Кеннет с хмурым видом молчал; шрам на его щеке побелел и стал заметнее.
– Вы не верите в свои способности? – участливо спросила Ребекка.
– Мне… мне хотелось бы верить, что это возможно, – тихо ответил Кеннет, опуская глаза.
В его словах была какая-то застарелая боль, и Ребекка почувствовала, что судьба не щадила его. Зная, что жалость будет для него оскорбительна, она приняла бодрый вид и уверенно сказала:
– Я научу вас. Если вы избавитесь от неуверенности, что масло вам не по силам, дело быстро пойдет на лад. – Заметив протестующее движение Кеннета, Ребекка с металлом в голосе продолжила: – У вас в голове сплошная путаница. Откуда вам знать, кому быть, а кому не быть настоящим художником? Выбросьте из головы свои глупые представления. У вас есть талант, и вы должны гордиться им. – Ребекка направилась к двери, бросив через плечо: – Вы должны быть в мастерской в два часа.
Она медленно поднималась по лестнице, чувствуя неприятную пустоту. Ей было жаль Кеннета. Как это, наверное, страшно – любить искусство, живопись и видеть крах своей мечты. Она подумала о своей собственной жизни. Ей повезло, очень повезло. Конечно, сэр Энтони далеко не идеальный отец, но он всегда поощрял ее талант и относился к нему с уважением.
Интересно, как чувствует себя такой человек – с виду сильный и грозный воин, а душа у него тонкая, с обостренным чувством прекрасного, душа настоящего художника?
Ребекка открыла дверь и вошла в мастерскую с твердой уверенностью в том, что сделает из него живописца. Пусть она замучит его до смерти и костьми ляжет сама, но художником он будет.
Глава 11
Когда Ребекка ушла, Кеннет без сил опустился в кресло, дрожа как в лихорадке. Он чувствовал себя орехом, скорлупу которого разбили тяжелым молотком.
Она сказала, что у него есть талант, что он настоящий художник, а Ребекка Ситон принадлежала к тем людям, которые слов на ветер не бросают.
Сердце Кеннета бешено колотилось: а что, если она говорит правду? Может, действительно еще не все потеряно? Подсознательно он всегда считал, что писать маслом – это Божий дар и ему, простому смертному, никогда не овладеть им. Ребекка рассеяла его сомнения и прибавила ему немного уверенности в себе. Правда, большинство художников начинают писать маслом в совсем юном возрасте, а сама Ребекка научилась рисовать чуть ли не с пеленок. Но он горы свернет и, возможно, сумеет чего-то достичь, ведь у него есть чувство цвета и композиции.
Возможно… возможно, он станет настоящим живописцем. Конечно, не таким, как сэр Энтони и Ребекка, но достаточно приличным, чтобы удовлетворить свое честолюбие.
Надежда на новое будущее наполнила Кеннета самыми противоречивыми чувствами. Он ощущал себя юношей, которому все по плечу.
Внезапно Кеннет вспомнил, что привело его в дом Ситона: он появился здесь с целью выяснить обстоятельства загадочной смерти жены художника. Судьба распорядилась так, что дочь подозреваемого предложила ему осуществить мечту всей его жизни. Принять ее предложение, а самому в это время пытаться уничтожить человека, которого она любит больше всего на свете, – бесчестно, но, видит Бог, отказаться от столь заманчивого предложения выше его сил.
Кеннету впервые пришла в голову мысль расторгнуть договор с лордом Боуденом. Вне всякого сомнения, тот, придя в ярость, немедленно отнимет у него поместье, но с этим можно смириться ради исполнения самой заветной мечты. Он может продолжать работать секретарем сэра Энтони и все свободное время посвятить освоению техники живописи. Когда же он научится писать маслом, то сможет зарабатывать себе на жизнь, создавая портреты. Многие хотят иметь свои портреты, но не всем по карману заказывать их у сэра Энтони. Человек, привыкший к армейской жизни, сможет прожить без особой роскоши, а ведь ему не так уж много и надо.
А как же Бет? Он несет за нее ответственность. У него нет права строить свое счастье, забыв о сестре. Сам он может жить впроголодь, но Бет заслуживает другой участи.
Вспомнив о сестре и ее несчастной судьбе, Кеннет стиснул зубы. Нет, он не может позволить себе расторгнуть договор с лордом Боуденом, так же как и не может отказаться от предложения Ребекки давать ему уроки живописи. Придется оставить все как есть и уповать на Бога, что все сохранится в тайне. А потом выяснится полная невиновность сэра Энтони в гибели своей жены. Кеннет молил Бога об исполнении своих желаний, хотя надежды на это почти не было.
Прежде чем подняться в мастерскую Ребекки, Кеннет решил зайти в свой кабинет, чтобы покончить с делами. К своему удивлению, он застал там сэра Энтони, стоявшего перед портретом жены со стаканом в руках, в котором, как выяснилось позже, был бренди.
Увидев вошедшего Кеннета, сэр Энтони оторвал взгляд от портрета и задумчиво произнес:
– Сегодня исполнилось двадцать восемь лет с того дня, когда я впервые встретился с Элен.
Язык сэра Энтони слегка заплетался, и это наводило на мысль, что стакан с бренди в его руке был далеко не первым.
– Трудно поверить – ее больше нет с нами.
– Леди Ситон была настоящая красавица, – сказал Кеннет, притворяя за собой дверь. – Ваша дочь очень на нее похожа.
– Внешне – да, но у Ребекки мой характер. – На лице сэра Энтони появилась невеселая улыбка. – Я бы даже сказал, у нее характер моего старшего брата. Представляю, как разозлился бы Маркус, узнай он об этом.
– Я и не знал, что у вас есть брат, – сказал Кеннет в надежде выяснить причины семейной распри.
– Маркус – барон, и очень чопорный. Он не одобряет моей профессии. Он возражал против этого с самого начала. – Сэр Энтони сделал большой глоток бренди. – Он и мой отец были убеждены, что, став художником, я укорочу свой век и попаду прямо в царство теней. В тех редких случаях, когда наши дороги пересекались, они постоянно напоминали мне об этом.
Значит, не одна только семья Кеннета возражала против того, чтобы он стал художником. Однако у сэра Энтони в отличие от Уилдинга хватило упорства настоять на своем.
– Почему же ваш брат осуждает вас? – спросил он после минутного молчания.
– Для Маркуса стать художником – все равно что стать торговцем. Представляю, в какой ужас он пришел, когда пять лет назад мне присвоили дворянский титул. Это указывает на то, что к моей профессии относятся с должным уважением.
– Мне кажется, что таким художником, как вы, можно только гордиться. Вы прославили свою семью.
– К сожалению, это была не единственная причина для нашего разрыва. – Сэр Энтони снова посмотрел на портрет жены. – Элен была невестой Маркуса. Когда мы впервые встретились, то с первого взгляда влюбились друг в друга. Нас подхватило, словно ураганом. Элен, будучи человеком благородным, еще пыталась сопротивляться, а я даже и этого не делал. Я твердо знал, что мы будем вместе. Накануне свадьбы мы сбежали. Гретна-Грин расположена недалеко отсюда, всего один день пути. Мы поженились, чтобы уже никто не посмел остановить нас.
– Представляю, в какую ярость пришел ваш брат.
– Маркус перестал со мной разговаривать и даже не разрешил прийти на похороны отца, прислав записку с сообщением, что мое присутствие нежелательно. – Сэр Энтони печально улыбнулся. – Я его отлично понимаю и ни в чем не виню. Лично я убил бы того человека, который бы попытался увести у меня Элен.
– Он любил ее? – спросил Кеннет, понимая всю бестактность своего вопроса.
– Думаю, здесь скорее была задета его гордость, а вовсе не сердце. Для Маркуса Элен была красивой, покладистой девушкой, из которой могла бы получиться хорошая жена. Он по-настоящему никогда и не знал ее. Брат быстро нашел ей замену. Не прошло и года, как он женился и без промедления произвел на свет двух сыновей, лишь бы лишить меня титула.
– А разве леди Ситон не была тихой и покладистой женщиной?
– Когда она злилась, то становилась просто фурией, но я не винил ее за это. У меня самого характер нелегкий. – Сэр Энтони грустно покачал головой. – Для него главное – честь и традиции. Может, это и верно, но невыносимо скучно.
– Похоже, вы с братом совершенно разные, – заметил Кеннет. – Думаю, вы не жалеете, что порвали с ним.
Художник задумчиво посмотрел в стакан, где осталось немного бренди.
– Он не так уж и плох. Когда я был мальчиком, то всегда восхищался им. Он джентльмен до мозга костей. Однако в семье не без урода, и этим уродом был я. Мой отец считал, что ему повезло: я родился вторым и не должен был унаследовать его титул.
Кеннет почувствовал симпатию к сэру Энтони. В своей семье он тоже был уродом, чем вызывал постоянное недовольство отца. Слава Богу, что у него с Бет были всегда хорошие отношения.
– По всей вероятности, отсутствие у вас титула не имело значения для леди Ситон, – сказал он.
– Ее это совершенно не беспокоило. – Взгляд сэра Энтони снова обратился к портрету жены. – Не знаю, что было бы со мной после смерти Элен, если бы не Ребекка. Она держалась стойко и была твердой как скала. Сильная, упорная, в любое время готовая прийти на помощь.
Вне всяких сомнений, человек, говорящий с такой любовью о своей жене, не мог стать ее убийцей. Если бы у Кеннета были веские доказательства его невиновности, он мог бы с честью выполнить задание лорда Боудена, сохранив при этом уважение Ребекки.
Сэр Энтони внезапно нахмурился.
– Разве вы не должны сейчас позировать Ребекке? – спросил он.
Кеннет посмотрел на часы.
– Да, сэр. Я спустился вниз, чтобы закончить кое-какую работу, но, думаю, дела могут подождать. – Кеннет направился к двери.
Он уже взялся за ручку; но в это время сэр Энтони заговорил снова:
– Она умерла, и, да простит меня Бог, в этом есть доля моей вины.
От неожиданности Кеннет вздрогнул. Он молча вышел из комнаты, чувствуя, как к горлу подступает комок. Если то, что сказал сэр Энтони, правда, то остается только уповать на Господа.
Ребекка вошла к себе в мастерскую, чувствуя необычайный прилив сил. После просмотра рисунков Кеннета всю усталость как рукой сняло. Рисунок с изображением умирающего на поле брани солдата говорил о недюжинных способностях художника, особенно если учесть, что он был самоучкой. Неудивительно, что она сразу потянулась к нему: под грубым солдатским обличьем пряталась нежная душа художника, родственная ее собственной душе. Возможно, общность их интересов положит начало крепкой дружбе.
Ребекка подошла к рабочему столу и начала смешивать краски, что она делала почти ежедневно и что стало для нее привычкой, не требующей особого внимания. Руки были заняты делом, а в голове роились вопросы. Только ли дружбы она хочет от Кеннета?
В голове мелькнула сумасшедшая мысль о возможном замужестве, но она быстро отогнала ее. Даже если Кеннет и заинтересуется ею, несмотря на ее изгнание из светского общества, она не сможет себе позволить лишиться свободы, которая нужна художнику как воздух. Эгоизм, без которого не может существовать художник, не сделает из нее добропорядочной жены.
Ребекка пришла к заключению, что любовная связь с Кеннетом, пожалуй, больше ей подойдет. В их среде к таким вещам относятся запросто, но они постараются вести себя осторожно, и никто об этом не узнает. Отца интересует только его искусство, и он не станет возражать, а возможно, и вовсе ничего не заметит.
Ребекка воспитывалась в семье, где придерживались свободных взглядов на любовь, но в то же время она видела, что любовь – дело непростое и нередко чреватое многими неприятностями. Вне всякого сомнения, добрейшая Лавиния научит ее избегать нежелательных последствий, но это еще не самое главное. Все имеет свое начало и конец, и любовь может скоро закончиться, а это принесет Ребекке только страдания. Несмотря на то что Кеннет находит ее привлекательной и они могли бы стать любовниками, все же лучше быть его наставницей живописи, чем никудышной любовницей. Они оба это прекрасно понимают.
Тяжело вздохнув, Ребекка продолжала смешивать краски. Все-таки дружба есть дружба, и она ни к чему не обязывает. А похотливые мысли – долой из головы.
Какое счастье, что она может помочь Кеннету стать настоящим художником! Ребекка закончила приготовление красок и встала. На ее лице сияла улыбка. Она все тщательно подготовила к приходу Кеннета.
Уилдинг вошел в мастерскую одетый в сапоги, бриджи и рубашку с распахнутым воротом, как того желала Ребекка. У девушки перехватило дыхание. Выражение его лица было сумрачным, что делало его настоящим пиратом, живущим по одним только ему известным законам. Ребекка молила Бога, чтобы он помог ей ухватить это сходство и передать его на холсте.
Пребывая в прекрасном расположении духа, она улыбнулась и шутливо заметила:
– Вам совсем не обязательно вести себя так, будто вас ведут на виселицу. – Ребекка вытерла руки. – А у меня для кого-то большой сюрприз.
– Наверное, попугай, который должен сидеть у меня на плече, – сухо заметил Кеннет.
Ребекка весело рассмеялась.
– Хорошая мысль, но думаю, что Грей-Гаст вполне его заменит. Следуйте за мной.
Они вышли из мастерской и направились по коридору в противоположный конец мансарды, минуя с десяток закрытых дверей, за которыми, по всей вероятности, жили слуги, пока не подошли к двери, расположенной в самом конце коридора. Ребекка открыла ее и отступила, предоставив Кеннету возможность войти первым.
Кеннет обвел взглядом комнату с единственным окном и незамысловатой мебелью, и его глаза остановились на стоявшем в самом центре мольберте, рядом с которым располагался шаткий сосновый стол, весь заставленный банками с масляными красками и кистями всех размеров. Ничего не понимая, капитан удивленно посмотрел на девушку.
– Если вы собираетесь серьезно заняться живописью, вам нужна мастерская, – объяснила Ребекка. – Думаю, эта комната, выходящая окном на север, вам подойдет. Если вам еще что-нибудь понадобится, вы всегда сможете взять это в моей мастерской. – Она протянула Кеннету тяжелый железный ключ. – Эта комната будет в полном вашем распоряжении.
Рука Кеннета дрожала, когда он принимал ключ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50