— Я знаю, что вы не любите говорить о людях в их отсутствие.
— Сейчас речь идет совсем об ином. Я хочу, если могу, помочь вам. Я против того, Миген, чтобы вам навредили… Вы напоминаете мне яркую певчую птичку, которой соблазняются голодные кошки.
— Что бы я делала без вас? Ведь у Бингхэмов меня все принимали бы за ненормальную, я бы там сошла с ума без вас.
— Нам всем нужен рядом человек, который поддерживал бы нас в трудный момент, — сказала в ответ Смит. — Слава Богу, у меня есть такой человек, который напоминает мне, что я личность. — Глаза Смит сияли. — Сначала я боялась, что в особняке Бингхэмов потускнеет вся ваша восхитительная и естественная искренность. Я рада, что вы оттуда уехали.
Миген тронули эти добрые слова. Человека более близкого, чем Смит, ей встречать до сих пор не приходилось. Ее охватило чувство признательности, и она крепко сжала руку Смит.
— О, Смит, я хочу, чтобы вы переехали сюда! Если вы относитесь к Бингхэмам так, как сейчас об этом сказали, то почему бы вам не уйти вместе с Брэмбл и не поступить на работу сюда? Я была бы рада передать вам свою должность…
По правде говоря, я не смогу остаться здесь домоправительницей, как только мисс Уэйд станет миссис Хэмпшир.
Услышав такие новости, Смит широко раскрыла глаза, но Миген поспешно продолжила:
— Я готова заключить пари, что Брэмбл гораздо охотнее примет новую должность, если именно вы убедите ее сделать это. О, как было бы великолепно, если бы и вы очутились здесь.
Вы являете для меня образец наилучших качеств. Когда вы рядом, я чувствую себя сильной и доброй.
— Миген, милая, так приятно слышать это от вас! Но будет лучше, если я не стану влиять на вас. Мы с вами разные люди, и вы должны следовать своим собственным склонностям. Кроме того, я не могу покинуть особняк Бингхэмов. Я чувствую себя там полезной. При всех тамошних недостатках — это мой дом, я стала частью его. Мне доставляет большое удовольствие убеждаться в этом, да и при всей сложности хозяйства руководить им бесперебойно.
— О, вы правы… Это действительно так! — воскликнула Миген.
— Конечно, есть и другая причина. — Щеки Смит порозовели. — Я уверена, что вам известна моя привязанность к Уикхэму.., а его ко мне. Мое место рядом с ним. Что же касается Брэмбл, то я не могу предсказать ее реакцию! Однако уверена, что она будет настолько уязвлена понижением в должности, что захочет нанести равную обиду хозяевам. Она самая надменная из женщин…
— И злорадная! — ухмыльнулась Миген.
— Это правда… Вот почему, если мистер Хэмпшир обратится к ней в подходящий момент, сразу же после того как Брэмбл узнает…
— Вы обязательно сообщите, как только ей скажут об этом?
Вы нам поможете убедить ее согласиться работать у Хэмпшира? Я знаю, что Лайон, по ее мнению, так же грешен, как и Бингхэмы.
Смит задумалась над этим, прикоснувшись к своему жесткому чепцу.
— С Брэмбл надо вести дело осторожно, ибо она очень упряма и непредсказуема. Часто она бунтует против советов, относясь к ним с подозрением. Но Я подожду и посмотрю. И конечно, сделаю все, что смогу.
Часы пробили половину второго.
— Время прошло так быстро, Миген, мне пора возвращаться. Меня могут хватиться. Кроме того, я видела, как льстиво уговаривала миссис Бингхэм мистера Хэмпшира принять приглашение на обед, поэтому у нее могут быть особые планы на этот вечер.
— Вы, кстати, ответили сейчас на один мой вопрос, — заметила Миген, неохотно поднявшись вслед за Смит. — Дело в том, что я забыла спросить хозяина, будет ли он сегодня обедать дома. — И Миген обняла новую подругу. — Я не в силах сказать вам, Смит, как много означает для меня ваш визит.
— Я вас раньше уже предупреждала, что, как только я понадоблюсь, я всегда буду рядом. Миген, не хотели бы вы что-нибудь через меня передать Брауну? Он так в вас…
— Нет! Я надеялась, что мы можем быть друзьями, хотя и должна была проявить больше осторожности. Наверное, из-за своего одиночества я нечаянно поощрила его, однако продолжать это я не должна.
— Но, Миген, вы очень юны и неопытны. Возможно, если бы дали шанс…
— Нет. Мне известно о любви достаточно, чтобы почувствовать первую искру. Это — волшебство, то самое волшебство, что освещает ваше лицо, когда вы говорите об Уикхэме.
Когда я вместе с Кевином Брауном, все очень заурядно…
— Если вы уверены… — На лице Смит было написано сожаление. — Вы, Миген, созданы для любви, переполнены теплом и радостью. Вам нужно отдать это тому, кто будет ценить и лелеять вас.
Миген изобразила кисло-сладкую улыбку, пытаясь скрыть боль, которую вызвали ей эти добрые слова.
— По-моему, вы превращаетесь в сваху! Не переживайте, Смит. Самым худшим для меня было бы разменять свои чувства. Разве не так?
— Полагаю, что вы правы. Мужчину себе можете выбрать только вы., когда вы стремитесь к звездам, пытаясь обрести волшебство, о котором так хорошо говорили. Мы в конечном счете все ужасно приземлены. Только в снах мы способны прикоснуться к солнцу или к звездам. А в снах мы жить не можем.
Глава 27
Лайон и Присцилла сидели на покрытой ковром софе в комнате для игр в карты. Рядом стоял новый ломберный стол с рассыпанными картами и расставленными вокруг него четырьмя стульями с высокими спинками. Помолвленная пара только что закончила четыре партии в пикет, безнадежно проигранные Присциллой. Она использовала всевозможные женские уловки, но не могла перехитрить Лайона. Пикет состоит из простейших комбинаций, и поэтому бессилие ее очарования повлиять на ход игры безмерно расстроило Присциллу.
"Насколько же дурно должен быть воспитан мужчина, чтобы четыре раза подряд сознательно обыграть даму в карты.
Особенно невесту, — размышляла Присцилла. — Неужели ему совершенно чужда галантность? Неужели у него не было ни капельки желания доставить мне удовольствие? Лайон не пощадил моей гордости, он играл просто безжалостно…"
Почувствовав себя оскорбленной и обиженной, Присцилла решила наказать Лайона, перестав с ним разговаривать, и была уверена, что, как только жених поймет, насколько ранил ее самолюбие, сразу попросит прощения. Возможно, даже захочет поцеловать ее.
То, что это случалось весьма редко, ранило чувства Присциллы. Правда, она обычно убеждала себя, что Лайон в своем сознании вознес ее на пьедестал чистоты и неприкасаемости.
Мысль, что он едва ли принадлежит к категории застенчивых мужчин, раздражала Присциллу, поэтому ей удобнее всего было не думать об этом.
Она искоса посмотрела на Лайона и с удивлением увидела, что тот бесстрастно читает журнал. Невеста еще больше разозлилась, но решила сдержаться и подумала: «Пусть Лайон попытается оказать сопротивление».
Опустив пониже кисейную итальянскую косынку, которая скрещивалась у нее на груди, Присцилла пододвинулась к Лайону. Она погладила гладкую кожу его пиджака, а потом, осмелев, коснулась ногой колена Лайона.
Он поднял глаза, вопрошающе высоко приподняв свои русые брови.
— Я чувствую себя так далеко, такой одинокой. — Присцилла заговорила тоном брошенной женщины и заметила отвращение, мелькнувшее на его лице. — Неужели вы не сожалеете, что победили меня в пикет?
— Разве в том, что вы не умеете играть, виноват я? Вы хотели, чтобы я сжульничал и поддался?
— Ну зачем же так! Разве вас мама не научила рыцарству?
Хэмпшир резко рассмеялся:
— Как видите, нет. Кроме того, я не так легко подвержен внушению. Ради Бога, Присцилла, ведь мы с вами взрослые люди. Разве в таких простых карточных играх мы не можем быть на равных? Или я должен ежедневно и ежеминутно обращаться с вами, как с глупым ребенком?
«Когда же я допустила в нашем разговоре опасный поворот?» — задумалась Присцилла, но тут же выпалила:
— А вот Маркус позволяет мне выигрывать!
— Маркус — лицемер.. Или, возможно, глупее вас.
Не прислушивающаяся к жениху Присцилла не заметила откровенного оскорбления.
— По крайней мере Маркус обращает на меня внимание.
Иногда даже пытается меня поцеловать!
— Это правда? — Ревности в тоне Лайона не прозвучало, лишь раздумье. — Это и есть ваше «застенчивое» приглашение мне поступить так же?
Она не уловила и значения слова «застенчивый». Изображая девичью робость, Присцилла взглянула Лайону в глаза, стараясь передать ему свое желание. Выражение их ледяных синих глубин было странно знакомым. На мгновение она вспомнила тот день, когда ждала поцелуя Лайона в вестибюле особняка «Зеленые холмы». В Хэмпшире было нечто пугающее, даже дикое. Его холодные пальцы сжали ей подбородок, и Лайон поцеловал невесту.
Так никто до сих пор не целовал Присциллу. Его губы люто впились в ее уста, а язык прижался к ее зубам и грубо проник внутрь. Она задыхалась от свирепости его атаки, а потом от шока, вызванного жадными поцелуями ее плеч и шеи.
Лайон сдернул кисейную косынку, и Присцилла почувствовала, как твердые губы впились в обнаженные груди, опалили ее соски. «Что происходит? — возбужденно старалась понять Присцилла. — Как это случилось?»
Внезапно Лайон разжал свои объятия, и от неожиданности она упала на софу. Хэмпшир молча поднялся и пересек комнату.
К удивлению Присциллы, он выглядел совершенно спокойным, даже равнодушным. Лайон налил бренди. Присцилла же дрожа, пыталась справиться с корсажем и косынкой. Глубоко внутри нее взывал о своем высвобождении пульсирующий огонь, и Присцилла не могла понять, каким недугом это было вызвано.
Лайон обернулся и уставился на невесту, безуспешно пытавшуюся взять себя в руки. Его глаза были ледяными, как океан в зимний шторм. Достав из жилетного кармана золотые часы, он холодно заметил:
— Я должен идти.
— Идти?.. — в отчаянии повторила эхом Присцилла. — Своими действиями вы меня оскорбили и уходите, даже не принеся извинения? Какое же вы животное!
Лайон медленно подошел к ней и наклонился, пренебрежительно прижав руку к самой интимной части ее тела, и откровенно усмехнулся, когда Присцилла застонала от нахлынувшего на нее страстного желания.
— Я всего лишь принял ваше не такое уж застенчивое приглашение, миледи, — произнес Лайон, выпрямляясь во весь свой немалый рост. — Прошу простить за то, что у меня нет достаточно времени, чтобы успокоить вашу страсть.
Лайон шел по улице, ощущая, как туго напряжена каждая его мышца. Прощаясь с Энн Бингхэм, он с огромным трудом сохранял хладнокровие. Хэмпшир обещал ей, что останется на обед и небольшой вечерний прием, но теперь был вынужден отказаться. Его буквально переполняли презрение и отвращение к Присцилле.
Вдыхая прохладный мартовский ветер, Лайон немного успокоился и расслабился. Злорадная улыбка играла на его жестких устах, когда он вспоминал «обольстительную» тактику Присциллы.
Придя домой, капитан стал невольно искать Миген, хотя здравый смысл и подсказывал, что ему надо избегать такой встречи. И все же, снедаемый любопытством, Лайон спросил о ней Уонга. «Не мог ли Браун увести ее? — думал Лайон. — Уж очень большой интерес к ее благополучию проявил этот самонадеянный молокосос».
Камердинер бегал взад и вперед, все время болтая, будто Миген заверила его, что хозяин обедать дома не будет. В конце концов Лайон был вынужден схватить китайца за ворот.
— О, черт побери, Уонг, вы эмоциональны, как старуха! Это вина не Миген. Правда, для меня загадка, каким образом она узнала о моих планах. Я действительно собирался обедать у Бингхэмов, но потом передумал. Не тревожьтесь. Я обойдусь супом и холодным мясом. Ну а где Миген?
— Ее давно ушел чистит библиотек.
Лайон тихо открыл дверь и отметил, что камин уже зажжен, а на спинке дивана оставлен образец обивочной ткани. Наконец Лайон увидел Миген, подобно ребенку свернувшуюся в клубочек и крепко спящую.
Ее лицо дышало прелестной невинностью. На Миген было сиреневое платье, только она добавила к своему наряду муслиновую косынку, перекрещивающуюся на корсаже и закрепленную на пояснице. Она повязала свои локоны узорчатым шелком так, что остались открытыми лишь самые непокорные завитки на висках. Ее лицо, руки и кружевная косынка были испачканы; на полу лежала перьевая кисть для удаления пыли.
Две книги лежали па коленях Миген. Ее палец покоился у отчеркнутого абзаца. Ухмыльнувшись, Лайон посмотрел на обложки: «Том Джонс» и «Здравый смысл». «Выбор столь же парадоксален, — подумал он, — как и та, кто его сделал!»
Он присел на корточки и вгляделся в любимые черты. «Какая шелковистая у нее кожа! — думал он. — Как Миген удивительно благоухает! Какую очаровательную тайну хранит это милое лицо!»
Близость Миген подобно сладкому нектару очищала и успокаивала Лайона; он провел пальцем по ее маленьким пальчикам, наклонился, чтобы прикоснуться к ее лицу. В нескольких дюймах от него лежала страница, на которой девушка остановила чтение.
Миген медленно открыла глаза, борясь с тяжелой усталостью, внезапно охватившей ее. Лайон держал в ладонях руки Миген, и она чувствовала на своих пальцах его жаркое дыхание.
Сострадание и забота терзали сердце Миген. Она притронулась к льняным волосам Лайона, и при этом легком прикосновении он вздрогнул. Их взгляды встретились: Миген видела, как в его глазах таяли осколки синего льда, и чувствовала, как весенний водоворот снова затягивает ее на дно синего-синего океана.
Лайон молча распахнул косынку, нежно поцеловал ее грудь и шею. Лазурные глаза заговорили с фиалковыми очами, и Лайон приник к губам Миген, Книги упали на пол, когда Миген обвила шею Лайона и припала к нему своим хрупким телом. Она хотела сказать, каким мрачным казался ей день, проведенный без него, как его волшебные прикосновения прогоняют усталость и уныние. «Вы мне нужны!» — рвалось из ее груди.
Много таких же мыслей, но еще не сформулированных так конкретно, владело и Лайоном. Он обнимал и целовал Миген, и казалось, что все изломанное, омертвевшее в недрах его души заполнилось теплом, излучаемым ее телом. Лайон жаждал сорвать одежды, что отделяли друг от друга их плоть. Но в его желаниях сегодня преобладала не страсть, ему просто хотелось быть ближе к Миген…
Шли минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45