– Как мы поступим с этой скотиной?
– Сдадим его в рекруты, – услужливо предложил Керкленд. – Служба матросом на военном судне пойдет ему на пользу. Очень способствует очищению от грехов.
Берк вскрикнул от страха, окинув бегающим взглядом не слишком дружелюбно взиравших на него друзей Адама.
– Ненадежный метод. А вдруг ему удастся сбежать? – задумчиво протянул Адам. – Мы могли бы предъявить ему обвинение в мошенничестве и учинении препятствий в работе Королевской почты. За это, по-моему, положена смертная казнь?
– Кажется, да, – протянул Роб. – Нынче за что только не казнят.
Берк сжался от ужаса.
– Суды так неповоротливы и медлительны, – сказал Адам. – У меня есть предложение лучше.
– Вы не можете просто взять и убить меня без суда! – воскликнул Берк. – Вас повесят!
Адам улыбнулся ангельской улыбкой:
– Ошибаетесь! Я могу вас убить, если захочу. Я пэр королевства, Берк. Я заседаю в палате лордов. У меня за спиной три высокородных джентльмена с безупречной репутацией, они под присягой подтвердят, что я убил вас, защищаясь.
Выражение отчаяния на лице Берка свидетельствовало о его понимании возможности Адама сделать с ним все, что угодно. Но внезапно Адам устал от игры.
– Я согласен, что мистеру Берку пойдет на пользу морской воздух. Керк, есть еще какие-нибудь мысли?
– Тебе повезло, – сказал Керкленд. – Один из моих кораблей сегодня ночью уходит в плавание и держит курс на Индию. Местечко для Берка там найдется, боюсь, правда, что не самое комфортабельное.
– Отлично. – Адам вытащил из кармана конверт. – Вот двести фунтов, Берк. Это больше, чем вы заслуживаете, но эта сумма даст вам шанс начать новую жизнь на новом месте. – Он грозно прищурился. – Если вы только вздумаете вернуться в Англию, долго вам тут прожить не придется.
Берк скосил глаза, размышляя, и, осознав, что лучшего ему никто не предложит, угрюмо сказал:
– Я должен упаковать вещи и написать письма, сообщить людям.
– Керк, сколько у него времени до посадки на корабль?
– Примерно два часа, – ответил Керкленд. – Мы с Робом подождем его, а потом проводим до корабля, чтобы он не заблудился невзначай.
Адам кивнул.
– Роб, ты не против присмотреть за этим господином?
– К вашим услугам, сэр, – расплывшись в улыбке, сказал Роб. – Два часа простоя – малая плата за удовольствие снова видеть вас в деле.
– Я не назвал бы это настоящим делом, – возразил Эштон. – Не вижу достойного противника. То, чем мы сейчас занимаемся, скорее похоже на истребление паразитов – противно, но делать приходится. – Адам развернулся и вышел из комнаты, кивнув на прощание Кармайклу и Керкленду: – Спасибо, друзья. Экипаж оставляю в ваше распоряжение.
Адам кипел от ярости, хотя и старался этого не показывать. Велев кучеру дождаться Керкленда, Кармайкла и Берка, Адам быстрым шагом направился к дому. Рэндалл нагнал его и зашагал рядом.
– Ты перегибал палку, когда сказал, что за твоей спиной три человека с безупречной репутацией, – заметил Рэндалл.
Адам улыбнулся и почувствовал, как его немного отпустило.
– Чего не скажешь для красного словца. – Он посмотрел на Рэндалла. – Ты сейчас исполняешь роль моего телохранителя?
Рэндалл усмехнулся:
– Я возьму на себя эту роль только в случае острой необходимости. А сейчас можешь считать, что я просто решил прогуляться с тобой рядом.
Когда же наконец он сможет гулять по городу, не озираясь по сторонам и не думая о том, с какой стороны следует ждать нападения?
Глава 34
Мария распустила волосы и несколько раз провела по ним щеткой, добиваясь блеска. Она знала, что время уходит. Следующим вечером Адам устраивает званый ужин, который имеет целью официально представить друг другу его английских и индийских родственников, собрать воедино всю его теперь многочисленную семью. А утром следующего дня они с Джулией отправятся домой на север. Вечер выдался ненастным: дул сильный ветер, дождь хлестал в окна, вдалеке раздавались раскаты грома. Ночь разгула темных сил, когда добропорядочные обыватели пораньше укладываются спать, и лишь те, кто замыслил недоброе, творят свои черные дела под покровом ночи… Вот и Мария призвала эту ночь себе в союзницы, замыслив совершить грех – соблазнить мужчину, который был обещан другой женщине.
Вот уже несколько дней прошло с тех пор, как она приняла решение, но все время откладывала осуществление задуманного. В объятия Адама ее толкало отчаяние, желание украсть у судьбы кусочек счастья, который помог бы утолить невыносимую боль неизбежного расставания, но при этом Мария не исключала и того, что после этой ночи боль от разлуки станет еще острее. Как бы там ни было, если она не сделает этого сегодня, то упустит последний шанс.
Мария невесело усмехнулась своему отражению в зеркале. Она сделает то, что задумала, рискуя тем, что пожалеет об этом, потому что, отказавшись, будет жалеть об этом до конца дней. Воображаемая Сара теперь и не пыталась ее отговорить.
Было уже довольно поздно, и Мария надеялась, что ей удастся пробраться к Адаму никем не замеченной. Вымочив, губку Джулии в уксусе и засунув ее в нужное место, она надела свою лучшую ночную рубашку и пеньюар – набор из мерцающего полупрозрачного шелка цвета морской волны, который подарила ей одна веселая вдова после вечеринки в каком-то загородном доме. Волосы она перевязала на затылке лентой подходящего оттенка зеленого. Взяв со стола лампу и прикрыв ее абажуром, чтобы не светила слишком ярко, она выскользнула из комнаты.
Если Адам ей откажет, сердце ее не перестанет биться. Она переживет. Мария уже достаточно хорошо знала Адама, чтобы не сомневаться в том, что он сделает это предельно тактично.
Другое дело, что ей от этого легче не станет. Тактичный или грубый, его отказ все равно разобьет ей сердце. Но если она не предпримет этой попытки, то сердца у нее не останется вовсе – ни целого, ни разбитого. От нее вообще останется лишь оболочка – внутри она вся умрет.
Теперь, когда он вернулся домой и память по большей части восстановилась, а с ней и многолетние привычки, Адам вновь стал регулярно медитировать по утрам, а иногда и ночью – очищение сознания помогало ему засыпать. Но никакая медитация не могла заставить его забыть, что через считанные дни Мария покинет его жизнь навсегда.
После посещения своего святилища Адам запер дверь на ключ и затушил все лампы в гостиной, оставив лишь лампу в спальне. Буря разгулялась не на шутку. Адам раздвинул шторы и залюбовался небом, освещаемым сполохами молний. Он любил грозу.
В дверь его едва слышно постучали. Этот стук почти заглушил дальний раскат грома. Движимый любопытством, он открыл дверь… и увидел Марию. Она была тут, рядом, в паре дюймов от него. Она подняла на него глаза, напряженная, маленькая, такая хрупкая на вид.
– Можно мне войти? – тихо спросила она.
– Конечно. – Он отошел, пропуская ее, не спрашивая, зачем она пришла. Конечно же, не для того, чтобы…
Она плавно скользнула в комнату, изящная и чарующе прелестная в мерцающем наряде, специально созданном, чтобы соблазнять. Повернув к нему лицо и глядя на него огромными карими глазами, она дрожавшим голосом произнесла:
– Не знаю, как это сказать по-другому. Ты ляжешь со мной, Адам? Я предприняла меры предосторожности, чтобы избежать нежелательных последствий. – Она отвела от него глаза. – Я знаю, что поступаю дурно, но Дженни будет иметь тебя вечно, а у меня осталась одна ночь страсти и любви. По обоюдному желанию и согласию. Если… ты меня хочешь?
Из всех потрясений, выпавших на его долю, ни одно не сравнится с тем, что он испытал сейчас.
– Ты спрашиваешь, хочу ли я тебя? Я никогда никого и ничего не хотел сильнее. – Он сжал кулаки, борясь с искушением прикоснуться к ней. – Я не должен. И все же… Я не чувствую себя связанным с Дженни. Она мне дорога, но, будучи с тобой, я не считаю себя предателем. Я думаю… что поступаю правильно.
– Тогда давай эту ночь проведем вместе. – Она задумчиво улыбалась. – Мы создадим воспоминания, которые вечно будут жить в наших сердцах.
Амнезия научила его относиться к воспоминаниям с особым трепетом. Ему лучше других было известно, какую роль играют воспоминания в жизни человека, в том, как он осознает мир вокруг себя и себя в этом мире. Трепетно, как зеницу ока, он берег воспоминание о том, как они с Марией любили друг друга в том маленьком, отгороженном от мира саду, который он посвятил ей, над которым трудился, постоянно думая о ней. То воспоминание было искрой света, способной согреть его, когда душа его истомится от холода. Но одной искры мало для того, чтобы отогреть его душу в грядущее холодное безвременье. Он хотел сохранить в сердце больше таких вот светлых воспоминаний.
Ее лампу он поставил на свой письменный стол, затем взял лицо Марии в ладони, наслаждаясь шелковой кожей. Мария храбро смотрела ему в глаза, такая трогательная и беззащитная. Он чувствовал, что она хочет его так же сильно, как и он ее.
Никогда раньше не целовались они с такой болезненной нежностью, как сейчас, когда время утекало с ужасающей быстротой. Рот ее был слаще меда. Они никуда не спешили. Каждый из них хотел прочувствовать другого до конца, не упустить ни малейшего нюанса вкуса, запаха, текстуры… Он развязал ленту у нее на затылке, и роскошные золотые пряди водопадом упали на спину, струями растеклись по его пальцам.
– Я так хотел увидеть тебя! – выдохнул он. – Всю тебя.
Она тихо засмеялась.
– Желание обоюдное. Во время нашей первой встречи я искала на тебе следы ушибов и не могла сполна насладиться красотой твоего тела. – Она просунула руки под его халат. Ладонь ее весьма приятно согревала его грудь.
Как ни стремились они замедлить мгновения щемящей нежности, природа все решила за них. Нежность уступила лихорадке страсти. Он рывком развязал пояс и спустил с ее плеч пеньюар. Шелк с тихим шелестом упал на пол. Под тонкой рубашкой соблазнительно просвечивало ее тело, освещенное светом двух ламп.
– Мария… – Не в силах придумать слова, которые были бы достойны ее красоты, он провел ладонями по изящным изгибам ее спины. Она была сложена идеально – маленькая богиня, растопившая в топке желания его волю и разум. Он наклонился и сквозь ткань поцеловал ее грудь, чувствуя, как под его языком твердеет ее сосок.
Она резко втянула в себя воздух, развязав пояс его халата. Халат распахнулся, обнажив его тело и свидетельство его желания. Он застонал, когда она прикоснулась к нему.
– Лучше не спеши, милая, а то все слишком быстро закончится.
– И ты не торопись. Давай не расставаться всю ночь. – Она спустила халат с его плеч, кончиками пальцев провела по плечам и вниз по предплечьям, оставляя после себя дорожку огня.
Халат соскользнул на пол. Он не чувствовал холода, ибо весь мир превратился в жар и пламя. Всего лишь мгновение понадобилось, чтобы снять с нее рубашку.
– Она красивая, но ты лучше.
– И ты красивый, – сказала она, когда Адам подхватил ее на руки и отнес в спальню на кровать. Золотистый свет лампы освещал Марию во всем ее чувственном великолепии. Гром прокатился по дому. Это стекло задрожало, вибрируя от раскатов грома – или, возможно, это билось его сердце? В ушах его стучала кровь, когда он лег в постель рядом с ней.
– Мне хочется всю тебя покрыть поцелуями, каждый дюйм. – Он прижался губами к ее горлу, чувствуя, как ускорилось биение ее пульса, когда он накрыл ладонями ее грудь.
– Работы будет много, но пусть тебя это не останавливает, – пробормотала она, погружая пальцы в его волосы, массируя кожу его головы. – Я не могу поверить, что мы все же оказались здесь, вдвоем, в твоей постели. Я так надеялась, что ты окажешься мудрее.
– С тобой сердце мое сильнее разума…
Они любили друг друга раньше. То соитие было спонтанным слиянием тел и чувств. На этот раз оба осознавали цель, и каждая ласка, каждый поцелуй, каждое нежное дыхание усиливали предвкушение развязки. Когда он прикоснулся к ней там, внизу, она вздрогнула от наслаждения. Он начал ласкать ее там медленно, наращивая темп по мере того, как возрастало ее возбуждение, и так до тех пор, пока она не стала вскрикивать от нестерпимого желания. Она сдавленно закричала, дойдя до кульминационного момента, впиваясь ногтями ему в плечи.
Открыв еще затуманенные страстью глаза, она сказала:
– Пришло время нам сделать это вместе.
Несмотря на отчаянное желание, требующее немедленного утоления, он сумел сохранить над собой контроль и вошел в нее медленно и бережно, поскольку для нее это был всего лишь второй раз. Охвативший его экстаз едва не лишил его возможности оставаться в ней неподвижным, дожидаясь, пока тело ее привыкало к нему. Но вот она сама, то ли вздохнув, то ли застонав от наслаждения, начала двигаться под ним.
Они быстро поймали ритм, который устраивал обоих, словно были вместе уже целую вечность. Удивительно, но при такой слаженности они также разделяли опьяняющий восторг недавних любовников. Она была той женщиной, о которой он мечтал многие годы, она была той женщиной, которая могла составить его счастье. Когда ему было плохо и испытания надломили его, Мария спасла его, поддержала душевно, не дала пропасть.
– Я люблю тебя, – выдохнул он. – Ты моя. Навсегда.
– И я люблю тебя, – прошептала она. Глаза ее наполнились слезами. Он перекатился на бок и привлек ее к себе, обнимая ее, защищая от бури, которая потрясала Лондон.
Даже небо плакало над ними, потому что они любили друг друга, но для счастья этого было мало.
Мария тихо лежала в его объятиях, довольствуясь тем, что происходило с ней здесь и сейчас, и он задремал, и лицо его расслабилось, что редко бывало с ним с того самого дня, когда друзья нашли его в Хартли. Она пыталась вспомнить, каким она увидела его в самом начале. Что бросилось ей в глаза тогда? Его синяки и ссадины и то, что он не англичанин.
Она помнила тот момент, когда ей вдруг пришла мысль, что под синяками может оказаться интересный мужчина. Она сильно его недооценивала. Адам Даршам Лоуфорд был не просто интересным мужчиной, он был необыкновенным красавцем, чьи выразительные черты, результат слияния европейской и индийской крови, делали его лицо интригующе необычным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44