Но у флорентийца сотни глаз и сотни ушей, как у древних исполинов. Нельзя ли ее как-нибудь отправить в Наварру? Однако,— продолжал он, помолчав с минуту,— как она выглядит?
— Кто, женщина?
— Да. Без сомнения, она хороша собой. Но я не об этом спрашиваю. Кто она — брюнетка или блондинка?
— У нее черные волосы.
— Высокого роста?
— Как твоя племянница.
— Нет ли у нее, как у некоторых брюнеток, легкого пушка на верхней губе?
— Есть,— ответил принц.
— В таком случае мне пришла в голову прекрасная мысль. На родине у меня есть племянник лет пятнадцати, который должен приехать сюда через месяц или два. Мы оденем вашу женщину беарнцем, и я выдам ее за своего племянника. Пусть меня повесят, если Ренэ придет искать ее здесь!
— Браво! — воскликнул Ноэ.
— Теперь, когда первое затруднение улажено, появляется второе, более значительное,— сказал Генрих, посмотрев на Ноэ.
— Какое?
— Как похитить прекрасную ювелиршу?
— Гм,— сказал Ноэ.— Ваше высочество, кажется, в самых лучших с ней отношениях?
— Я и не сомневаюсь в ее согласии. Но я не знаю, когда она пришлет за мной Вильгельма, и успеем ли мы предупредить ее вовремя. Лорио держит ее взаперти, точно в крепости.
Генрих подробно рассказал Маликану, как Сару стерегут ревнивый муж и старый Иов. Описывая подробности, он упомянул имя графини де Грамон, и это имя было лучом света для Маликана.
— Если к вам завтра не явится обычный посланец от госпожи Лорио, то моя племянница Миетта сама пойдет туда.
— А под каким предлогом?
— Она нарядится в красную юбку, наденет на голову беарнский убор и скажет, что приехала по поручению графини де Грамон.
— Маликан! — воскликнул принц.— Ты удивительно сообразителен!
Маликан поклонился.
— Негодяй,— прошептал Ноэ, относя это замечание к Ренэ,— пожалуй, поспешит и не станет пережидать трех дней.
Генрих вздрогнул, и беспокойство отразилось на его лице.
«Эге,— подумал Ноэ,— кажется, мой принц порядочно-таки втюрился».
— Маликан,— сказал Генрих,— спокойной ночи, мы идем спать, а ты пришли к нам завтра свою племянницу Миетту в гостиницу Св. Иакова.
— Она придет, ваше высочество.
— Покойной ночи, Маликан.
* * *
Молодые люди вышли и спустя несколько минут встретились с Ренэ-флорентийцем.
Выслушав последние слова принца, парфюмер королевы посмотрел на него с таким ужасом и испугом, что Генрих обратился к нему, смеясь:
— Вы видите теперь, господин Ренэ, что вы напрасно сердитесь на меня за нашу шутку в гостинице и за несколько часов, проведенных вами в погребе. Вы более нуждаетесь во мне, чем я в вас.
Ренэ, все еще приходивший в себя, молчал.
— Признаюсь, мне странно видеть, что человек, занимающийся астрологией, так сильно поражен моими предсказаниями. Неужели ваши познания так ничтожны, что открытия вашего собрата по ремеслу удивляют вас?
— Милостивый государь,— пробормотал Ренэ,— я должен признаться, что не ожидал найти в вас такого провидца.
— Значит, я сказал вам правду о вашем плане?
— Может быть.
— И вы подождете три дня?
— Подожду.
— Хотите еще что-нибудь узнать? — продолжал принц.
На лице Ренэ отразился ужас. Но Генрих быстро схватил его руку.
— Тем хуже для вас, господин Ренэ, но вы еще услышите кое-что. Я хочу доказать вам, что беарнские колдуны могут поспорить с флорентийскими и венецианскими некроманами.
И, говоря это, Генрих с глубокомысленным видом рассматривал руку флорентийца.
— Господи! Что это?! — воскликнул он вдруг в ужасе.
— Что такое вы увидели? — спросил парфюмер с еще большим беспокойством.
Рассмотрев руку, Генрих взглянул на небо.
— Звезды задернуты туманом,— продолжал он,— сегодня я не могу сказать вам ничего определенного, но я вижу, что в будущем вас ожидает много неприятностей.
— Каких же?
Ренэ дрожал и не спускал глаз с Генриха, сумевшего придать своему лицу торжественное выражение настоящего кудесника.
— Вашему могуществу грозит опасность, Ренэ.
Флорентиец побледнел.
— Вы говорите о моем сверхъестественном могуестве?
— Да.
— А другое?
— То есть влияние ваше на королеву?
— Да.
— Оно уменьшится в тот день, когда ослабеет ваше сверхъестественное влияние. Если вы хотите, чтобы я объяснил вам яснее,— продолжал Генрих, все еще смотря на звезды,— то подождите до завтра.
— Хорошо,— ответил Ренэ.
— Я приду к вам в Лувр.
— В котором часу?
— В полдень.
— Я буду вас ждать.
Парфюмер, считая теперь бесполезным идти снова советоваться с Годольфином, поклонился молодым людям и отправился обратно в Лувр.
XXII
Когда Генрих Наваррский и Ноэ простились с парфюмером, они посмотрели друг на друга и расхохотались.
— Ноэ, друг мой,— спросил принц,— как ты думаешь, захочет Ренэ теперь мстить нам?
— Пока нет,— ответил Ноэ,— но позже... Ренэ никогда не прощает.
— Положим, это верно, но он боится нас.
— Ну, так он вооружится терпением до тех пор, пока наконец не уверится, что нас ему бояться нечего.
— И ты опасаешься, что в этот день...
— В этот день он будет свирепее тигра. Его ненависть началась с того дня, когда мы его связанного бросили в погреб. И она еще усилилась со вчерашнего вечера, когда он увидел нас за игорным столом короля. Вы испугали его вашими предсказаниями. Но если бы ему пришлось застать меня когда-нибудь в комнате Паолы и узнать, что он сделался жертвой мистификации, то он был бы беспощаден.
— Друг мой, ты, кажется, очень боишься этого шарлатана?
— Я? Нисколько. Но я вижу его насквозь и говорю это вам. Теперь объясните мне, ваше высочество, с какой целью вы сказали ему, что его могуществу грозит опасность?
— Постой,— ответил Генрих,— ответь мне сперва, веришь ли ты этому могуществу?
— То, что я видел сегодня вечером, убедило меня, что Годольфин во сне говорит удивительные вещи, а парфюмер пользуется его откровениями, сообщая их королеве-матери.
— Но ты не веришь тому, что он узнает судьбу по звездам?
— Конечно, нет.
— Отсюда следует, что если бы устранить Годоль-фина...
— Недурно придумано! — пробормотал Ноэ.— Но... Паола.
— А в самом деле,— сказал Генрих,— отчего бы нам не похитить и Паолу?
— Но у этой девушки престранные взгляды.
— На что?
— На замужество.
— Черт возьми! — смеясь, воскликнул принц.— Это другое дело. Никогда, Ноэ, не надо похищать тех женщин, которые хотят, чтобы на них женились. Это опасно.
— А от Годольфина избавиться не худо бы было,— продолжал Генрих, подумав немного.
— Зачем?
— Как зачем? — спросил принц.— Ведь если он обладает удивительным даром ясновидения, то когда мы увезем и спрячем Сару, он все-таки поможет Ренэ найти ее.
— Ей-Богу, вы правы, Генрих! Но как же быть?
— Утро вечера мудренее. Пойдем спать. Я совсем засыпаю.
Генрих произнес эти слова уже около самой двери гостиницы. Молодые люди постучались, и им тотчас же отперли.
Через час они уже спали крепким сном, как спят только в двадцать лет.
***
Поток солнечных лучей осветил комнату, где еще спали принц Наваррский и Ноэ. Когда на часах в церкви Св. Женевьевы пробило восемь часов, раздался стук в дверь.
— Кто там? — спросил принц, вскочив на ноги.
Бодрый юный голосок ответил через дверь на беарнском наречии:
— Землячка пришла к землякам.
— Это Миетта,— сказал Ноэ.
Ноэ и принц быстро оделись и отперли дверь молоденькой племяннице Маликана.
Миетта была одета в свой беарнский национальный праздничный наряд. Красивый золотой крест был надет у нее на шее. На ней был бархатный корсаж, юбка с красными и голубыми полосами, а платок, по беарнскому обычаю, покрывал ее роскошные черные волосы.
— Знаешь ли ты, малютка,— сказал ей Ноэ,— что ты удивительно хороша?
Миетта сильно покраснела, взглянула на Ноэ и вздохнула. Потом ответила молодому человеку, обнажив при этом два ряда белых зубов:
— Не вам бы, сударь, говорить мне это.
— А кому же, дитя мое?
— Человеку моего сословия.
— Миетта права,— серьезным тоном заметил принц,— если бы ты был мещанином и мог бы жениться на ней, это было бы дело иное!
— Сударь,— сказала девушка, желая переменить этот опасный для нее разговор,— дядюшка объяснил мне, что я должна сделать.
— А, тебе известно?
— О да! Я должна явиться на улицу Урс к госпоже Лорио, ювелирше, и сказать ей, что я приехала из наших мест.
— Хорошо, дитя мое.
— И что графиня де Грамон, наша землячка, послала меня к госпоже Лорио.
— Отлично!
— И что я прошу ее взять меня к себе в качестве служанки или приютить меня дня на два.
— Превосходно!
— Я прибавлю еще, что остановилась у своего дяди, хозяина кабачка...
— Это истинная правда.
— Но что я не хочу оставаться у него, потому что там бывает очень много солдат.
— Ты просто умница, прелестная Миетта! — сказал принц, по-братски целуя в лоб молодую девушку.
— Что же мне сказать ей еще после всего этого? — спросила Миетта.
— Ах, да! Правда, я было забыл.
На руке у Генриха было надето два перстня. По одному из них Маликан узнал Генриха; другой, маленький, золотой, был с вензелем Коризандры. Накануне Сара обратила на него внимание. Принц снял его с пальца.
— Возьми,— сказал он,— этот перстень и покажи его госпоже Лорио. Скажи ей, что графиня Грамон дала его тебе в доказательство, что ты действительно пришла от нее.
— А когда я останусь с ней наедине?
— Ты скажешь ей: «Друг Коризандры, человек, готовый охранять вас, умоляет вас довериться ему и исполнить то, о чем я вас попрошу».
— Хорошо! — сказала Миетта.
— Если она будет колебаться, то ты прибавишь: «Вы подвергаетесь большей опасности, чем смерть, вас хотят спасти от Ренэ». Иди, дитя мое.
— Сударь, а когда Сара Лорио согласится довериться мне, что я должна просить ее исполнить? — спросила Миетта, которая была девушка благоразумная и не бралась сыграть роль, не выучив ее как следует.
— Ты попросишь у нее разрешения сходить за своими вещами и в полдень будешь ждать нас у дяди.
— Слушаю, сударь.
— Иди, дитя мое.
Миетта взяла перстень, поклонилась молодым людям и исчезла на темной лестнице гостиницы.
Генрих и Ноэ подошли к окну и увидели, как она быстрым, легким шагом шла по улице Св. Иакова.
— Очаровательная девушка! — прошептал Ноэ.
— Друг мой! — сказал Генрих.— Это запретный плод.
— Неужели?
— Фи, Ноэ! Это беарнка, землячка, племянница человека, который готов жизнью пожертвовать ради меня.
— Все равно,— пробормотал Ноэ, которого, казалось, не убедила суровая проповедь принца о нравственности.— Она хорошенькая девушка. Честное слово, она красивее Паолы.
— Очень возможно, друг мой, но все-таки хорошо, что Паола вскружила тебе немного голову.
— Отчего?
— Оттого, что если бы ты не был у нее, то не знал бы многого.
— Правда.
— Теперь же пойдем завтракать, а затем отправимся в Лувр.
Принц и его товарищ оделись чрезвычайно изящно, спустились в столовую, позавтракали с большим аппетитом и около десяти часов отправились в Лувр. Во дворе к ним подошел паж Рауль, красивый брюнет, которого полюбила хорошенькая Нанси.
XXIII
Рауль приветствовал Генриха улыбкой.
— Я ждал вас,— сказал он.
— Неужели? — спросил Генрих.
— У меня есть записка к вам, господин де Коарасс.
— Ко мне?
— Да, к вам.
— От кого?
— От Нанси.
Рауль покраснел, произнеся имя прелестной камеристки.
— Давайте ее, Рауль, давайте,— сказал Генрих.
— Нанси, которую я встретил утром,— продолжал Рауль,— сказала мне: «Знаешь ли ты, в какой гостинице живет господин де Коарасс?» — «Да»,— ответил я.— «А придет он сегодня к господину де Пибраку?» — «Весьма возможно. Де Пибрак сказал ему вчера на балу, что король будет завтра на охоте, и я поеду с ним. Приходите ко мне послезавтра утром, кузен».— «А,— сказала Нанси,— и ты уверен в этом, Рауль?» — «Да».— «Ну так возьми записочку к нему».— «Отнести ее в гостиницу?» — «Нет, подожди, пока он придет в Лувр. Если он не придет, то ты отнесешь к нему».— Я взял записку.
— Милый мой, у вас чудесная память,— сказал принц.— Очень вероятно, что мой кузен де Пибрак ждет нас.
Генрих распечатал записку, которая распространяла благоухание, и прочитал:
«Господин де Коарасс, я не приду на условленное свидание, потому что особа, которой вы обещали рассказать что-то, не может принять вас сегодня, а просит прийти завтра в этот же час. По-видимому, вы воспользовались моим советом. О вас говорят, и я заметила вздох. Как видите, ум заменяет иногда недостаток роста...»
Пока Генрих читал, Рауль следил за выражением его лица, и когда глаза принца заблестели от радости, паж побледнел от ревности.
Ноэ, заметивший бледность пажа, нагнулся к его уху и шепнул:
— Не бойтесь, Рауль, сердце Нанси не принимает
участия в этой записке. Дело касается политики.
Ноэ лукаво улыбнулся. Рауль понял и успокоился.
«Чем может быть занята сегодня вечером принцесса Маргарита? — соображал Генрих, перечитывая записку Нанси.— Она не может принять меня сегодня вечером, однако я, кажется, ей немножко нравлюсь, хотя и не обладаю величественным ростом кузена Гиза».
Он свернул записку и спрятал ее в карман.
— Извините меня, друг мой,— сказал он Раулю,— я настоящий провинциал и способен заблудиться в Лувре, если вы не возьмете на себя труд проводить меня...
— Куда желаете идти, сударь?
— К де Пибраку.
— Хорошо. Я проведу вас по маленькой лестнице.
— Ты идешь, Ноэ? — спросил принц.
— Конечно,— ответил Ноэ.
Рауль проводил мнимых кузенов де Пибрака по маленькой лестнице, что, однако, не помешало им встретиться с несколькими придворными, которые раскланялись с ними чрезвычайно любезно.
С тех пор как их видели играющими с королем, Генрих и Ноэ сделались важными особами, и в Лувре только и говорили о милости, выпавшей на их долю.
Рауль проводил их к де Пибраку и ушел. Гасконец ждал, пока уйдет Рауль, чтобы поклониться с почтением Генриху.
— Кузен,— обратился к нему Генрих,— я освобождаю вас от церемоний. Я наношу вам дружеский визит, и только.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26