Он лишь спросил:
— Как вы отыскали меня среди этой охоты?
— Надежда была моей путеводительницей, и вы видите, что я хорошо сделала, следуя ей: она привела меня к вам.
— Но, — сказал встревоженный Эктор, — кто-нибудь мог вас встретить и все изменить?
— Кто знает меня при дворе? Я думаю, что шевалье там не бывает.
— Как знать.
— Что? — вздрогнула Кристина. — Вы полагаете, что этот человек…
— Я ничего не полагаю, Кристина, но всегда его опасаюсь.
— Хорошо, — сказала она, приближаясь к Эктору, — если я подвергалась какой-нибудь опасности, не вознаграждена ли я за это?
Такая самоотверженность наполнила сердце Эктора восхитительным волнением; слезы выступили у него на глазах, и он прижал Кристину к сердцу.
— Вы заслуживаете любви на всю жизнь!
— Я именно на это и надеюсь, — сказала она простодушно. — Я спрашивала о вас у пажа. Он мне сказал, что вы были с герцогиней Беррийской, но что вас потеряли из виду.
При имени принцессы Эктор немного покраснел.
— Я поехала аллеей, указанной пажом, — продолжала Кристина, — и аллея за аллеей, перекресток за перекрестком, ведомая тайным предчувствием, добралась до вас.
— И несмотря на расстояние, вы меня узнали?
— С первого взгляда. Прежде чем я бросила на вас взгляд, я угадала, что это вы, и ваш крик доказал мне, что я не ошиблась.
Эктор вздохнул свободно: Кристина не видела герцогини Беррийской.
Они выехали вместе из леса и поехали равниной.
Павильон, уступленный Эктору графиней д'Аржансон, находился недалеко от опушки леса, на склоне холма, осененного группой старых деревьев. Это было хорошенький маленький домик, белый и свежий, как лилия, всего в один этаж, возведенный посреди сада с множеством источников, водопадов и фонтанов.
Господин де Блетарен и Сидализа ожидали Кристину в дверях. Когда они увидели её в сопровождении Эктора, старик встал, а актриса побежала им навстречу. После первых объятий господина де Блетарена и его названного сына, Сидализа отвела Эктора в сторону.
— Ну, — сказала она, — я вижу, что мне здесь больше делать нечего, и убегаю.
— Уже! — Эктор взял её за руки.
— Не пятый ли это акт комедии?
— Чего-то ещё недостает.
— Свадьбы?
— Да.
— Эта развязка придет в свое время. Теперь нет ещё девяти часов, но если этого так желаете…
— Очень желаю.
— Неблагодарный, — возразила актриса, грозя ему пальчиком, — кто бы мог раньше сказать, что придет день, в который я, Сидализа, стану играть роль поверенной?
— Это, по крайней мере, оригинально.
— Вот это меня и доконало. Теперь выслушайте меня.
— Готов слушать, сколько вам будет угодно, — отвечал Эктор, смотревший искоса на комнату, где осталась Кристина.
— В этих словах много любезности, но мало истины.
— Сидализа!
— Хорошо, хорошо! Вы сказали мне это для того, чтобы я долго вас не задерживала. Я вас скоро отпущу…Я вырвала овечку из пасти волка, но волк может вернуться и бродить возле овчарни. Берегитесь.
— Я буду осторожен.
— С человеком, подобным шевалье, любые предосторожности не лишние. Предпринимайте их как можно больше.
— Постараюсь.
— Старый трагик, переделывающий из угождения мне римскую историю в любовную комедию, часто мне говорил о наслаждениях Капуи. Пусть этот павильон не будет вашей Капуей. Там, где засыпает Ганнибал, бодрствует римлянин, и римлянина зовут шевалье де Сент-Клер.
— Не бойтесь ничего.
— Хорошо. Но вы бойтесь всего.
— Герцог Орлеанский обещал заняться судьбой Кристины. Я ему напомню.
— Так лучше сделайте это сегодня, чем завтра, и лучше завтра, чем послезавтра.
Эктор пожал руку Сидализы, говорившей с жаром и решимостью.
— Еще слово, — сказала актриса в ту минуту, когда уже готова была уйти.
— Говорите.
— Если Фуркево спросит у вас, каким образом я открыла убежище Кристины, скажите ему, что ничего не знаете.
— Это будет справедливо.
— Хорошо. Больше я ничего от вас не требую.
Сидализа прыгнула в карету, ожидавшую её за стеной сада, и уехала.
Вечером Эктор простился с Кристиной и Блетареном, чтобы отправиться в Марли, где надеялся встретить герцога Орлеанского. Сказанное ему Сидализой не выходило у него из головы.
Герцог в игорном зале проигрывал свои дукаты её высочеству наследнице престола. Эктор выждал свободную минуту и отвел его в сторону.
— Мадмуазель де Блетарен переселилась в убежище, данное ей по милости мадам д'Аржансон, — сказал он.
— Вы не теряли времени, — заметил герцог.
— Я не теряю ничего, ваша светлость, даже памяти.
Герцог устремил на Эктора проницательный взгляд.
— То есть, — улыбнулся он, — раз я вам что-то обещал, вам хочется напомнить?
— Я никогда не осмелюсь этого сделать без позволения вашей светлости.
— Так я сделаю лучше…Я сам это вспомню. Дело касается отца мадмуазель де Блетарен, как мне кажется.
— Да, ваша светлость.
— Вы просили меня поговорить об этом с королем, и я обещал вам обратиться к лицу, более могущественному, чем я, так как я не имею никакого влияния на действия короля.
— Это опять-таки справедливо.
— Итак, маркиз, это уже сделано.
— Как, вы сделали милость…
— Случай представился сегодня вечером, я им воспользовался…Меня благосклонно выслушали, и через некоторое время я представлю вас этому всемогущему лицу. Но прежде чем действовать, оно хотело бы справиться, как велико было участие де Блетарена в возмущениях Фронды.
— Самое маловажное, — ответил Эктор.
— Я в том не сомневаюсь, — ответил принц, — но нужны доказательства, а ваше свидетельство, согласитесь, в подобном деле несколько подозрительно.
— Хорошо, я буду ждать.
— А я употреблю всю свою власть, чтобы вы ждали недолго.
— Ваша светлость, чем мне заслужить все эти милости?
— Любите меня немного, если это возможно, и не верьте хотя бы половине того зла, которое мне приписывают.
И герцог Орлеанский пошел к группе вельмож, оставив Эктора одного.
Зал был полон народа; разговаривали, играли, прогуливались. Но шум не доходил до слуха Эктора и глаза его не замечали происходившего. Он стал поодаль и углубился в свои мысли. Тут к нему подошел Поль, проходивший мимо.
— Как вы грустны! — сказал тот.
— Я? — спросил Эктор, внезапно пробужденный от своих мечтаний.
— Да, вы, я ведь не с великим султаном разговариваю.
— Мой милый граф, вы не знаток людских физиономий… Я счастлив.
— Незаметно. Вы стоите в углу, как страус посреди пустыни.
— Потому что мое счастье серьезно, мой друг.
Поль вздохнул.
— Вот почему, видно, мы со счастьем не ладим…Моя горесть происходит от моей веселости. Я перестану смеяться и посмотрю, не развеселит ли это меня, наконец.
Тут наступил час ужина короля, и молодые люди прервали беседу. Растворились двери, и принцы королевской крови отправились в комнаты короля. Эктор и Поль смешались с толпой поблизости от входа.
Вдруг герцогиня Беррийская возникла перед Эктором, и их взоры встретились. Она небрежно шагнула в его сторону.
— Вы не были при окончании охоты, мсье де Шавайе, — заметила она. — Вас не было видно, мне кажется.
— Правда, сударыня, я заблудился и опоздал.
Она сделала ещё шаг и, проходя мимо него, склонила за веером голову.
— До завтра, — сказала она живо, но тихо.
Эктор вздрогнул: он все позабыл, и это слово ему все напомнило. Следовало решать немедленно. Пока он почитал себя свободным, это похищение было безумием. Теперь же, после встречи с Кристиной, это было преступлением.
Эктор удержал Поля за руку и молча увлек его в противоположный конец зала.
— Вы были правы, мой друг, — сказал он.
— Я всегда прав, — отвечал Поль. — Но по какому поводу я прав в эту минуту?
— Некоторое время назад я совершил ошибку. Хорошенько поразмыслив, я вижу, что несчастлив.
— Вот новость! Впрочем, это не стоит того, чтобы огорчаться. Несчастье — обычное положение человека.
— Мое продолжается двадцать семь лет, а мне двадцать восемь…Считайте!
— Этот расчет меня не утешит…
— Есть несчастья, которые убивают.
— Они редки.
— Но есть.
— Да, как Бурбоны…Они есть, но их очень немного.
— Дуэль, например.
— От дуэли иногда умирают, но это не несчастье…
— Все зависит от того, как посмотреть…
— Вы, стало быть, деретесь?
— Да.
— Ну-ну. Это меня восхищает.
— О, не от чего.
— Как же! Ведь я буду на этом празднике?
— Да.
— Благодарю вас.
Поль дружески пожал руку Эктору и продолжал:
— Когда состоится ваша дуэль?
— Завтра.
— В котором часу?
— На рассвете.
— В каком же месте?
— Под Марлийским водопроводом есть свод, который я заметил мимоходом; трава гладкая, место ровное, вокруг деревья, и нет любопытных.
— Превосходно. Имя дворянина, с которым вы деретесь?
— Граф Поль-Эмиль де Фуркево.
ГЛАВА 44. ГОРДИЕВ УЗЕЛ
Фуркево отступил в удивлении.
— Как, вы деретесь со мной?
— Да, — отвечал спокойно Эктор.
На этот раз Поль подумал, что его друг сошел с ума, и в испуге посмотрел ему прямо в глаза.
— Это вас несколько удивляет? — заметил Эктор.
— Очень удивляет, — ответил граф.
— Жизнь так устроена, что не знаешь, что случится завтра.
— Звучит, конечно, прекрасно, но я ничего не понимаю. Вы шутите, я думаю.
— Совсем нет. Это очень серьезно.
— Вы хотите, чтобы мы дрались друг с другом?
— Хочу.
— Хорошо. Но скажите мне, по крайней мере, какая причина побуждает вас возобновить со мной туринскую шутку?
— Позвольте возвратиться немного назад и кое-что вам объяснить.
— Говорите.
— Помните ли, милый граф, что вы мне заметили насчет герцогини Беррийской?
— Конечно, и то, что я говорил, я подтверждаю.
— Итак, мой друг, вы были правы.
— Наконец-то вы соглашаетесь.
— Я не могу спорить с очевидным.
— Стало быть, с тех пор дело пошло?
— Оно не шло, а бежало.
— Вот что значит шестнадцать лет!
— Я достиг последней главы.
— Уже!
— Да.
— Каким тоном вы это говорите!
— Хотел бы я вас видеть на моем месте.
— Я тоже бы хотел.
Эктор улыбнулся. Поль топнул ногой.
— Все это не объясняет, — возразил он, — зачем вы хотите меня убить.
— У герцогини странные фантазии, и говоря вашим языком, она требует, чтобы я поступил с ней, как будто я Юпитер, а она Европа.
— Похищение!
Де Шавайе кивнул.
— Я вам удивляюсь, — вскричал Фуркево. — К вам приходит величайшее счастье, и вместо радости вы принимаете жалобный вид, от которого хочется плакать. Похищение! Да знаете ли, что из-за похищения герцогини я соглашусь получить сто ударов шпагой. Вы неблагодарный!
— Не забывайте о Кристине, — заметил Эктор.
— Кристина? При чем тут она? — вскричал Фуркево.
— Для вас ни при чем, но для меня — другое дело.
Поль покачал головой полушутя, полусерьезно. С минуту он смотрел на друга, барабанившего пальцами по пьедесталу статуи, и наконец произнес:
— Я взял бы одну и не оставил бы другой.
— Вы есть вы, а я есть я, и поневоле повинуюсь своей природе.
— Итак, вы решились не похищать герцогиню Беррийскую?
— Решился.
— Да покровительствует вам тень Сципиона, мне же вас жаль.
— Жалейте, сколько вам будет угодно, но исполните то, чего я требую.
— А, вы о дуэли?
— Да.
— Вы все об одном и том же. Посмотрим, какие у вас причины.
— Можно не похищать герцогиню, но для этого нужен предлог. Дуэль будет служить таким предлогом.
— Как вы ловко придумали, удивляюсь!
— Это же очень просто. Обе любви опутывают меня, как гордиев узел. И то, чего не могут развязать…
— Разрубают.
— Поэтому мы любезно будем драться, и вы мне нанесете удар шпагой.
— Я вам? Но вы же знаете, что это невозможно!
— Вам в том помогут.
— Конечно, если вы не будете защищаться.
— Вы должны будете меня ранить. Мне только того и нужно.
— Потом?
— Остальное само собой разумеется. Раненый, я ложусь в постель и не являюсь ко двору. Герцогиня забудет меня, и когда я вернусь в Версаль, о похищении и разговоров больше не будет.
— Прекрасно придумано.
— Итак, вы решаетесь?
— Как я могу вам отказать? Эта дуэль дает мне возможность оказать вам услугу и сделать глупость…Достаточно, чтобы убедить меня.
— Хорошо. Я вас буду ждать.
— На рассвете моя шпага и я будем к вашим услугам.
Двое молодых людей сделали несколько шагов по направлению к дворцу.
— Кстати, — спросил Поль, — а вдруг герцогиня станет упорствовать в своей любви к вам?
Эктор пожал плечами.
— Вы знаете, что прихоти — это розы души и живут одно утро.
— Это справедливо, но бывает, что когда оборачиваются спиной к счастью, оно начинает вас преследовать.
— Тогда я приму крайние меры.
— Какие?
— Я женюсь.
— Самоубийство, — весело воскликнул Поль, — это геройство.
— Нет, это любовь.
На другой день все произошло, как условились: два друга стали под аркадами Марлийского водопровода в присутствии секундантов. Они вежливо раскланялись и бросили шляпы на траву.
— Итак, вы настаиваете, маркиз? — сказал Поль с важным видом.
— Вы знаете, граф, что я никогда не отказываюсь от своих слов, — отвечал тем же тоном Шавайе, едва удерживаясь от смеха.
— Так начнем, мсье.
Эктор и Поль выхватили шпаги.
— По крайней мере, забудем прошлое, граф, что бы ни случилось, — сказал Эктор, протягивая руку противнику.
— Я и не думал иначе!
И, наклонившись к уху Эктора, Поль тихо прибавил:
— Не забудьте быть очень неловким.
— Сделаю в лучшем виде.
— Если вы меня убьете из-за такой глупости, я умру безутешным.
Эктор лишь улыбнулся. Два дворянина поклонились и скрестили оружие.
Эктор защищался достаточно для серьезной дуэли, после чего позволил себе пропустить укол шпагой в плечо. Брызнула кровь, и Фуркево опустил клинок.
— Вы, кажется, ранены? — произнес он.
— Мне самому тоже так кажется…Однако, если вам угодно продолжать…
— Нет, нет, — отвечал Поль, смеясь, — не стоит умирать из-за подобной безделицы.
Завязавши платком рану, Эктор поблагодарил своего секунданта, Фуркево — своего. Двое молодых людей сели в карету и отправились в Париж.
— Теперь вам следует, — сказал Эктор, — предупредить герцогиню Беррийскую о случившемся.
— Да, поручение довольно щекотливое.
— Поэтому-то я и доверяю его вам.
— Это очень любезно с вашей стороны, однако что я скажу ей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46