Элоиза швырнула в нее подушку обратно.
— И, в конце концов, я заставила его признаться мне, что да, он намерен остаться, по крайней мере, на несколько месяцев. Но он взял с меня обещание не говорить ничего маме.
— Но, это, — Пенелопа прокашлялась, — довольно глупо с его стороны. Если ваша мать будет думать, что он пробудет здесь недолго, она удвоит свои усилия женить его. Я думаю, что больше всего на свете он желает избежать этого.
— По-моему это уже стало целью его жизни, — сказала Элоиза.
— Если бы он успокоил твою мать мыслью о том, что он останется надолго, и нет смысла спешить, возможно, она тогда, не стала бы так сильно травить его.
— Интересная идея, — произнесла Элоиза, — Но она хорошо только теории, а не на практике. Моя мать настолько решила женить его, что уже не имеет значение, увеличит ли она свои усилия или нет. Ее обычных усилий вполне хватает, чтобы сводить его с ума.
— Интересно, может ли кто-нибудь вдвойне сойти с ума, — размышляла Пенелопа.
Элоиза вскинула голову.
— Не знаю, — ответила Элоиза, — И думаю, что мне совсем не хотелось бы узнать это.
Они обе некоторое время задумчиво молчали (что случалось довольно редко), а затем Элоиза резко вскочила на ноги, и быстро сказала: — Мне пора, я должна бежать.
Пенелопа улыбнулась. Люди, плохо знавшие Элоизу, могли подумать, что у нее привычка очень часто (и резко) менять тем разговора, но Пенелопа знала, что правда заключалась в другом. Когда Элоиза о чем-то задумывалась, она была совершенно не способна заниматься ничем другим. Это объясняло то, что когда Элоизе резко захотелось уйти, значит просто-напросто ее решение связано с чем-то, о чем они разговаривали ранее, и дело возможно в-
— Колина ожидают к чаю, — объяснила Элоиза.
Пенелопа улыбнулась. Ей нравилось ощущение, когда она была права.
— Тебе непременно нужно прийти, — произнесла Элоиза.
Пенелопа потрясла головой. — Он скорей всего, захочет быть в кругу семьи.
— Возможно, ты права, — призналась Элоиза, слегка кивая. — Ладно, я тогда побежала. Ужасно сожалею, что мой визит к тебе вышел таким коротким, но я просто хотела удостовериться, что тебе известно о приезде Колина.
— Леди Уислдаун, — напомнила ей Пенелопа.
— Понятно. Интересно откуда же эта женщина берет свою информацию? — проговорила Элоиза, удивленно покачивая головой. Клянусь, иногда, когда оказывается, что она довольно много знает о моей семье, я просто пугаюсь.
— Она не может продолжать это вечно, — прокомментировала Пенелопа, поднимаясь на ноги, чтобы проводить подругу. — Когда-нибудь, ее обязательно вычислят, ты не думаешь?
— Я не знаю, — ответила Элоиза.
Положив руку на дверную ручку, она повернула и нажала на нее. — Я и раньше так думала. Но это продолжается уже десять лет. Возможно, даже немного больше. Я думаю, если бы ее смогли вычислить и разоблачить, это бы уже давным-давно произошло.
Пенелопа проводила Элоизу до лестницы.
— В конечном счете, она совершит ошибку. Она не может быть неуловимой. В конце концов, она же всего лишь человек.
Элоиза засмеялась. — В этом плане, я иногда ее считаю почти богом.
Пенелопа усмехнулась.
Внезапно Элоиза остановилась и развернулась так резко, что Пенелопа почти налетела на нее. Еще бы чуть-чуть и они бы обе кувыркались на лестнице.
— Знаешь, что? — сказала Элоиза.
— Я не могу даже предположить.
Элоиза даже не потрудилась скорчить гримаску. — Я держу пари, что леди Уислдаун уже совершила ошибку, — сказала она.
— Не поняла?
— Ты же сама сказала. Она — хотя это мог быть и он, я полагаю — пишет свою колонку уже десять лет. Никто не может так долго оставаться неизвестным, и не совершить не единой ошибки. Знаешь, что я думаю?
Пенелопа лишь нетерпеливо махнула рукой.
— Я думаю, проблема заключается в том, что мы все слишком глупы, чтобы заметить ее ошибки.
Пенелопа на мгновение уставилась на нее, затем буквально расхохоталась.
— Ох, Элоиза, — проговорила она, вытираю слезы из уголков глаз, — Я так тебя люблю.
Элоиза улыбнулась.
— Ты правильно делаешь, что не спешишь выходить замуж, как и я. Я думаю, нам следует поселиться в одном доме и вместе вести домашнее хозяйство, когда нам будет за тридцать, и мы станем старыми каргами.
Пенелопа ухватилась за ее идею, как за спасительную соломинку.
— Ты думаешь, мы бы смогли? — воскликнула она.
Затем, понизив голос, и осмотревшись украдкой по сторонам, Пенелопа тихо проговорила:
— Мама последнее время с пугающей частотой начала говорить о своей старости.
— И что же в этом такого страшного?
— Во всех ее мечтах присутствую я, выполняя все ее капризы.
— О, боже.
— И это еще самое мягкое, что приходит мне на ум.
— Пенелопа! — но Элоиза улыбалась.
— Я люблю свою мать, — сказала Пенелопа.
— Я знаю, что ты ее любишь, — успокоила ее Элоиза.
— Нет, я, правда, ее по-настоящему люблю.
Левый уголок рта Элоизы начал подрагивать.
— Я знаю, что ты действительно ее любишь.
— Это просто —
Элоиза подняла руку.
— Не говори ничего. Я прекрасно все поняла. Я — О! Добрый день, миссис Физеренгтон.
— Элоиза, — произнесла Порция, шумно спускаясь в холл. — Я и не знала, что ты у нас.
— Я тихо прокралась, как всегда, — ответила Элоиза, — Почти нахально.
Порция снисходительно улыбнулась. — Я слышала, ваш брат вернулся в Лондон.
— Да, мы все просто в восторге.
— Уверена, что ваша мама, особенно рада.
— Действительно. Она просто вне себя от счастья. Думаю, прямо сейчас она составляет список.
Порция сразу навострила уши, так бывало всегда при малейшем упоминании чего-либо, что могло бы рассматриваться, как сплетня.
— Список? Интересно, что это за список?
— Ох, знаете, такой список она делает для всех своих взрослых детей. Возможные невесты, женихи и все такое прочее.
— Мне интересно, — неестественным голосом сказала Порция, — Что подразумевается под ‘прочим’.
— Иногда она включает в список безнадежно неподходящих, для того, чтобы подчеркнуть достоинства реальных вариантов.
Порция засмеялась. — Возможно, она и тебя впишет в свой лист, Пенелопа!
Пенелопа не засмеялась. Не засмеялась и Элоиза. Порция, казалось, не замечала этого.
— Ладно, я лучше пойду, — сказала Элоиза, прокашлявшись, чтобы смягчить момент, неприятный для двух из трех человек, находившихся в холе. — Колина ждут к чаю. Мама хочет, чтобы присутствовали члены всей семьи.
— А вы все поместитесь? — спросила Порция.
Дом леди Бриджертон был большим, но ее дети, их супруги и внуки уже насчитывали двадцать один человек. Это действительно, была очень большая семья.
— Мы собираемся в Бриджертон-хаусе, — объяснила Элоиза.
Ее мать выехала из официальной лондонской резиденции Бриджертонов после того, как женился ее старший сын. Энтони, который стал виконтом в возрасте восемнадцати лет, пытался отговорить Вайолет. Но она настояла на своем отъезде, пояснив, что ему и его жене требуется уединенность. В итоге, Энтони и Кэйт жили с их тремя детьми в Бриджертон-хаусе, в то время как Вайолет с неженатыми и незамужними детьми (исключая Колина, у которого была своя холостяцкая квартира) поселилась всего в нескольких кварталах на Брутон-стрит, дом пять. Примерно через год, после безуспешных попыток назвать новый дом леди Бриджертон, семья стала называть его просто Номер пять.
— Желаю приятно провести время, — сказала Порция, — Мне нужно найти Фелицию. Мы опаздываем на встречу с модисткой.
Элоиза проводила взглядом, поднимающуюся по лестнице, Порцию, затем повернулась к Пенелопе и сказала: — Твоя сестра, кажется, проводит все свое время у модистки.
Пенелопа пожала плечами.
— Фелиция сходит с ума от этих всех примерок, но она единственная надежда матери на действительно хорошую партию. Я боюсь, что она убеждена, что Фелиция сможет поймать герцога, если будет одета в правильное, по ее мнению, платье.
— Она ведь почти помолвлена с мистером Олбэнсдейлом?
— Думаю, он сделает официальное предложение на следующей недели. А до той поры, глаза нашей матери будут широко открыты, — Пенелопа закатила глаза, — Тебе стоит убедить своего брата держаться от нее на приличном расстоянии.
— Грегори? — с недоверием переспросила Элоиза, — Он ведь еще университет не закончил.
— Колина.
— Колина? — рассмеялась Элоиза, — да, это будет забавно.
— Я ей сказала то же самое, но ты знаешь, что бывает, когда она вобьет себе в голову какую-нибудь мысль.
Элоиза захихикала. — Прямо как я.
— Упрямая до самого конца.
— Упрямство может быть очень хорошим качеством, — возразила Элоиза, — в соответствующее время.
— Верно, — согласилась Пенелопа с саркастической усмешкой, — А в неподходящее время, оно превращается в полный кошмар.
Элоиза засмеялась.
— Выше нос, подруга. По крайней мере, она избавила тебя от необходимости носить те желтые платья.
Пенелопа окинула взглядом свое утреннее платье, которое было, как она про себя называла, прелестного голубого оттенка.
— Она прекратила выбирать мне одежду с тех пор, как мне официально дали отставку. На девушку, не имеющую никаких перспектив на брачном рынке, не стоит тратить время и энергию, давая ей советы по части модной одежды. Она уже не сопровождает меня в поездках к модистке уже свыше года! Какое счастье!
Элоиза улыбнулась подруге. Одежда холодных тонов замечательно оттеняла кожу Пенелопы, придавая ей чудесный оттенок персика со сливками.
— Для всех было очевидно, что тебе нужно позволить самой выбирать себе одежду. Даже леди Уислдаун писала об этом!
— Я спрятала тот выпуск от матери, — призналась Пенелопа, — Я не хотела ранить ее чувства.
Элоиза заморгала, затем произнесла: — Это было очень мило с твоей стороны, Пенелопа
— В моей жизни есть моменты милосердия и такта.
— Кто-то сказал, — фыркнув, проговорила Элоиза, — жизненно необходимыми элементами милосердия и такта является способность не обращать внимание других людей на обладание этими качествами.
Пенелопа скривила губы, и подтолкнула Элоизу к двери.
— Тебе разве не пора идти домой?
— Убегаю! Убегаю!
И она убежала.
* * *
Довольно приятно вернуться в старую добрую Англию, подумал Колин, делая небольшой глоток отличного бренди.
Хотя, было что-то странное в том, как он любил возвращаться. Так же сильно, как он любил уезжать. В последующие несколько месяцев — возможно месяцев шесть — он будет снова испытывать тягу к отъезду, ну а пока, Англия в апреле прекрасна, как сверкающий бриллиант.
— Он хорош, не так ли?
Колин поднял глаза. Его брат Энтони стоял, облокотившись об его массивный письменный стол из красного дерева, приподнимая в приветствии свой стакан с бренди.
Колин кивнул.
— Я не осознавал, что я потерял, до тех пор, пока я не вернулся. Уза хороша по-своему, но это — он поднял свой стакан — просто божественно.
Энтони криво усмехнулся.
— И как долго ты планируешь остаться здесь на этот раз?
Колин подошел к окну и притворился, будто смотрит на улицу. Его старший брат почти не попытался замаскировать свою неприязнь к страсти Колина путешествовать. По-правде говоря, Колин его совсем не винил за это. Иногда было трудно отправлять письма домой; он предполагал, что его семье приходилось по месяцу, а то и по два, ждать от него весточки о его здоровье. Но пока он сам не осознает, каково быть на их месте — не зная, жив или мертв любимый человек, постоянно ожидая стука в дверь от почтальона — ему не хотелось оседать в Англии.
Время от времени, он просто должен был уехать. Невозможно было описать это по-другому.
Подальше от высшего света, считавшего его очаровательным повесой и никем более. Подальше от Англии, которая поощряла своих младших сыновей идти на военную службу или в духовенство. Ни то, ни другое занятие его совсем не устраивало. Даже подальше от семьи, безусловно, любившей его, но не понимавшей, что ему действительно хочется делать.
Его брат Энтони обладал титулом виконта, а с ним и бесчисленным множеством обязанностей. Он занимался недвижимостью, следил за семейными финансами, и заботился о благосостоянии бесчисленных арендаторов и слуг. Бенедикт, старше Колина на четыре года, приобрел славу хорошего художника. Он начал с карандаша и бумаги, а затем по настоянию жены перешел на масло. Один из его пейзажей, как раз сейчас висит в Национальной Галерее.
Энтони навсегда останется на генеалогическом древе их семьи, как седьмой виконт Бриджертон. Бенедикт будет вечно жить в картинах, даже после того, как оставит эту землю. А у него, Колина, нет ничего. Он управлял небольшим имуществом, переданным ему семьей, а также посещал различные вечеринки. Он и в мыслях не думал утверждать, что ему там не было весело, но иногда ему хотелось нечто большего, чем простое веселье.
Он хотел иметь цель в жизни.
Он хотел оставить хоть что-то после себя.
Он хотел, если не знать, то, по крайней мере, надеяться на то, что когда он умрет, его будут помнить по делам, а не по колонкам леди Уислдаун.
Он тяжело вздохнул. И нет ничего удивительного в том, что он так много времени проводит в путешествиях.
— Колин? — позвал его брат.
Колин повернулся к нему и моргнул. Он был совершенно уверен, что Энтони задал ему какой-то вопрос, вот только он затерялся где-то в его мыслях, и Колин забыл о нем.
— Ах, да. Верно, — Колин прочистил горло, — Я останусь здесь, по крайней мере, на оставшуюся часть Сезона.
Энтони ничего не сказал, но было трудно не заметить удовлетворенное выражение появившееся на его лице.
— Если на этом все, — сказал Колин, поворачиваясь и улыбаясь своей знаменитой улыбкой, — Кто-то ведь должен побаловать твоих детей. Я не думаю, что у Шарлоты достаточно кукол.
— Всего лишь пятьдесят, — согласился Энтони с невозмутимым видом. — Бедная девочка совсем заброшена.
— Ее день рождение будет в конце этого месяца, не так ли? Я думаю, мне не стоит ею пренебрегать.
— Говоря о днях рождениях, — сказал Энтони, усаживаясь в большое кресло за столом, — Мамин день рождения будет на этой недели в воскресенье.
— Почему же, ты думаешь, я так торопился?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47