Чувство вины прокладывало себе дорожку через разочарование. Что ей делать теперь?
Роберт никогда не вызывал в ней таких чувств, от которых у нее подгибались колени, которые плавили ее как воск; Кроме того, Кэбот привлекал ее больше, чем просто физически.
Он открыл скрытую, секретную часть ее сущности, которая никем не была замечена и использована. Было ли это просто физическое влечение, или нечто большее?
Сегодня Кэбот показал себя с разных сторон. То, что он рассказал о своем прошлом, чуть не разбило ей сердце, но в то же время дало новое понимание его сути. И новое понимание себя самой.
Будучи верным своему слову, Кэбот позволял ей задавть тон их отношениям. Ли отдавала себе отчет в том, каких усилий ему стоило отпустить ее от себя. Ее тело хотело раствориться в нем, обладать им. Но пока она была так связана с Робертом, она не могла пойти к Кэботу. Осознание этого приводило ее в смятение, разрывало душу и желания на части.
Ли закрыла глаза, пытаясь не поддаваться этой муке. «Роберт, отпусти меня», — мысленно просила она.
Противоречивые чувства одолевали Ли последующие две недели. Ее подтачивало мучительное желание быть с Кэботом, но мысли о Роберте не давали покоя.
Она плохо спала, не могла сосредоточиться на работе и едва прикасалась к пище. Стараясь поменьше видеть Кэбота, она допоздна задерживалась на работе.
Ли видела его только утром и вечером. В кровати. Он спокойно наблюдал за ней, проверяя ее эмоциональное состояние, как будто зная, что она слабеет с каждым днем. И Ли слабела.
Она замечала все в нем: как он бессознательно почесывает больные ноги, как носит пижаму, в разрезе которой видны кудрявые золотистые волосы на груди, как читая, осторожно, словно женщину, держит книжку за корешок переплета. Она хотела, чтобы эти руки держали, трогали ее, как это было в ночь после свадьбы.
Мысли о Роберте вызывали в ней такое же замешательство. Она еще раз поговорила с шерифом Сандерсом, пытаясь осторожно выяснить, куда и кому могли быть проданы эти женщины.
Шериф предполагал, что скорее всего их забрали на запад — возможно, в Канзас или Колорадо — и продали там шахтерам или каким-нибудь проходимцам, если допустить, что кто-то действительно организовал работорговлю в Калькутте. Ли становилось плохо при одной только мысли об этих бедных женщинах, которые могли попасть в лапы шайки или даже одного изголодавшегося мужчины.
Она послала телеграмму дяде Эндрю с просьбой расспросить местного шерифа в Кейп Жирардо о возможности такой продажи. Он ответил, что их шериф ничего об этом не слышал.
Уже в который раз она подумала о том, чтобы рассказать все Кэботу, но ей не хотелось вовлекать его во что-то связанное с Робертом.
В одно холодное утро нового года Ли вдруг поняла, что она застряла на одном месте в своих отношениях с Кэботом и с мыслями о Роберте. Она хотела попросить помощи у Саймона и поговорить с Реджи-ной о Кэботе.
Ли сомневалась, говорить ли Саймону об этих списках, боясь, что он будет шокирован так же, как и она, и будет сразу все отрицать. Но кроме нее и Гейджа, он был единственным, кто хорошо знал Роберта.
Поколебавшись, к полудню Ли все же решилась поговорить с Саймоном. Она сидела за своим столом, в третий раз складывая одни и те же колонки цифр. Саймон склонился над картой с линейкой в руках, бормоча себе по нос что-то по поводу груза, который надо доставить в устье Миссури.
Она хотела как-то исподволь завести разговор на эту тему, но не нашла ничего лучшего, как прямо спросить:
— Саймон, я нашла некоторые несоответствия в своих записях дома. Ты не знаешь, Роберт ни во что не ввязывался незадолго до смерти?
За вопросом последовала слишком длинная пауза, затем Саймон хриплым голосом спросил:
— Что за несоответствия?
Неужели ей послышалось напряжение, возникшее в его голосе? И эта напряженная поза?
— Просто странные цифры. Я знаю, что он не всегда мне говорил о своих проигрышах на скачках. Я подумала, что, возможно , у него были какие-нибудь неприятности?
Саймон повернулся к ней, снимая очки. Взгляд его светлых, цвета оникса, глаз был острым, пронзительным.
— Какие еще долги? Разве Монтгомери не заплатил по счетам?
— Нет, речь о другом.
Ли сомневалась, насколько она может доверить ему. Он уже занял оборонительную позицию. Крепко сжимая гусиное перо в руке, она не знала, как продолжить разговор.
Он подошел к ней, все еще с напряженным выражением лица:
— Ты сказала, что думаешь, будто Роберт был вовлечен во что-то нелегальное?
— Да.
Казалось, ее тихий ответ обрушился на Саймона. Он побледнел, затем густо покрабнел. Он смотрел на нее выпученными глазами, изучая, нащупывая что-то. Затем он грубо расхохотался.
— Нет, Ли. Роберт никогда бы не сделал ничего противозаконного. А почему ты заговорила об этом?
Она была поражена той злостью, которая слыша-лас в его голосе, но не винила его в этом. В какой-то степени она тоже так думала.
— Я нашла кое-что в вещах Роберта.
— Что нашла? Подписаное им признание? Это смешно! — И он отвернулся.
Она вздохнула, пожалев о том, что затеяла этот разговор. Тот факт, что ее мысли о Роберте стали другими, не значит, что и Саймон изменился по отношению к его памяти. Я нашла дневник с некоторыми записями.
— Дневник с некоторыми записями? — машинально повторил он. — Ну и что это доказывает? — Он резко дернул вниз уголки жилетки и отвернулся к окну. — Извини меня, Ли, но все это очень неприятно. Я не понимаю, почему после стольких лет ты вдруг стала говорить такие вещи о Роберте.
— Я тоже не хочу в это верить, Саймон, — пыталась защищаться Ли.
Он посмотрел в окно, затем повернулся на каблуках:
— Ты кому-нибудь эту книгу показывала? Монтгомери или шерифу Сандерсу?
— Нет. Я не хотела никого вовлекать в это, а самой мне ничего не удалось разузнать.
— А может быть, и узнавать-то нечего, — резко сказал Саймон. Он изучающе посмотрел на нее. Казалось, что он раскаивался за свой резкий тон в разговоре с ней. — А почему бы тебе не показать мне эту книгу? Это могло бы помочь тебе доказать, что Роберт не был вовлечен ни во что противозаконное.
— Ну, я не взяла ее с собой. Она дома, но, возможно, я как-нибудь захвачу ее. — Ли чувствовала себя виноватой. Должна ли она перекладывать этот груз на плечи Саймона? Она не хотела разрушать его чувства к Роберту. Господи Боже, она уже имела столько неприятностей из-за этих открытий о Роберте.
Раздражение промелькнуло во взгляде Саймона. Он грустно вздохнул:
— Поступай, как знаешь. Если захочешь, я могу посмотреть записи.
— Хорошо.
Что толкнуло ее вовлечь в это дело Саймона? Весь день ее мучали угрызения совести. Свой ленч ее партнер съел молча, занятый, без сомнения, мыслями о Роберте. Не однажды она ловила его подозрительный, настороженный взгляд.
Лучше бы она ничего не говорила. Саймон все равно не может помочь, и она только навредила своими открытиями.
В конце дня, когда солнце превратилось в красно-золотую полоску на горизонте, Саймон прибрал на своем столе и встал:
— Пять часов, Ли. Я пойду.
— Хорошо, — рассеянно сказала она, занятая своими бумагами.
Каблуки Саймона простучали по деревянному полу к двери, он снял пальто с вешалки и спросил:
— Хочешь, я провожу тебя?
— Нет, нет, иди, — Ли подняла голову и с облегчением заметила, что он больше не злился. Он выглядел уставшим и опустошенным. Выдавив из себя улыбку, она сказала: — Я собираюсь зайти в приют, как только закончу работу. Не жди меня.
— Ладно. — Повернувшись спиной, он открыл дверь. Уже стоя в дверях, залитый лучами заходящего солнца, он напомнил ей:: — Не забудь, что я сказал по поводу книжки.
— Хорошо, не забуду. — У Ли заныло сердце. Она ведь не хотела его обидеть, а всего лишь искала помощи.
В шесть часов она заперла контору и спустилась по лестнице, направляясь в сторону Мейн-стрит. Три маленьких мальчугана играли в бабки на замерзшей дороге, и она обошла их стороной. Какой-то мужчина задел ее, пробормотав извинения. Ли посмотрела ему в спину и узнала в нем того, кто встретился ей около приюта в Рождество и потом, около конторы шерифа Сандерса. Он не обратил на нее внимания. Она пожала плечами и продолжала идти вперед, погруженная в мысли о Роберте.
Тайна, окутавшая его, по-прежнему оставалась тайной. Мысли о нем все еще не отпускали ее. Ли решила попытать счастья в своих отношениях с Кэботом.
Два часа спустя она сидела за приютским кухонным столом вместе с Реджиной. Напротив сидел мальчик, наблюдая за ней и ужиная тостами и яйцами.
Другие дети были уже накормлены и отправлены в постель. Тимми приехал сегодня до наступления темноты, рассказывала монахиня. Он был полон впечатлений о том, как поймал большую лягушку, но рассказ получился слишком длинным, так как мальчик заикался.
Реджина прошептала Ли, что мама мальчика умерла от туберкулеза у него на руках на корабле, в часе хода от Калькутты. Зная о существовании здесь приюта, капитан привез мальчика сюда.
Темно-карие глаза Тимми были красными от слез. Он внимательно смотрел на Ли, следя за каждым ее движением, когда ей пришлось встать, чтобы налить себе чашку кофе из старого жестяного чайника.
— Ты еще не познакомился с Каффом? Вы одного возраста. — Она старалась отвести разговор подальше от его матери. Реджина сказала ей также, что у него нет никаких родственников.
— Д-д-да, м-м-мэ-э-м. — Он кивнул и засунул в рот ложку с яйцом. Он жевал быстро, как будто боялся, что еда вдруг исчезнет. — О-он с-с-казал, что м-мы сможем п-пойти п-п-орыбачить.
— Да, Кафф, — знаменитый рыбак. Он однажды поймал во-от такую зубатку. — Ли развела руки на фут. Тимми был симпатичным мальчиком с темными глазами и волосами и покрытым веснушками вздернутым носиком.
Он широко раскрыл глаза от удивления, не забывая при этом быстро жевать и проглатывать пищу.
— Правда? Я никогда не поймал ни одной рыбки.
— Подожди до весны, тогда и поймаешь. Ручаюсь, что вы с Каффом быстро подружитесь.
— Да-а. — Он отодвинул от себя тарелку и, обхватив двумя руками чашку со сливками, стал жадно пить. Покончив со сливками, он облизнул губы, немного осоловевший от еды.
— Хочешь посмотреть, где ты будешь спать, Тим — ми?
Реджина поднялась со стула и собрала его тарелки. Глаза его стали круглыми, как монеты.
— А к-как же м-мама? Она скоро за мной п-при — дет?
— Дорогой, ну мы же говорили об этом, забыл? — Реджина обошла вокруг стола и протянула ему руку.
Он ухватился за скамейку и откинулся назад с глазами, полными ужаса.
— Н-не г-говорите мне, что м-мама умерла. — Голос его дрожал. — Она… придет… возьмет меня, — лепетал мальчик, всхлипывая.
У Ли защемило сердце. Она хорошо понимала, что значит чувствовать себя обманутой, одинокой.
— Послушай, Тимми, все хорошо. Сестра Реджина не хотела тебя обидеть. Она просто хочет, чтобы у тебя было место, где ты мог бы жить.
Тимми рукой растер слезы по щекам. Он посопел, внимательно глядя на Ли.
— А м-мне н-нез-зачем здесь жить.
— Ну, может быть, недолго? Ты же не можешь спать на улице вместе с лошадьми, правда? — весело спросила она, пытаясь прогнать его страхи.
Улыбка промелькнула сначала в его карих глазах, затем тронула губы:
— Нет, с лошадьми не могу.
— Хочешь, я провожу тебя до кровати? — Ли вскочила и подала ему руку.
Он смотрел на протянутую руку, размышляя.
— Ладно. — Затем его пухленькие пальчики опустились в ее, ладонь, и она расчувствовалась от этого прикосновения. Они прошли по короткому коридору в комнату налево, где спали мальчики.
Ли помогла ему надеть ночную рубашку и подождала, пока он молился у кровати. Какое-то неведомое ей ранее тепло разлилось в ее груди при взгляде на этого мальчика, и она ощутила острое, почти забытое желание иметь ребенка. Всей душой она сострадала этому крохе, который так рано потерял мать. Страдал ли Кэбот так же, когда не стало его матери?
Уложив Тимми в постель, она плотно укутала его одеялом. Прядь темных волос упала ему на лоб, и она откинула ее назад. Мальчик зевнул и, доверчиво глядя ей в глаза, уже засыпая, проговорил:
— М-мама придет.
Ли кивнула и посидела на краешке его кровати, пока он не заснул. Тихо она прокралась к двери и вышла из комнаты. Ее собственные переживания ненадолго забылись, проблемы казались теперь не такими уж большими, по сравнению с его горем. Но мальчик напомнил ей о Кэботе; и она вспомнила, зачем сегодня пришла в приют.
Реджина стояла у плиты и варила свежий кофе. Когда Ли вошла, та обернулась:
— Бедняжка, он заснул?
— Да. — Ли взяла протянутую ей чашку кофе и присела к столу. Монахиня села на скамейку напротив. Мысли Ли опять вернулись к Тимми.
Ее желание иметь ребенка, отброшенное ею несколько месяцев назад, снова вернулось. И возможность этого была очень близка, но сердце и тело ее были связаны. Ли чувствовала себя виноватой и в то же время не могла выполнить свою часть сделки.
Ребенок не избавит ее от Роберта и не даст ответа, который она хотела получить. Чувство безнадежности, которое, казалось, отступило, нахлынуло теперь на нее с новой силой. Ли обхватила голову руками и уставилась в чашку с кофе.
— Хочешь поговорить о чем-то? — Голос Реджи — ны звучал тихо и спокойно.
Ли посмотрела на нее и подперла рукой подбородок. Она чувствовала себя неуверенно, как будто плыла по течению. Сомнения подтолкнул ее начать разговор.
— Мне нужно поговорить с кем-нибудь, — сказала она.
— О Кэботе?
Ли выпрямилась и уронила руки на стол.
— Я не думала, что это настолько очевидно.
— Это не очевидно, — улыбнулась Реджина. — Так в чем проблема?
— Во мне. — Нетерпение охватило ее, она резко встала и зашагала к входной двери. Она говорила через плечо, не глядя на Реджину: — У нас не получается… то есть я не могу… — Она не могла сказать это не только монахине, но даже подружке.
Реджина подошла к двери и прислонилась к косяку.
— Такие вещи требуют времени. Кэбот это знает.
— Да, но сколько времени? Ты не понимаешь. Я пыталась, честно, но не смогла. Он сказал мне, что будет ждать, и ждет, но я так себя чувствую… Что со мной, Реджина?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32