Что бы там ни было, выход всегда найдется.Наверняка это воздействие сада! Необходимо как можно скорее поговорить об этом с Маффео. Старый венецианец неплохо разбирается в древнекитайской философии и в буддизме. Сумеет, быть может, объяснить, случайно ее состояние или такова глубина замысла тех, кто создал сад.– Нет, ничего не случилось, – ответил Толуй, – Янг Вусун чувствует себя хорошо и уже покрикивает на слуг. Спрашивает тебя, нельзя ли выпить немного воды – у него так пересохло во рту, что язык прилипает к гортани.Беатриче облегченно улыбнулась – стокилограммовый груз с души свалился.– Да, конечно, никаких возражений нет. Но почему ты пришел сам? По такому пустяку прислал бы слугу.Толуй смущенно потупил взгляд, и его щеки покрылись нежным юношеским румянцем.– Извини меня… Я помню, что ты просила остаться с Янг Вусуном. Но он в самом деле чувствует себя хорошо. Один из слуг присматривает за ним, а я…Уставился на нее в упор – глаза светятся восхищением, милое лицо сияет от восторга. Поразительно похож в этот момент на своего дядю Джинкима.– У меня к тебе столько вопросов… Не понимаю, что ты сделала, а еще меньше – почему ты так сделала. Я знаю только одно: несколько минуг назад этот человек был при смерти, а сейчас сидит на топчане и как ни в чем не бывало гоняет слуг. А ведь мудрейший лекарь моего отца не оставил ему никакой надежды… Пожалуйста, Беатриче, объясни мне – как это возможно? Почему, например…Горячность и заинтересованность, с какими юный монгол засыпал ее вопросами, тронули ее до глубины души.– Не сейчас, Толуй. Прежде всего, надо позаботиться о больном. А потом поговорим.«К тому же я слишком устала, – подумала она, – чтобы ответить на все твои вопросы, мальчик».Толуй оказался очень умным и любознательным молодым человеком. Будь он сегодняшним студентом – опередил бы большинство своих сверстников. Но именно поэтому на его вопросы так сложно отвечать: он слишком умен, чтобы ограничиться коротким ответом, а на длинные дискуссии и пространные разъяснения она сейчас физически не способна.– Хорошо, понимаю… – откликнулся Толуй. – Но ты уже знаешь, как будешь дальше лечить Янг Вусуна?– Есть много вариантов, я еще не решила, какой выберу. Надо хорошенько подумать.Уже в следующую минуту Беатриче стало стыдно за себя. Такие отговорки в ходу у врачей, которые хотят побыстрее отделаться от пациентов, а главное, от их родственников. В повседневной практике стандартные ответы помогают выиграть время и избавиться от тягостных расспросов, но, в сущности, остаются ложью, в которой нет необходимости.Когда она начинала изучать медицину более десяти лет назад, то поклялась говорить пациентам только правду. И вот от ее высоких принципов осталась лишь пыль… Не она одна ведет себя так. Многим врачам независимо от их специальности это свойственно, чего они даже не осознают. Она-то хотя бы понимает… Впрочем, это слабое утешение.– Вернемся в зал Утренней зари, Толуй! – С завтрашнего дня она исправится. – Хочу убедиться лично, что Янг Вусуну действительно лучше. XIV Маффео с тоской наблюдал из окна, как Беатриче и Толуй медленно выходят из сада. Ли Мубай широко открыл раздвижные двери зала для медитаций – помещение будто слилось в единое целое с пространством сада…Они-то не видят Маффео, стоящего за стройными колоннами, а он их видит. Холодный воздух пронизывает его насквозь, напоминая о приближающейся зиме. Скоро, очень скоро, уже через несколько недель, Беатриче произведет на свет ребенка… Справедливо, что он придет на смену другому, старому человеку, который отойдет в иной мир. Естественный ход событий, закон природы, круговорот жизни…Маффео обхватил тонкую колонну, прислонился к ней лбом, ощущая прохладную, гладкую поверхность дерева, словно искал в ней утешения.Круговорот жизни… все верно. Но почему именно его затягивает сейчас в этот круговорот? Сколько ему еще осталось?– Взгляни на них, – тихо обратился он к Ли Мубаю, не глядя на него.Монах неподвижно стоит рядом – верный страж. Он посвятил Маффео немало времени, вернул былую подвижность его суставам с помощью золотых иголок и трав.Но сейчас бессилен спасти его от неизбежного.– Смотри, как они оба молоды… и все у них впереди.Ли Мубай вздохнул:– Ты сожалеешь, что явился на этот свет?Маффео на минуту задумался.– Нет. Ты просто угадал мои мысли. Но знаешь, мысль о скорой… – Он закрыл глаза и смолк.Почему он боится назвать вещи своими именами? Ведь это не меняет сути.– Сейчас самое время уладить все важные дела, которые я откладывал. Но жизнь прекрасна, несмотря на испытания, выпадающие на долю каждого. Никогда так остро не чувствовал этого.Ли Мубай по-прежнему смотрел в сад.– Друг мой, смерть – это всего лишь другая форма жизни, с которой начинается новая жизнь.Пораженный словами монаха, Маффео молча смотрел на него. Тот произнес эти слова почти механически, словно заученные, но в них нет невозмутимого спокойствия, обычно свойственного Ли Мубаю. Видимо, мысль о близкой смерти друга пронзила его не меньше, чем самого Маффео. Как ни странно, это придало Маффео силы и утешило.– Ли Мубай, друг мой…Монах крепко стиснул зубы. Вены на гладком черепе задергались, словно так проявлялась интенсивная внутренняя работа.– Не-ет! – вдруг закричал он.Охваченный волнением, пошатнувшись, Ли Мубай шагнул к Маффео и схватил его в объятия. Черные глаза сверкают, крылья широкого носа дрожат от волнения… Таким Маффео еще не видел Ли Мубая, обычно сдержанного, будто светящегося тихим внутренним светом.– Это несправедливо! Мы должны что-то предпринять – срочно!Маффео попытался его успокоить.– Но ведь ты сам сказал, что…– Да, твое чи, твоя жизненная энергия угасает, и никакие иглы и травы не остановят этого процесса. Но ты должен понять… – И Ли Мубай крепко, до боли стиснул его в своих объятиях.И вдруг Маффео сам поверил в то, что известно: буддийские монахи – отважные воины, обладающие недюжинной силой.– Твой пульс и язык сказали мне, – продолжал Ли Мубай, – что твое чи гаснет уже несколько дней, и чем дальше, тем скорее. Но твои глаза говорят – еще слишком рано. Запаса жизненных сил тебе отпущено на много лет. Не могу понять, почему ты угасаешь! – Он покачал головой. – Как тебе объяснить?.. Представь себе свечу… вот она горит… Воска осталось еще много. Внезапно открывается дверь, кто-то входит – и ветром задувает пламя… Да, именно так! Кто-то поставил твою свечу на сквозняк, Маффео.Не всегда улавливал Маффео смысл метафор, которыми пользовался Ли Мубай. Что он имеет в виду? Ветер задул свечу… Свеча – это его жизненная энергия. Кто устроил сквозняк?.. Кто гасит свечу?.. Неожиданно словно ударила молния – его осенило… В глазах помутилось, он зашатался. Ли Мубай подхватил его под руку, чтобы он не упал.– Не хочешь ли ты сказать… – выдавил он.Чья-то ледяная рука схватила его за горло и начала душить…Ли Мубай кивнул:– Да, именно это я и хочу сказать.– Но что это может быть?! – почти прошептал Маффео – ему не хватало воздуха. – Может быть… яд?– Не знаю. – Ли Мубай тряхнул головой и сжал губы.Никогда Маффео не видел монаха таким серьезным.– Иди к Беатриче, женщине из Страны заходящего солнца. Она знает то, чего не знаем мы. В последнее время я наблюдал за ней в лечебнице и убедился в этом. Спроси ее совета. Может быть, ее наука поможет тебе… Моя же бессильна.– Хорошо. Завтра же утром…Монах отрицательно помотал головой. Взгляд его совсем не понравился Маффео: он был угрожающе серьезен.– Нет, ты должен пойти сегодня же! Посоветуйся с ней, Маффео… Мне тяжело об этом говорить, но у тебя не так много времени, чтобы ждать до завтра.
В этот вечер Беатриче вернулась поздно – уставшая, измученная еще больше, чем в другие дни. И в то же время она испытывала удовлетворение: Янг Вусун чувствует себя намного лучше.Уже через два часа она вынула бамбуковую трубку у него из груди и залатала небольшую ранку кусочком кожи, как дырку в ведре.К счастью, не оправдались ее опасения, что пневмоторакс повторится. Наоборот, легкое Янг Вусуна закрылось, а еще через три часа она отважилась снять наклейку и зашить рану. А когда поздним вечером в последний раз осмотрела больного, в левом легком почти не прослушивались посторонние шумы, словно оно расправилось само по себе.Как это получилось без дренажа и отсоса, она не могла объяснить. Ну что ж, много лет она работает врачом и знает – бывают разные сюрпризы, чаще всего неприятные. На этот раз ей повезло, и слава богу!В свою комнату она вошла в темноте. Служанка, должно быть, забыла зажечь лампы. Минг сделала бы это в целях экономии масла. А заодно намекнула бы, что порядочная женщина в такой час уже давно должна быть дома.Да уж, не страдает она из-за отсутствия старой служанки – приятных ей снов.Раздеваясь и тихо улыбаясь про себя, Беатриче вдруг услышала чье-то пыхтение. Замерев от страха, она уставилась в темноту… Кто прячется в ее комнате?.. Сосчитала до трех – никаких признаков: ни тени, ни шороха…– Кто здесь? – И попыталась нащупать дрожащими руками вазу на маленьком столике у кровати.Не слишком массивная, но, если со всей силы запустить ею в голову, – даже крепкому мужчине не поздоровится.– Кто здесь? – настойчиво повторила она. Ваза в руках придавала ей уверенности. – А ну-ка, выходи – поговорим!– Это я, Беатриче, – донесся голос со стороны окна.– Маффео?Она напряженно всматривалась в темноту и наконец увидела его: сидит, согнувшись, на стуле…– Маффео… что ты здесь делаешь? И почему, ради всего святого, ты сидишь в темноте?!Беатриче протянула руку за коробком спичек, чтобы зажечь лампу, но Маффео жестом остановил ее.– Не надо, не зажигай свет… – попросил он. – Он слепит глаза.От звука его голоса она застыла на месте – он был такой жалобный и слабый, как стон умирающего… Беатриче испугалась. Набравшись решимости, подошла к окну и открыла занавеси: на беззвездном небе сияла бледная луна, освещая лицо Маффео блеклым светом. Маффео закрыл глаза рукой, но Беатриче заметила, что оно очень красное… У него жар!.. Сделав два шага, положила руку ему на лоб: горячий, как раскаленная плита…– Что случилось?Нащупала его пульс: такой частый, что сбилась со счета.– Я умираю, Беатриче, – еле слышно проговорил Маффео. – Совсем скоро я…– Ерунда! – решительно возразила Беатриче и сама испугалась своей резкости. – У тебя жар. Но от этого не умирают!«Если, конечно, нет серьезных причин», – добавила она про себя.– Знаю твой оптимизм, Беатриче. Но уже слишком оздно… – Он отдышался, как после бега на длинную истанцию. – По словам Ли Мубая, у меня осталось мало времени и надо что-то делать. Я должен все тебе рассказать. Поэтому…– А если ты неправильно истолковал слова Ли Мубая, – перебила она его. – Так что же он тебе сказал?– Что свеча моей жизни угасает… что-то в этом роде. Я не совсем понял его. Но он недвусмысленно дал понять… – Маффео жадно облизал губы. – Воды… пожалуйста, дай мне воды! Я страшно хочу пить!..– Если Ли Мубай считает, что твоя свеча гаснет, почему он ничего не сделал, чтобы помочь тебе?Она бросилась к кувшину, налила воды в бокал, подала Маффео.Страх за жизнь друга сменился негодованием в адрес Ли Мубая и всех китайских врачей в этом монгольском царстве.– Ведь он владеет иглоукалыванием, знает травы… Господи, почему же он не займется твоим лечением?! Если не может сам – надо привлечь коллег, как принято в моей стране!– Поверь, Ли Мубай не в силах мне помочь. А если он бессилен, никто в Тайту и подавно не поможет. – Маффео схватил бокал и выпил с такой жадностью, что половина воды расплескалась и растеклась по груди. – Он много дней пытался меня лечить… но все безуспешно. Процесс зашел слишком далеко, и его невозможно остановить. Несколько часов назад он сказал, что я умру. Возможно, это яд.– Яд? – выкрикнула Беатриче.Невероятно, дико, отвратительно… Она не поверила своим ушам, не захотела поверить.– Он что, серьезно думает, что тебя отравили?– Да, – ответил Маффео, протягивая ей бокал. – Пожалуйста, еще воды. Страшно хочу пить!..Яд… Неужели такое возможно?! И почему Маффео?! Кто возжелал устранить этого мягкого, доброго человека, всегда готового всем помочь?– Но кто это может быть? Кому понадобилась твоя смерть?!– Такие люди есть, и их немало. Моя смерть открыла бы им дорогу к высокой должности при дворе Хубилая. – Он умолк, задыхаясь. – Но давай сейчас не будем об этом… Дай мне воды… у меня пересохло в горле.О боже, что же предпринять?! Все, что она услышала от Маффео, кажется ей диким. Кому придет в голову убить человека лишь для того, чтобы подняться по службе на ступеньку выше?! Есть много других способов навредить сопернику, например, оклеветать его перед ханом, принизить его заслуги… Но убийство?.. Абсурд!И тут она опомнилась: она ведь не в двадцать первом веке, а в Китае, при дворе монгольского императора, в 1280 году после Рождества Христова. Для людей того времени смерть, как и рождение, – вещи сами собой разумеющиеся. А потому вариант отравления вполне вероятен.Беатриче наполнила бокал водой и поставила его перед Маффео, чтобы на этот раз он взял его сам.– Но как Ли Мубаю пришла в голову эта мысль? С чего он взял, что это яд?Маффео слабо покачал головой:– Не знаю. Он определил это по пульсу и по глазам. Сказал, что жизненной энергии у меня должно было хватить на более длинный срок… Но кто-то открыл дверь, и ветер задул мою свечу. Что-то в этом роде… Другой причины, почему гаснет свеча, он не видит.Наморщив лоб, Беатриче задумалась. Наверняка Ли Мубай сказал это не случайно.Если он заподозрил яд, значит, есть на то веские причины. Но какие?.. Опустившись на корточки, она еще раз потрогала лоб Маффео: по-прежнему сухой и горячий.– Посмотри на меня, Маффео!Повернула его голову так, чтобы видеть глаза: зрачки расширились, заполнив собой всю радужную оболочку. Беатриче подняла руку.– Сколько пальцев?– Не знаю… все плывет перед глазами… – прозвучал жалобный голос. – Во рту пересохло…Действительно, язык у него прямо присох к горлу… Расширение зрачков, сухость кожи – что это за симптомы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41