Греческие наемники, обессилевшие и потерявшие своих командиров, не выдержали неодолимого натиска ветеранов Пармениона: они начали отступать и, наконец, обратились в беспорядочное бегство, устремившись к Миласским воротам и боковой двери в южном секторе, рядом с морем. Но напуганные зрелищем битвы защитники города закрыли все ворота, так что многих вражеских воинов ветераны Пармениона перебили у самого подножия стен, заколов сариссами.
Когда Александр велел трубить сигнал отбоя, Пердикка прочно вклинился в брешь в восточном секторе. Отряд агриан взобрался на круглый бастион и сбрасывал оттуда его защитников. Другие солдаты залезли на деревянную башню и направили баллисты и катапульты в центр города.
Принесли множество факелов и повсюду зажгли огни, чтобы обезопасить себя от внезапных вражеских контратак в течение ночи.
Галикарнас был во власти победителей.
ГЛАВА 29
Александр в ту ночь не спал: участь его поединка с Мемноном оставалась мучительно неопределенной до самого последнего мгновения, а до тех пор он не раз чувствовал себя на грани поражения и позора, и это никак не выходило у него из головы.
Его воины разожгли на стене костер, и царь дожидался рассвета. Ночь была темная, город утонул во мраке и тишине: огни горели только в широкой бреши, занятой его солдатами, на кирпичном бастионе, захваченном агрианами, и у подножия большой деревянной башни. Сам он был на виду, а враги где-то спрятались, притаились.
Сколько их еще? Сколько вооруженных солдат прячется в темноте? Возможно, они готовят засаду, а может быть, Мемнон ждет подкрепления с моря.
Когда триумф был уже у него в руках, царь чувствовал, что удача еще может посмеяться над ним. В последний момент вражеский командующий мог придумать какую-нибудь новую стратегему. Будучи старше и опытнее, Мемнон всегда умел отвечать ударом на удар или даже предвосхищать ходы Александра.
В этот вечер Александр отдал приказ немедленно казнить любого, кто выпьет хоть глоток вина, будь то простой солдат или военачальник, и велел всем оставаться при оружии, готовыми к бою.
Отряды его людей с зажженными факелами постоянно ходили от одних ворот к другим, до самой боковой двери, перекликаясь, чтобы держать контакт друг с другом. Среди всех командиров Пердикка был самым бдительным. После дня, проведенного в непрерывных изнурительных боях, после того как он, невзирая на огонь, направил тараны, нанесшие решающий удар по галикарнасской стене, он не дал себе ни минуты передышки. Он ходил от одного поста к другому, расталкивая заснувших. Он подзадоривал молодых, намекая, что в бою они выглядели бледно по сравнению с ветеранами Пармениона, которым, несмотря на их возраст, удалось переломить ход сражения.
Александр посмотрел на Пердикку, а потом на опершегося на копье Леонната, казавшегося в темноте гигантом, на Птолемея, верхом разъезжавшего по равнине с телохранителями, на Лисимаха, стоявшего у катапульт и время от времени проверявшего их ремни. А дальше, рядом с биваком, виднелась седая шевелюра Пармениона. Подобно старому льву, он держался особняком, сберегая силы своих солдат в ожидании момента, когда они потребуются, чтобы уничтожить противника.
Стремясь облегчить тяжесть на сердце, Александр старался забыть на время о войне. Он вспоминал Миезу и оленей, пасшихся на цветущем лугу, голого Диогена, который сейчас спит себе в своей глиняной амфоре на морском берегу вместе с собачонкой, делящей с ним пищу и подстилку. И его убаюкивает шум прибоя, ласкающего береговую гальку. Какие сны посещают старого мудреца? Какие таинственные видения?
Александр подумал о своей матери, и когда представил, как она в одиночестве сидит у себя в комнате и читает стихи Сафо, то ощутил, что в нем еще кроется ребенок, инстинктивно вздрагивающий в ночи, если вдруг какая-то ночная птица взлетит в пустой купол неба.
Так пролетело время, казавшееся ему бесконечным. Вдруг чья-то рука опустилась ему на плечо, и он вздрогнул.
— Гефестион, это ты?
Друг протянул ему миску с горячей похлебкой.
— Поешь. Лептина приготовила для тебя и послала сюда с вестовым.
— Что это?
— Бобовый суп. Вкусный — я зачерпнул одну ложку. Александр принялся за еду.
— Неплохо. Тебе оставить немножко?
Гефестион кивнул:
— Как в прежние времена, когда мы блуждали по горам в изгнании.
— Да. Но разве мы там когда-нибудь ели горячий суп?
— И то верно!
— Тоскуешь по тем временам?
— Нет, конечно. Однако вспомнить о них приятно. Мы были вдвоем против всего мира. — Гефестион взъерошил себе волосы. — Теперь все не так. Иногда я спрашиваю себя, случится ли опять такое.
— Что?
— Что мы снова отправимся куда-то с тобой, только вдвоем.
— Кто знает, друг мой?
Гефестион наклонился, чтобы концом меча пошевелить огонь, и Александр увидел висевший у него на шее маленький блестящий предмет — молочный зуб, оправленный в золото крошечный резец, память о том дне, когда ребенком Александр сам дал его другу в залог вечной дружбы.
«До смерти?» — спросил тогда Гефестион.
«До смерти», — ответил Александр.
В этот момент послышался крик дозорного, окликавшего товарищей, и Гефестион ушел продолжать обход. Александр видел, как он исчез в темноте, и у него возникло сильное и отчетливое чувство, что если когда-нибудь в будущем они с Гефестионом и совершат путешествие вдвоем, то в какие-нибудь таинственные, покрытые мраком места.
Прошло еще какое-то время, и послышалась перекличка часовых второй стражи. Должно быть, близилась полночь. Очнувшись от шума шагов, Александр потер усталые глаза. Это был Евмен.
Царский секретарь сел рядом и уставился в огонь.
— На что смотришь? — спросил царь.
— На огонь, — ответил Евмен. — Не нравится мне он.
Царь удивленно повернулся к нему.
— В этом огне что-то не так?
— Языки пламени летят к нам, ветер переменился. Теперь он дует с моря.
— Как и каждую ночь в это время, если не ошибаюсь.
— Да. Но сегодня это может сыграть важную роль.
Александр пристально посмотрел на него, и вдруг в голове у него мелькнула страшная мысль. Почти тут же тревожный крик подтвердил его догадку: у основания одной деревянной башни вспыхнул пожар.
— А вон там другой! — крикнул Евмен, указывая пальцем на дом прямо перед ними, шагах в ста:
Слева донесся голос Пердикки:
— Тревога! Тревога! Пожар! Прибежал запыхавшийся Лисимах:
— Они хотят нас зажарить! Поджигают все дома с наветренной стороны от бреши и кирпичной стены. А деревянная башня полыхает, как факел, смотри!
Александр вскочил на ноги. Мемнон использовал последний шанс, сделав ставку на благоприятный ветер.
— Быстро! Нужно помешать им устроить новые пожары. Пошлите штурмовиков, «щитоносцев», фракийцев и агриан. Всех поджигателей убивать на месте.
Тем временем собрались товарищи, ожидая приказаний. Среди них были Селевк, Филот, Леоннат и Птолемей.
— Послушайте меня! — громким голосом прокричал Александр, перекрывая шум огня, который ветром раздувался все выше. — Ты, Селевк, и ты, Леоннат, возьмите половину педзетеров, пройдите через горящий квартал и постройтесь с другой стороны: нужно не допустить контратаки. Ясно, что они хотят снова захватить брешь. Птолемей и Филот, остальное войско постройте за брешью и займите все ворота! Я не хочу неожиданностей в тылу. Лисимах, вели убрать баллисты и катапульты, или они погибнут, когда обрушится башня! Ну, быстро!
Деревянную башню уже всю охватило пламя, и на усилившемся ветру языки пламени лизали восточный край бреши. Жар становился нестерпимым, и огромный яркий факел освещал обширное пространство вокруг стены, так что агрианские лучники прекрасно видели поджигателей и могли поразить их стрелами. Пожираемые огнем балки в основании не выдержали, и огромная опора со страшным грохотом рухнула, подняв столб дыма выше любой башни и любого строения в городе.
Александру пришлось отступить со своего наблюдательного пункта, но он укрепился на следующей башне, близ боковой двери в стене. Оттуда он посылал вестовых и каждый момент получал известия о том, что происходит в городе.
Он приказал Лисимаху воспользоваться катапультами, чтобы разрушить горящие дома и тем самым установить пожару границы. Вскоре град крупных камней, пущенных из боевых машин, усилил сумятицу этой и без того беспокойной ночи.
Предосторожности царя оказались не лишними. Агриане положили конец действиям поджигателей, в то время как тяжелая пехота, построившись за горящим кварталом, отбила у персов и наемников Мемнона охоту наброситься на македонское войско, оглушенное неистовым пламенем.
Евмен вызвал саперов и землекопов из лагеря, чтобы они завалили пылью, песком и щебнем еще горящие очаги, и постепенно пожары удалось локализовать и укротить. Деревянная башня, стоившая стольких усилий, теперь превратилась в большую кучу золы и углей, из которой, дымясь, торчали толстые обуглившиеся балки.
Первый солнечный луч уперся в золоченую квадригу на вершине Мавзолея; остальной город еще оставался в сумерках. Потом из-за гор медленно выплыл солнечный диск, и конус света упал на огромную ступенчатую пирамиду с разноцветным фризом работы Скопаса и Бриаксия, на пышную коринфскую колоннаду, зажег золоченые завитки и колонны с продольными выемками, очерченными золотом на пурпурном фоне.
В этом буйстве красок, в этом торжестве хрустального света охватившая Галикарнас призрачная тишина внушала дрожь. Могло ли такое быть, что даже матери не оплакивали своих павших в бою сыновей?
— Может ли быть такое? — спросил Александр у подошедшего к нему Евмена.
— Может, — ответил секретарь. — Наемников никто не оплакивает. У наемника нет ни матери, ни отца, ни друзей. У него есть лишь копье, чтобы зарабатывать свой хлеб, нелегкий и горький.
ГЛАВА 30
К царю подбежал Птолемей:
— Александр, мы ждем твоих приказов.
— Возьми с собой Пердикку и Лисимаха, разделите между собой штурмовиков и «щитоносцев» и прочешите весь город. Для поддержки вас будут сопровождать греческие гоплиты и наши педзетеры. Выгоните из укрытий всех вооруженных мужчин, а особенно постарайтесь разыскать Мемнона. Я не хочу, чтобы ему причинили какой-либо вред; просто найдите его и приведите ко мне.
— Сделаем все, как велишь, — заверил его Птолемей и удалился, чтобы предупредить товарищей.
Царь с Евменом остались ждать под сводом одного каземата в стене, откуда был хорошо виден весь Галикарнас. Спустя некоторое время от Птолемея прибыл вестовой со следующим посланием:
Сатрап Оронтобат, тиран Пиксодар и персидский гарнизон засели в портовой крепости, где до них не добраться: стенобитные машины туда не подвести. О Мемноне пока никаких известий, никаких следов. Жду указаний.
Александр велел привести Букефала и отправился осмотреть город, где все двери были заперты, а окна закрыты ставнями: жители в страхе попрятались. Добравшись до порта, у входа в который возвышались две крепости, он встретил Пердикку.
— Что нам делать, Александр?
Царь осмотрел укрепления и обернулся к городской стене.
— Разрушьте все дома на левой стороне ведущей сюда дороги, а потом все те, что заполняют портовую зону: таким образом, мы сможем пододвинуть машины к крепостям. Персы должны понять, что ни за какими стенами, ни за какими бастионами они не найдут убежища. Им придется уйти отсюда, чтобы никогда не возвращаться.
Пердикка вскочил на коня и поскакал к выжженным кварталам, чтобы взять с собой отряды штурмовиков и землекопов, еще способных работать. Ему пришлось разбудить их сигналом трубы, потому что после продолжавшейся всю ночь работы они заснули на месте от усталости.
Инженер, фессалиец по имени Диад, велел разобрать две верхние платформы одной из башен, чтобы воспользоваться ею в качестве опоры для тарана при разрушении домов. Между тем Евмен разослал глашатаев донести до всех жителей приказ покинуть назначенные к сносу дома.
Люди, увидев, что нет ни бойни, ни насилия, ни грабежей, начали выходить на улицы. Сначала показались дети, привлеченные странной деятельностью в городе, потом женщины, и, в конце концов, вышли мужчины.
Однако разрушения оказались серьезнее, чем предполагалось, поскольку многие дома прилегали один к другому впритык и таран, разбивая одну стену, рушил и многие другие. Вот почему позднее разнесся слух, будто Александр снес до основания весь Галикарнас.
По прошествии четырех дней была расчищена достаточно широкая полоса, чтобы выдвинуть осадные машины к портовым укреплениям и начать разбивать их. Однако ночью Мемнон, Оронтобат и Пиксодар с некоторым количеством солдат погрузились на корабли и вышли в море, где соединились с персидским флотом, крейсировавшим в северных водах близ острова Хиос.
Оставшиеся в живых греческие наемники укрылись в акрополе, где до них было практически не добраться.
Александр не стал терять время и выкуривать их из этого убежища, считая, что все равно у них не будет выхода, когда их со всех сторон окружат его войска. Он велел выкопать вокруг цитадели ров и оставил нескольких младших командиров дожидаться сдачи осажденных.
В этот же вечер в городском зале собраний царь созвал совет высшего военного командования. Пришел также Каллисфен, который попросил позволения присутствовать. Вскоре доставили сообщение, что отцы города просят встречи с царем.
— Не хочу их видеть, — заявил Александр. — Я им не верю.
— Но ты должен решить политическое устройство очень значительного города, — заметил Парменион.
— Ты мог бы ввести здесь демократическую систему, как в Эфесе, — вмешался Каллисфен.
— Ну да, конечно! — усмехнулся Птолемей. — Это бы понравилось твоему дяде Аристотелю, верно?
— Ну и что? — раздраженно возразил Каллисфен. — Демократия — самая справедливая и уравновешенная система для управления городом, дающая самые надежные гарантии, что…
Птолемей не дал ему закончить фразу:
— Эти, однако, заставили нас покорячиться. Под стенами Галикарнаса мы потеряли больше людей, чем в битве на Гранике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42