Колумбом и его путешествием на край света меня застигли врасплох. Вы сами знаете, у нас под боком, в Европе, забот выше головы, а тут еще, изволите ли видеть, от нас требуют, чтобы мы обратили наши взоры на какие-то сомнительные островки, открытые сомнительным адмиралом где-то на краю света. Отмахнуться от этих требований мы не можем. Сеньор Гарси-ласо уже известил короля и королеву о нашей сделке с Миланом и Венецией, и Барселона на нас ужасно прогневается, а ее гнев чреват крупными неприятностями… Вы, друг мой Подокатарус, не раз плавали по всяким морям. Значит, вы знаете, что в бурю, когда воды сатанеют, опытные капитаны смиряют ярость волн, опрокидывая за борт бочки с маслом. Такое масло у нас есть: даруем новооткрытые земли королевской чете, и страсти поутихнут.
– Золотые слова, ваше святейшество, – проговорил Подокатарус. – Масло и вправду средство спасительное, но моряки говорят, что если в том месте, куда масло вылито, море и успокаивается, то зато где-то поблизости оно удваивает свою злобу. Короля Фердинанда и королеву Изабеллу мы, может быть, и утихомирим, но на нас тогда прогневается король Жуан.
– Прогневается, – как эхо отозвался Феррари. – Ведь с той поры, когда португальцы впервые вышли в дальние плавания – а было это семьдесят лет назад, – апостолический престол неизменно поддерживал португальских королей. Принца Генриха Мореплавателя благословил на подвиги папа Мартин V еще в 1425 году.
Мавританские берега за португальской короной закрепил двенадцать лет спустя папа Евгений IV. Королям Португалии, и только им одним, папа Николай V в 1452 году пожаловал право торговли африканскими рабами. Еще через четыре года папа Каликст III даровал португальским королям не только те земли, которые они открыли в Африке, но и право на все моря, еще им неизвестные, вплоть до самой Индии.
– До самой Индии, – откликнулся Подокатарус.
– И наконец, папа Сикст IV в 1481 году подтвердил все прежние пожалования и установил, что только Португалии должны принадлежать моря и земли к югу от линии, пересекающей море-океан на широте Канарских островов. И речь шла не только об уже открытых морях и землях, но и о тех, которые могли быть открыты в будущем.
– Одним словом, – сказал Подокатарус, – выполняя требование короля Фердинанда и королевы Изабеллы, мы поворачиваемся к Португалии спиной и нарушаем условия всех прежних пожалований наместников святого Петра.
– Можно подумать, – в сердцах сказал папа, – что я Иисус Христос, а вы святые его апостолы. С тех пор как наместники святого Петра правят христианским миром, они только то и делают, что нарушают свои обещания и обводят вокруг пальца императоров и королей. Я не знаю, где сейчас пребывают папы Мартин V и Каликст III – в чистилище или в раю. И мне нет нужды оглядываться на моих предшественников. Сегодня мне выгодно показать спину королю Жуану, и я это сделаю, несмотря на сто тысяч булл, подписанных прежними папами.
– Господи Иисусе! – воскликнул Подокатарус. – Да кто же в этом сомневается! Если сосчитать, сколько раз мы нарушали наши собственные обещания, то пальцев на руках не хватит ни у меня, ни у моих подчиненных. Но так ли уж нам выгодно ссориться с королем Жуаном? Португалия исправно вносит свою лепту в наши сокровищницы. Португалия раздвигает рубежи христианского мира, и ее владения – золотое дно, которое обогащает и будет обогащать и впредь римскую церковь.
– Слушайте вы, господа Подоферрари, – озлился папа, – старая латинская поговорка do ut des («даю, чтобы ты дал») известна мне не хуже, чем вам. Я подозреваю, что король Жуан позолотил ваши языки. Готов отпустить вам грех мздоимства – все мы человеки, и все мы легко впадаем в соблазн, – но мне хотелось бы напомнить вам, что меня не так– то легко и просто сбить с толку красноречивыми тирадами.
Папа был весьма недалек от истины. Подокатарус и Феррари регулярно получали мзду от легата короля Жуана кардинала да Кошты, тогда как прижимистый король Фердинанд не давал им ни гроша.
«Братья» Подоферрари переглянулись, после чего Подокатарус смиренно произнес:
– Мы, ваше святейшество, руководствуемся другой поговоркой: «Брать бери, но исполняй по мере возможности». Скрывать нечего – португальский король к Апостолической камере щедр, но если наместник святого Петра считает, что щедрость эта не заслуживает воздаяния, значит, устами его говорит сам апостол. Можно, однако, одновременно удовлетворить обе стороны, Испанию и Португалию. Для этого только следует просьбу королевской четы выполнить на семь девятых.
– Пожалуй, даже не на семь девятых, а на девять одиннадцатых, – поправил Подокатаруса Феррари.
Папа благосклонно кивнул «братьям».
– Умные головы дал вам бог, господа Подоферрари. Так что же вы предлагаете?
Подокатарус взглянул на Феррари. Феррари в ответ прищурил свои и без того маленькие глазки.
– Мы думаем, ваше святейшество, – сказал вице-канцлер, – что никаких новых линий в море-океане проводить не следует. Пусть Кастилии достанутся земли, где побывал Колумб, а все, что в стороне Гвинеи в прежние времена было пожаловано папами королям Португалии, закрепится за ними на веки вечные.
– Бог не дал вам хвоста, – проговорил папа, – а жаль: все лисицы христианского мира околели бы от зависти, ибо самый наилисий хвост был бы, разумеется, у вас, мой бесценный вице-канцлер. Королева и король пишут мне, что им не нравится линия папы Сикста. Замените, просят они, эту поперечную границу продольной. А вы, о мудрейший из всех канцлеров, совершенно пренебрегаете этой немаловажной просьбой. А почему?
– Вы, ваше святейшество, – ответил Феррари, – всегда нас учили: лучше недодать, чем передать. С этими линиями можно повременить, тем более что королевская чета точно не указывает, где именно надо провести новую границу. Королева и король пишут: «Хорошо бы новую линию дать западнее Азорских островов и островов Зеленого Мыса, поблизости от оных». Как понимать это «поблизости»? На тысячу или на сто миль западнее? Поэтому мы с полным основанием можем уклониться от этой просьбы. Папа кивнул головой.
– Ладно, я согласен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24