Несмотря на это, в его желудке оказался груз морской воды, способный утопить лодку. Матросы долго давили ему на грудь, чтобы выкачать воду.
Но бегство еще не завершилось. Пролив, который представлялся ясновидению таким бесконечным, был лишь одним из многих в архипелаге. Даже без парусов «Танцор гроз» пересек его через пару часов, полностью соответствуя своему названию, ныряя и подскакивая. Никто не знал, выйдет ли солнце, а ливень под стать потопу ограничивал видимость длиной вытянутой руки. Ни Гнурр, ни Гатмор не догадывались, где находится корабль, а впереди поджидали рифы, отмели и островки, неисчислимые, как звезды в небе, и только один человек на борту мог различить их.
Несмотря на отсутствие паруса, каждый порыв ветра грозил сломать мачту. Тогда гребцам пришлось бы полагаться только на свои слабые силы. Четверо матросов удерживали руль, но судно двигалось беспорядочно, как пьяная свинья. Еще трое человек пытались воскресить фавна, выкачивая из него воду, хлопая по лицу, поливая дождевой водой – теперь на корабле появился большой запас воды – и вопя на ухо. Рэп только бормотал: «Вон туда!», «Там камни!» – и его голова снова падала на грудь.
Впоследствии первый помощник определил, что, скорее всего, корабль прошел по проливам Кожа Угря и Бочка – пару раз по обоим бортам матросы видели скалы, до которых можно было дотянуться веслом. Это плавание продолжалось целую вечность, но когда выяснилось, что берега не показывались ни с одной стороны уже целый час, матросы поняли: судно вырвалось в пролив Дайр. К тому времени фавн уже заснул беспробудным сном. Его завернули в одеяло, положили под скамью и помолились о том, чтобы он выжил.

В мир этот, в прошлом не оставив и следа,
Приду бездумно, как послушная вода.
И из него, как ветер из пустыни,
Куда не знаю, улечу я навсегда.

Фицджеральд. Рубай Омара Хайяма (29-30, 1879)

Часть одиннадцатая
Пустыня стала раем

– Хлеб отменно хорош, Фуни, – похвалил Азак. Он вытер миску последним кусочком хлеба, отправил его в рот и одновременно громко рыгнул.
Инос поморщилась. Она знала, что подобная грубость считается в Зарке комплиментом, но к некоторым местным обычаям ей было особенно трудно привыкнуть.
Азак, Инос, Кэйд и маленькая Фуни сидели, поджав ноги, на коврах, разостланных у шатра. Первый Охотник на Львов и его семейство. Солнце садилось, жара падала, как пикирующий сокол. Шатры были раскинуты у крутого каменистого холма, но даже здесь их полотнища хлопали и бились на ветру. Ночь обещала быть беспокойной, но в эти дни Инос не страдала от бессонницы.
По-видимому, Фуни не собиралась отвечать на замечание по поводу хлеба.
– Как быстро похолодало! – произнесла Инос, запахивая плащ и застегивая его. Днем перевал Гонт дышал жаром, как раскаленная печь, каменные стены вбирали солнечное тепло и отражали его. Но к ночи здесь стало холодно, как зимой в Краснегаре. Еще до заката все натянули теплые одежды, которые Элкарас купил в маленькой предгорной деревушке неделю назад. Инос гадала, потащит ли шейх эту одежду до самой Алакарны или продаст ее на западных склонах гор. Большие пушистые меховые сапоги, которые она обула несколько минут назад, вероятно, уже совершили не меньше десятка переходов.
– Это мать научила тебя печь такой вкусный хлеб, Фуни? – спросил Азак.
Инос озадаченно взглянула на него. Чем вызван такой внезапный интерес к кулинарии? Обычно домашние хлопоты не привлекали его внимания. Да и хлеб, в сущности, не удался, был жестким и безвкусным. Его пекли, размазывая негустое тесто по плоским раскаленным камням. Эти лепешки и жареное козье мясо составляли привычную диету кочевников. Сегодня в качестве особого блюда к ужину было подано кислое вино.
Черствый хлеб, кислое вино, отдаленный смех, звяканье колокольчиков на шее у верблюдов, поблескивание огня в жаровнях и переборы цитр – все это давно стало привычным для Инос. Она уже научилась следить, чтобы змеи не заползали в постели. Привыкла к волосам, слипшимся от пота, и воздуху, гудящему от мушиных стай. Научилась ездить верхом на верблюде и устанавливать шатер так, чтобы его полотнища не хлопали от ветра.
Фуни только хмурилась и молчала. Втайне сравнивая девочку с назойливой мухой, Инос намеревалась избавиться от нее. Она уже выполнила свою задачу и вскоре отправится в путь вместе с прадедом, который не станет терпеть ее ехидные замечания и вспыльчивость.
Первые звезды зажигались на востоке, над кроваво-алыми скалами. Перевал Гонт превзошел все ожидания Инос. Много дней подряд караван двигался по поросшим кустарником холмам и голым долинам, постепенно набирая высоту и приближаясь к западным склонам Агонист. Со всех сторон фантастический горный ландшафт вздымался в небо невероятной величины утесами и скалами на фоне далеких снеговых вершин. Неизмеримые масштабы поражали Инос. Она отказывалась верить своим глазам. Эта земля под безграничным небом явно предназначалась для Богов.
Конечно, Кэйд, как всегда, с воодушевлением относилась к новым впечатлениям, и на этот раз Инос была не прочь согласиться с ней. Она твердо знала, что запомнит это путешествие на всю жизнь.
Повсюду виднелись следы долгой и кровопролитной истории. Руины давно забытых городов встречали путников в устьях высохших рек; ветер завывал в древних развалинах замков и острых горных пиках. Никто не жил здесь, кроме пастухов и, должно быть, разбойников. Инос не отказалась бы обследовать некоторые из руин, но караван двигался вперед не останавливаясь.
Если когда-нибудь Азак и спал, то наверняка делал это днем, в седле верблюда. Даже если он приходил в шатер, Инос его не слышала. Она подозревала, что Азак целыми ночами бродит по лагерю. В начале путешествия его беспокоили только мелкие кражи в поселениях. В горах, где закон был неведом, Охотники на Львов становились красноглазыми и раздраженными, и отнюдь не из страха перед ловкими деревенскими мальчишками.
Сумерки огласил еще один гулкий звук отрыжки.
Инос от удивления раскрыла рот. Этот отвратительный звук исходил от…
– Да, хлеб изумителен, – подтвердила Кэйд. Азак приподнял бровь, и взглянул сначала на Инос, а затем на Фуни.
– Его пекли не мы, – пробормотала Фуни, – а она! Азак кашлянул.
– Поздравляю, жена. Хлеб превосходен.
– Ну, это уж слишком! – воскликнула Фуни. – Из-за какого-то хлеба! Да еще и пересоленного! Любая жена должна уметь печь гораздо лучше – как моя мать! Или я! Что тут удивительного, если женщина перетирает зерна в муку и печет хлеб? – Вскочив, она бросилась бежать.
Инос с удовлетворением посмотрела ей вслед.
– Это дитя заслуживает хорошей порки! Азак хмыкнул.
– Почему? Может, этот скверный хлеб – ее рук дело?
Инос вспыхнула. Азак коварно усмехался в свою разбойничью рыжую бороду. Инос разозлилась еще сильнее, он рассмеялся. Заразившись его весельем, принцесса улыбнулась, и даже Кэйд хихикнула, глядя на них.
В Араккаране Инос никогда не видела Азака смеющимся. Должно быть, обязанности Охотника на Львов были менее утомительными, чем дела султана. Но Инос не преминула воспользоваться шансом, чтобы отомстить вредной девчонке.
– Нет, хлеб пекла я. Но ее постоянные насмешки меня просто изводят! Она то и дело фыркает и ехидничает.
– Вам следует быть снисходительной к ней.
– Что это значит?
– Охотник на Львов – романтический герой для девочки ее лет. А я – в особенности.
– Вы хотите сказать, что она… какая чушь! Она еще слишком мала!
– Ошибаетесь, – решительно возразил Азак. Инос осеклась.
– Прошу меня простить! Я забыла, что у вас большой опыт в подобных вопросах! Полагаю, вам доводилось делить ложе с девочками ее возраста?
– Да, с несколькими, – самодовольно подтвердил Азак.
– Пора мыть посуду! – Кэйд начала с грохотом собирать миски и кружки.
– Я сама это сделаю, тетя.
– Сегодня моя очередь, – возразила герцогиня.
– Пойдемте прогуляемся со мной, Инос. – Азак поднялся во весь рост на фоне закатного неба и протянул ей руку.
Инос заколебалась, но потом взяла его за руку, заметив, что Азак надел толстые перчатки из овечьей кожи. На мгновение в сумерках, облаченный в плотные одежды, он показался Инос похожим на джотунна зимой. Некоторые джотунны были рыжебороды. Азак легко поднял ее с земли, а затем почти бегом двинулся прочь, волоча за собой Инос. Он ходил так же стремительно и порывисто, как ездил верхом. Камни вылетали из-под его ног.
Когда они достигли гребня скалы, на них обрушился ветер, Инос пошатнулась. Азак поддержал ее, схватив за локоть. Внизу, под прикрытием гребня, светились жаровни лагеря, растянувшись как длинное ожерелье из огненных камней. В спину светили лучи солнца, мирно уходящего в провал между пиками.
– Олухи! – вспылил Азак. – Я же предупреждал их, а они растянули лагерь на целую милю! Как можно защищать их, если они не слушают разумных советов?
– Почему шейх не может заставить их?
– Ха, он только улыбается! Ему все равно. Ума не приложу, как он умудрился прожить так долго. Похоже, Боги снисходительны к его глупости.
Инос поежилась под ударами ветра, глядя, как длинная трава и жидкий кустарник корчатся, словно от боли. Кэйд брела к роднику, чтобы вымыть посуду. Разумеется, она воспользовалась этим предлогом, лишь бы посплетничать с женщинами, иначе довольствовалась бы просто песком. Вдалеке, там, где паслись стреноженные верблюды, слышался перезвон колокольчиков.
– Так мы сбежали, правда? – произнесла Инос. – Сколько уже прошло – три недели? Теперь не может быть никаких сомнений. Или я ошибаюсь?
Вместо того чтобы осматривать окрестности, Азак изучал ее лицо.
– Похоже, нет. В этих местах найдется немного перевалов, и я думал, Раша будет подстерегать нас здесь. Но, кажется, мы ускользнули… – Он не договорил, пожал плечами и уставился на звезды.
– Зачем вы притащили меня сюда? – дрожа, спросила Инос.
– В Краснегаре так же холодно, как здесь? Она рассмеялась:
– Что вы! Бывает, в Краснегаре плевок превращается в ледышку, не долетев до земли.
Азак нерешительно хмыкнул.
В сумерках он выглядел совсем как джотунн – и ростом, и одеждой. На далеких вершинах поблескивали ледяные шапки, и лед тоже напоминал Инос о доме, хотя холмы Краснегара ничем не напоминали эти скалы. Пережить приключение великолепно, но ее уже давно мучила тоска по дому.
– Азак…
– Что?
– Сколько нам еще?.. Когда мы доберемся до Хаба?
– А в чем дело? Вам не нравится путешествовать?
– Отчасти нравится, но мне не терпится попасть домой! Так досадно болтаться по Зарку, когда дома, должно быть, происходит самое страшное. Я покинула Краснегар так давно!
Он вздохнул.
– А мне здесь нравится! – Он крепче сжал ее локоть. – Наберись терпения. Мир меняется медленно. Возможно, император еще не знает о событиях в Краснегаре, если только ему не доложили Хранители. Даже имперской почте требуется несколько недель, чтобы пересечь страну. Армии редко проходят более восьми лиг в день. Ты должна научиться ждать.
На этот раз пришла очередь Инос невнятно бормотать в ответ. Помедлив, она спросила:
– Зачем вы привели меня сюда? Если вы уже…
– Чтобы задать один вопрос. Ты когда-нибудь была влюблена, Иносолан?
Влюблена? Ошеломленная, она уставилась на Азака, но он следил, как угасает последний луч солнца над дальними горами. В ушах Инос послышался тревожный звон.
– Когда-то я считала, что влюблена. Но меня околдовали. Я же рассказывала вам про Андора.
– И это все?
– Ну, если не считать детской любви. Еще в детстве мне нравился один мальчик – тот самый, образ которого Раша прислала ко мне в первую ночь путешествия, помните?
Азак проворчал:
– Хотел бы я знать, почему тебя так тревожит какой-то мальчишка-конюх.
– О нет, не надо об этом! – попросила Инос. – С мальчишками-конюхами я умею справляться, а это был призрак. Незачем обвинять меня…
– После того случая не только Фуни сплетничала о тебе.
– Похоже, вам не мешает выспаться. – Упоминание о Фуни привело Инос в ярость. Эта девчонка сама по себе была скверной, а после того, как Азак предположил, что она питает к нему пылкую страсть, Инос прониклась к ней отвращением. – Поговорите с шейхом – может, он отдаст ее вам, когда мы доберемся до Алакарны.
Азак повернулся к ней лицом и положил обе руки на плечи Инос. Его огромные ладони казались еще больше в толстых перчатках. Минуту он пристально смотрел ей в глаза, а сердце Инос вдруг лихорадочно забилось.
– Любовь – выдумка импов, – произнес он. – В Зарке такого обычая нет.
– Я заметила.
– Я и не подозревал, что джинн способен влюбиться.
– В этом я не сомневалась.
– Однако это случилось. Я влюблен, Инос. Представьте себе, султан Араккарана влюблен! Инос молча потупилась. О Боги!
– Однажды ты сказала, что вышла бы замуж за гоблина, если бы это понадобилось для блага твоего народа.
– Да…
– И еще добавила, что любой имп гораздо лучше гоблина.
– В самом деле?
– Да, так ты и сказала.
Опустив глаза, Инос понадеялась, что сумерки скроют румянец на ее щеках. Руки Азака на ее плечах сжались, причиняя ей боль.
– Тогда как же ты сравнишь импа и джинна, Иносолан?
– Азак, это безумие!
– Да, ты права. Но поэты говорят, что любая любовь – безумие. И еще говорят, что глупцам и влюбленным покровительствует одно и то же божество. Отвечай.
Что же ответить? Как получилось, что он застал ее врасплох?
Может, дело в том, что сама эта мысль совершенно нелепа?
– Хуже гоблина не бывает, – призналась она.
– Вот как? Джинн тоже будет чужаком, ни импы, ни джотунны не станут возражать против него – особенно против джинна, обладающего королевским титулом, Инос. Это самый достойный муж для королевы Краснегара.
– Но климат убьет…
– Не убила же тебя жара.
Инос попыталась представить Азака в Краснегаре и не сумела. Должно быть, султан спятил от скуки. Станет ли он убивать жителей города, если те разозлят его? Попытается ли покупать у них дочерей?
Нет, вряд ли. Азак отнюдь не глуп. Очевидно, он уже подумал обо всем. Теперь Инос припомнила, что в последнее время он подробно расспрашивал ее о Краснегаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53