Виктор как раз застегивал джинсы, когда Нильс отключился от связи.
– Вот черт! – выругался он.
Схватив мобильный телефон со столика у кровати, он выскочил из комнаты, пробежал по галерее и скатился с лестницы. Подходя к «роверу», он позвонил Максиму.
– Нильс у родителей, собирается выложить им все! Беги скорее туда и постарайся смягчить ситуацию. Я уже в пути.
Как они могли быть такими наивными и поверить, что Нильс не захочет отомстить? Он не только выложит правду отцу, но сделает это в самой грубой форме. Ему даже мимолетно привиделась мать между Марсьялем и Нильсом!
Виктор так резко вывернул на дорогу номер 47, что колеса взвыли и он чуть не потерял управление. Рассерженный водитель со встречной полосы проводил его длинным сигналом. Пока Максим оденется, что-нибудь скажет Кати и приедет на улицу Президьяль, у Нильса будут развязаны руки. Неужели он и в самом деле все разрушит, не думая ни о чем другом, как только о собственной боли?
Вынужденный оставить «ровер» вне пешеходной зоны, Виктор бежал по улицам старого города. Не обращая внимания на удивленные взгляды утренних прохожих, он все же надеялся, что не встретится со своими клиентами в таком состоянии.
Дверь дома, к счастью, была не заперта. Войдя, Виктор услышал громкие крики, доносившиеся со второго этажа. Перескакивая через ступени, он побежал в гостиную. Еще не перешагнув порог, он нос к носу столкнулся с отцом. В другом углу стоял Максим. Он был так же неряшливо одет, как и сам Виктор, лицо его выражало растерянность и недоумение, руки глубоко засунуты в карманы джинсов. Нильс стоял у окна – бледный, словно выжатый до капли.
– Что это за история,– набросился на Виктора Марсьяль.
Сильной рукой он схватил сына за ворот рубашки.
– Это правда, то, что он говорит? Это правда? Рассказывай сейчас же все с самого начала!
Гнев придавал ему недюжинную силу, и Виктор поперхнулся, наполовину удушенный.
– Слушаю тебя! – прорычал Марсьяль, отпуская его.
Виктор без сил прислонился к стене.
– Папа, успокойся...– сказал он.
– Я тебя спрашиваю, правда ли это. И ничего больше!
– Я ничего не придумал! – закричал Нильс.
Его голос взлетел в верхние регистры, обретая истерические нотки. Марсьяль посмотрел на него, потом повернулся к Виктору и шагнул на него.
– Ты нашел в Роке документы, касающиеся матери?
– Да...
– И не счел нужным отдать их мне?
Отец взялся за Виктора, потому что это именно он перекупил поместье и именно он нашел блокнот. Не будь отъезда Лоры, развода и продажи Рока – ничего бы не произошло, блокнот продолжал бы лежать на полке в шкафу. Но, может, все началось с Нильса, который, обольстив Лору, все это развязал?
– Говори же! – взревел Марсьяль.
Он схватил Виктора за плечи и грубо встряхнул.
– Что ты прочел? Что она убила Анеке?
В устах отца иностранное имя звучало с каким-то особенным акцентом. Лицо Нильса перекосилось от боли, и он начал кричать.
– Она толкнула ее вот так! Передо мной! – Он резко выбросил руки, сжав пальцами пустоту.– Я ее вижу! В руке у нее остался платок!
По его одержимому взгляду Виктор понял, что он вновь переживает эту сцену.
– Убегая, она задела за край манежа,– продолжал Нильс. Мой клоун упал на другую сторону, на ковер... Я просовывал руки через прутья, но не мог его достать. Я пытался... я... Я правда пытался...
В его глазах застыли слезы, и Виктор опустил глаза, не в состоянии выносить эту сцену. Вдруг из кухни донесся звон разбитого стакана. Отец с искаженным лицом пытался обрести дыхание. Максим не двигался.
– А ты... ты привел меня к этому чудовищу!
Нильса трясло, он был на грани нервного срыва.
– К этой шлюхе!
От этого слова Марсьяль вздрогнул и пробормотал:
– Она тебе ничего...
Но не смог закончить фразу. Хотел ли он сказать «Ничего не сделала?»
– Ты думал, она меня любила? – взвился Нильс – Она всегда всех обманывала, и тебя первого! А сейчас она ничем не рискует, она никогда не заплатит!
Виктор увидел, что отец хотел направиться к кухне, но передумал. Он повернулся к дрожащему от ярости Нильсу. Он посмотрел на него с бесконечной грустью.
– Перестань,– сказал он совсем тихо, подошел к нему, обнял за плечи и притянул к себе.
Возможно, он хотел таким образом попросить прощение, но лишь повторил бесцветным голосом:
– Перестань.
В наступившей тишине Виктор ощущал себя как после битвы, на руинах. Он оперся о стену и прикрыл на секунду глаза. Однако Марсьяль еще не закончил разбираться с ними.
– Виктор,– сказал он гневно,– ты в самом деле уничтожил все?
– Мы это сделали вдвоем,– вмешался Максим, пытаясь придать голосу спокойствие.
– Зачем?
– Чтобы тебя... оградить. И ее тоже.
– Вы два жалких безмозглых идиота! – выругался Марсьяль.– По какому праву вы отнимаете у меня правду?
– Теперь ты ее знаешь.
– Но не благодаря вам!
Нильс замер, словно парализованный. Марсьяль, оставив Виктора, обратился к Максиму.
– И вы бы смогли прийти сюда, с невинным видом сесть за стол и спокойно смотреть мне в глаза? Улыбаться этой гадюке?
– Папа...
– А Нильсу вы предложили молчать, так что ли? Вернее, приговорили его молчать! Приговор подписан и обжалованию не подлежит!
Он резко обернулся к Виктору.
– В ту же самую секунду, когда ты обнаружил этот подлый документ, ты должен был сообщить мне! Чтобы я не растрачивал попусту то недолгое время, что мне осталось жить! Но ты, разумеется, считал, что я слишком стар, чтобы знать. Точно, как эти самодовольные докторишки, которые никогда не говорят правду своим больным! Ты боялся увидеть меня разгневанным? Ну, так будешь смотреть на это из первого ряда ложи, я тебе сейчас покажу...
В три прыжка он преодолел комнату и попытался оттеснить Максима, закрывающего вход в кухню.
– Отойди!
– Нет, не могу. Пожалуйста...
Виктор вышел из оцепенения и подбежал на помощь брату. В кухне мать, без всякого сомнения, слышала все и, вероятно, похолодела от ужаса при мысли о том, что окажется лицом к лицу с мужем. Его охватил приступ жалости, смешанной с болью. Он понимал, что она переживала.
– Папа,– только и вымолвил он, положив руку на плечо Марсьяля.
Тот резко обернулся:
– Не встревай! Не вмешивайся больше ни во что, ты понял?
Виктор обошел отца и встал рядом с братом.
О рукоприкладстве и подумать было невозможно, но дать ему пройти – значит сделать еще хуже. Нильс поставил всех в безвыходное положение, тем не менее, Виктор даже не обижался на него, он только пытался предотвратить худшее.
– Но я-то что вам сделал?
Голос отца вдруг задрожал, и он отошел к окну. Плечи и спина его ссутулились. Нильс из другого конца комнаты поочередно смотрел то на братьев, то на отца. Когда его блеклые глаза уперлись в Виктора, он собрался что-то сказать, но спохватился. Затем он неслышно вышел из гостиной – так что Марсьяль, по-прежнему стоящий к ним спиной, вероятно, его не услышал. После долгой паузы он пробормотал:
– Даже не знаю, куда идти.
– Поедем в Рок, папа,– предложил Виктор.– Я тебя отвезу.
Максим поддержал его легким кивком головы. На настоящий момент это было единственное возможное решение.
– Я займусь ею, Вик,– шепнул он.– Поезжайте...
Виктор был признателен ему за такую смелость. Успокоить мать, не имея возможности утешить ее, это было самое трудное из того, что оставалось сделать.
Наутро Марсьяль проснулся с чудовищной головной болью. Сон его был настолько глубок, что поначалу он с трудом узнал окружающую обстановку, но вскоре память вернулась, и он сел в кровати.
Как давно он не спал в Роке... Перед окном его спальни шелестела листвой та же береза, только она стала выше и гуще, чем была прежде. Тридцать пять лет назад, когда он решил покинуть Бланш, он был совсем еще молодым человеком. Он думал, что сумеет изменить свою жизнь. Но нет... Его судьба оказалась связана с этими стенами, и он опять приехал сюда.
– Это в последний раз...– пробормотал Марсьяль.– Я больше не хочу видеть ни тот дом... Ни Бланш. Никогда!
Он сбросил простыни и надел халат, оставленный Виктором в ногах, затем открыл дверь на галерею и зычно крикнул:
– Виктор! Ты здесь?
Что за нелепая идея предложить сыну жить одному! Дом казался огромным, гораздо большим, чем был в его воспоминаниях.
Не получив ответа, он зашел в ванную, где нашел пакет из супермаркета с зубной щеткой, пастой, бритвой и пеной для бритья. Виктор, вероятно, ходил за покупками к самому открытию магазина. Он позаботился и о том, чтобы положить на табурет одну из своих рубашек, нижнее белье и банное полотенце. Марсьяль взволнованно расправил рубашку, думая о том, кто же ее гладил. В самом деле, кто ухаживает за Виктором с тех пор, как он поселился в Роке? Домработница? Подружка?
«А ты? Кто теперь тобой будет заниматься?» – спросил он себя, недовольно рассматривая свое отражение в зеркале.
Найдутся ли у него силы заниматься собой в шестьдесят четыре года? И что еще хуже, сумеет ли вынести одиночество?
Марсьяль умылся, оделся и спустился в кухню, чтобы сварить кофе. Здесь, в самом начале семейной жизни, он иногда наблюдал, как Бланш моет овощи, или вымешивает тесто. Она хотела знать все о его пристрастиях, имея в виду одну-единственную цель: угодить мужу, понравиться ему. Каждый раз, когда Бланш надевала новое платье, она со страхом ждала его одобрения, но – увы! – бедняга не обладала ни обольстительностью, ни шармом. Любил ли он ее вообще? После рождения Виктора их объятия стали редкими. Марсьяль надеялся, что двух мальчишек хватит ей с лихвой, и стал посматривать на других женщин. До тех пор пока он не встретил Анеке, он думал, что верность – это не для него, а все потому, что он не знал настоящей любви. Он до такой степени был слеп, что не заметил разрушительную страсть, которую испытывала к нему Бланш. Чувство столь сильное, что сделало из нее убийцу.
– Боже мой, я ведь не стоил этого...
Анеке погибла из-за него – и он с ужасом сделал это открытие. А потом Бланш заполучила его назад, как и предвидела, потому, что у него хватило подлости вернуться к жене. Тридцать лет лжи, прошедшие со дня преступления,– таково было суровое наказание за его адюльтер... Тем не менее, а если бы он ее не покинул...
– Как чувствуешь себя, папа?
С секатором в руке Виктор замешкался на пороге кухни, боясь показаться нескромным.
– Не очень хорошо, но это пройдет. Хочешь кофе? Я сделал тебе... Ты не работаешь сегодня? А, нет, это же понедельник... Спасибо за рубашку и все остальное. Ты заботливый мальчик, Виктор, я не должен был так набрасываться на тебя вчера.
– Не беспокойся.
– Если я не буду беспокоиться, то в самом деле стану непоследовательным!
Он наклонился погладить Лео, который залез под стол. Как приятно было коснуться мягкой шерсти. Бланш никогда не хотела ни кошку, ни собаку – ничего, что могло бы помешать порядку в доме.
– Окажи мне услугу, Вик. Собери пару чемоданов с моими вещами. Не знаю, сколько времени придется надоедать тебе, может несколько недель.
– Ты у себя дома.
– Бесполезно говорить тебе, что я не хочу видеться с твоей матерью.
– Ну, ты ведь знаешь, время лечит...
– Я не хочу видеть ее никогда,– твердо сказал Марсьяль.– Ни под каким предлогом. Это ясно?
По крайней мере, он принял это решение... Бланш для него больше не существовала.
– Я думаю выставить на продажу дом на Президьяль,– продолжил Марсьяль.– А она пусть идет куда хочет, мне плевать.
– Папа!
– Что?
– Ты не можешь вышвырнуть маму на улицу, оставив ее без ничего.
– Это не так, нет. Я приму меры. Когда я имел глупость жениться, за Бланш было хорошее приданое. Я верну ей равную сумму. Что же касается остального... Она жила за мой счет около сорока лет, при этом она родила мне двух сыновей и воспитала еще одного. Строго говоря, с финансовой точки зрения мы квиты.
Виктор казался подавленным, удрученным, но Марсьяль продолжал невозмутимо говорить, его ровный голос никак не отражал состояние духа.
– Это твоя мать, и ты обязан оказывать ей уважение, что бы она ни сделала,– добавил он,– также я не прошу тебя о поддержке и не спрашиваю твоего мнения. Рассказывай ей что хочешь, мне все равно. Но пусть она больше никогда не попадается на моем пути, так будет лучше для всех.
– Ты не собираешься... разводиться?
– Разумеется, собираюсь! Сама мысль, что она может получить что-то после моей смерти, все во мне переворачивает.
Он протянул руку за кофейником, и рубашка треснула по шву. Марсьяль в первый раз улыбнулся.
– О Вик, я крупнее тебя.
Голубые глаза сына были точным повторением его собственных. Виктор, сидящий напротив, был такой же обаятельный, каким, должно быть, в молодости был и он сам. Но в нем было что-то чувствительное, что-то чрезвычайно доброе, чего в самом Марсьяле не было со дня смерти Анеке.
– Ну, не расстраивайся, это еще не конец света! Я найду дом или квартиру, а твой братец поможет мне в этом: сделки с недвижимостью в его компетенции.
– Да, конечно,– пробурчал Виктор.
Видеть родителей, расстающихся подобным образом,– казалось, что перед ним это поставило большую проблему.
– Ты думал, что я смогу просто так предать забвению и простить?
– Нет, я знал, что ты будешь бушевать.
– Я еще старался держать себя в руках, чтобы не сцепиться с тобой. Ты сам знаешь...
Он снова впился глазами в глаза сына. Виктор, не выдержав, со вздохом опустил голову.
– Поеду в Сарлат, привезу твои вещи. У тебя есть какие-то особые пожелания?
– Мои чековые книжки, еженедельник и всю коллекцию оружия. Не оставляй там ничего!
Виктор выпил остывший кофе и вышел из кухни, забыв секатор на столе. Не считая первых дней после отъезда Лоры, он не помнил, чтобы ему было так паршиво. Год назад он был счастливым мужем и отцом, жил на ультрасовременной вилле и всегда чувствовал поддержку семьи. Теперь же он был обманут, покинут, разлучен с сыном и живет один в огромном доме, который оказался не только бездонной пропастью в финансовом отношении, но и ящиком Пандоры, откуда вылетела ужасная тайна, разрушившая все на своем пути. Будет ли у него когда-нибудь нормальная жизнь?
Он неспешно ехал в сторону Сарлата, когда вдруг узнал машину Виржини на встречной полосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33