https://wodolei.ru/catalog/unitazy/cvetnie/krasnye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

— Расскажите мне об этом отвратительном маленьком французе, — неожиданно сказала Фелиция, сделавшись вдруг такой серьезной, что я был поражен глубокой сосредоточенностью ее прекрасного лица, сохранившего тем не менее живость и непередаваемую прелесть. — Я допускаю, что он может не быть таким плохим, как то впечатление, какое он произвел на меня, иначе он не мог бы находиться в вашем обществе, и мой дядя не пригласил бы его к себе в дом в этот вечер. Но все же, кто он?Я рассказал ей то немногое, что знал сам, добавив, что она не должна строго судить француза за его манеры, столь отличные от тех, к коим привыкли мы, американцы, и которым он еще не успел обучиться.— О да, — пожала она плечами, — конечно. Но в нем есть что-то ужасное. Быть может, это его длинные зубы: они так не соответствуют его короткому толстому телу. А как он раскраснелся и каким свирепым стал его взгляд, когда вы, садясь в экипаж, повернулись к нему спиной, и он понял, что вы не намерены представить его мне! Я была бы с ним настороже, кузен Роберт. Он почувствовал себя глубоко оскорбленным, а я уверена, что он умеет быть опасным, — добавила Фелиция серьезно.— Вероятно, ваша служанка разделяет ваши опасения, — сказал я, — Либо это так, либо мосье де Сен-Лауп поразил ее воображение.— А, Уэшти! Это бедное создание провело свои девические годы на Гаити, ухаживая за матерью, высеченной почти до смерти. Она в принципе ненавидит всех французов. Но вот что я намерена сказать вам об этом человеке, кузен Роберт. Никто и никогда не производил на меня столь странное и неприятное впечатление, и еще — он был глубоко оскорблен.— Я только имел в виду преподать ему урок американских манер, — весело произнес я и открыл дверцу кареты, так как экипаж остановился перед домом нашего дядюшки, а сам дядя Баркли, возвратившись после трудового дня домой, как раз поднимался по пологим ступеням из чистого белого камня к парадной двери дома, окруженного железной оградой, к которому вела от самых ворот вымощенная кирпичом дорожка. Пока он не видел нас, я успел одним быстрым взглядом уловить то впечатление усталости, которое производили его склоненная на грудь голова и опущенные плечи. Но как только он услышал скрип колес нашего остановившегося экипажа, он тут же распрямил свои плечи и, полный достоинства, сошел к нам навстречу. Я заметил, как Фелиция бросила быстрый и испуганный взгляд на его шикорополое пальто и парик, которые он продолжал носить, невзирая на моду, изменившую фасоны, после того как услышал, что в этой одежде он похож на президента Вашингтона. Дядя приветствовал ее одной из своих тщательно составленных фраз и по-отечески заключил в объятия, затем повернулся, чтобы поздороваться с ее слугами и рекомендовать их под начало Барри, своего верного дворецкого и камердинера, который в этот момент торопливо спускался по ступенькам, чтобы заняться размещением багажа. Фелиция быстро почувствовала искреннюю сердечность и природную доброту дяди, скрываемые под его внешней напыщенностью.Девушка была забавна и непосредственна, а отнюдь не холодна и высокомерна, как повела бы себя на ее месте почти любая другая девушка; и она, с радостью согласившись принять на себя обязанности хозяйки дома, церемонно предложенные дядей, как во время ужина, так и впоследствии, показала, насколько органично подошла к укладу и традициям дома, и если выразить впечатление одной фразой, можно было бы сказать: более точное соответствие просто невозможно.Дядя не послал обещанного на этот вечер приглашения мосье де Сен-Лаупу, но, любуясь милым лицом Фелиции и красивыми молодыми плечами, нежно белеющими в лучах серебряных подсвечников, стоящих вдоль обеденного стола из темного красного дерева, отправил ему записку с извинением; и я не знаю, что было приятнее наблюдать: его сдержанное восхищение вновь воцарившимся за его столом вдовца женским великолепием, или непринужденные дружелюбие и деликатность, с которыми молодая девушка в тот самый момент, когда он так хотел этого, приняла на себя каждую из своих новых обязанностей.После ужина, среди немного старомодного изящества затемненной гостиной, отпертой и приготовленной для приема только за неделю до приезда Фелиции, девушка, заняв место у камина и укрепив полотно на снятые с дальней полки пяльцы, принялась смешить дядю своими рассказами о приключениях, случившихся с ней в пути. Спустя некоторое время он передал Фелиции ключ от клавесина, много лет бывшего только великолепным черно-красным, инкрустированным золотом саркофагом, безмолвно хранившим в себе музыку, и мягкая добрая улыбка светилась на его красивом лице, пока она, перебирая старые струны, извлекала из них аккомпанемент к печальным мелодиям Юга.В половине десятого в столовую вошел Барри и поставил перед Фелицией поднос с графином рома, кувшином воды, сахаром и лимонами. Девушка сказала, что дома всегда ее приятной обязанностью было приготовление пунша для папы, но сегодня вечером мы должны дать ей подробные указания на этот счет, так как она никогда не видела двух джентльменов, имевших одинаковые вкусы. Она похвалила Барри за превосходный подогрев воды и с улыбкой отпустила его.Мне приятно вспоминать эти маленькие подробности, составившие счастье первого вечера. Оно закончилось сразу же, почти в тот же момент, и никогда не возвращалось ни к одному из нас троих в течение многих недель. Фелиция встала с запотевшим дядиным стаканом пунша в руке.— Нет-нет, — сказала она мне, — я сама передам его дядюшке. — Несколько шагов отделяли ее от кресла дяди, когда из груди девушки вдруг вырвался сдавленный крик, погребенный во взлетевших к губам ладонях; на мелкие осколки разлетелся упавший на вощеные доски пола стакан; она покачнулась и ее расширенные от необъятного ужаса глаза замерли на одном из высоких французских окон в конце комнаты.Дядя успел подхватить девушку на руки, а я бросился к окну. По чьей-то оплошности тяжелые красные полотняные занавеси не были задернуты до конца, но мой встревоженный взгляд уловил на оконных стеклах всего лишь яркое калейдоскопическое отражение внутреннего убранства комнаты. Я с силой рванул вверх оконную раму, выскользнул в небольшой садик, окруженный высокими стенами и быстро и внимательно осмотрел его, но не смог понять, что же так напугало Фелицию. Когда я вернулся в комнату, девушка уже настолько пришла в себя, что смогла объяснить случившееся с ней.— Мне очень неловко, дядя Баркли, — услышал я ее голос. — Вы можете считать меня сумасшедшей, но через окно я увидела огромного волка, заглядывавшего в комнату. Выпускаете ли вы ночью в сад чудовищно большую сторожевую собаку, или я должна прийти к заключению, что поездка утомила меня значительно сильнее, чем я могла предполагать?— Я не держу собак, и ни одна из них не смогла бы преодолеть стены, окружающие мой сад, — озадаченно произнес дядя, обводя глазами комнату и как бы ища ответа на эту загадку. И вдруг он засмеялся, направился к окну и легким ударом ноги коснулся головы медведя с изумленно выпученными глазами, чья блестящая черная шкура меховым ковром расстилалась посреди комнаты.— С того места, где вы стояли, вы должны были увидеть на оконном стекле ее увеличенное отражение, и, несомненно, ваше утомленное воображение дорисовало картину. Давайте еще раз продемонстрируем это видение. Портьеры, Роберт. Отдерните их снова.— Нет-нет! — закричала девушка. — Вы, конечно, правы. Кузен Роберт был бы разорван на куски, если бы то, что я видела за окном, оказалось там на самом деле. Но я не хотела бы еще раз увидеть эти глаза. Свирепые, они, казалось, смотрели прямо на меня.Ее волнение было таким неподдельным, что дядя не стал настаивать на своем предложении; и действительно, любое иное объяснение увиденного девушкой казалось просто невозможным. С той страшной зимы Освободительной войны, когда индейцы угрожали своими набегами фортам первых поселенцев, стоявшим в безлюдных местностях, подобных нашей, ни один человек в радиусе 20 миль от Нью-Дортрехта даже не слышал о волках. Мистер Сэквил держал большого английского дога, но никогда не выпускал его из дома одного. Кроме того, как сказал мой дядя, стены сада, утыканные по гребню стеклом, являлись непреодолимым препятствием для любого животного. Итак, мы выпили наш пунш; Фелиция пожелала нам спокойной ночи; я ушел домой, в старый отцовский дом у реки, и мои мысли были заняты кузиной и всем тем, что могло бы дать какое-то иное истолкование приключившегося с ней случая. Меня немного удивило, почему все собаки нашего городка захлебываются в неистовом лае. Возможно, влажный ветерок донес до них запах какой-то лисицы, рыскающей в поисках добычи среди отдаленных ферм, думал я.Но только до наступления следующего утра, когда я был разбужен новостью, принесенной работником с фермы, который на рассвете, укорачивая свой путь, проходил через сад старого Пита и нашел его мертвым на пороге собственного дома с разорванным в кровавые клочья горлом. Следы зверя, сотворившего этот кошмар, оставленные им в пыли доброй половины улиц нашего городка, говорили о том, что это был волк чудовищных размеров. Животное рыскало почти не правдоподобно далеко от тех диких урочищ, где оно только и могло найти некоторую свободу своего существования. Но все эти следы говорили о невозможности какого-то иного объяснения случившейся трагедии. Не удивительно, что собаки нашего городка были так возбуждены! Но это еще не доказывало, что волк мог перепрыгнуть через стены, окружающие дядин сад, не задев их… Глава 3ВОЛК! ВОЛК! Эту страшную весть о старом Армидже я узнал позднее других жителей городка. Но солнце еще не успело перевалить через сосновую рощицу, как я уже был у порога дома старого Пита; в полумраке сумрачного сада на спутанных стеблях увядших цветов все еще искрились печальной чистотой капли утренней росы. Давний пролом в задней стене сада, соблазнивший работника, который первым увидел тело, сократить свой путь на ферму, его зазубренные края и скатившиеся на землю камни наводили на гнетущую мысль о недавнем насилии, как если бы оно было делом рук грубого и жестокого мародера. И что-то ужасное, вызывающее суеверный страх было в этой сцене, на которой небольшие группы невежественных мужланов, возбужденно переговаривавшихся между собой низкими хриплыми голосами, пялили вытаращенные глаза на огромные волчьи следы, хорошо отпечатавшиеся на мягкой земле тропинок, и в большинстве своем отводившие глаза от темно-красных пятен, густо замаравших каменные ступени крыльца, поднимавшиеся к двери на кухню.Тело было внесено в дом, где его осматривали судебный следователь и сам шериф; и прежде чем я воскресил в памяти нашу последнюю встречу со стариком, случившуюся за день до его гибели, Джек Данкад, констебль, назначенный охранять следы преступления от любопытства досужих зевак, попросил меня войти в жилище и рассказать о том, что мне было известно. Если сад был запущен, то кухня была еще более мрачной и угрюмой, и холодный свет, проникающий внутрь из единственного окна, высвечивал грубые, неотесанные доски грязного пола и стены с потрескавшейся, подправленной кое-где на скорую руку штукатуркой, покрытой коричневыми и зелеными пятнами сырости и плесени. Застоявшийся воздух был густо пропитан запахом несвежего постельного белья. И когда я увидел недавнего владельца этого жалкого дома, чье окостеневшее тело лежало сейчас на потемневшем от старости кухонном столе, сколоченном из сосновых досок, увидел его худые, угловатые ноги, торчащие из-под короткой, запятнанной кровью ночной рубашки, когда заметил его чашку и тарелку с лежащими на ней ножом и вилкой, приготовленными им на утро за несколько часов до своей ужасной смерти, внезапные жалость и сострадание нахлынули на меня. Он выглядел таким маленьким и хрупким, таким неспособным нанести ближнему малейшую обиду; и такой жалкой глупостью казались сейчас все годы его строгого самоограничения, принесшие ему лишь накопление богатства, которыми он уже никогда не воспользуется, и всеобщий ужас, в котором не было места ни сожалению, ни печали, и его гибель, вынуждая полицейских заниматься ее обстоятельствами, заставила шерифа лишь кипеть от злости, а для маленького доктора Ван Рейна обещала стать случаем необычайной важности.К своему удивлению, я нашел преподобного мистера Сэквила рядом с двумя полицейскими офицерами. Но из его ответов на вопросы, которые они ему задавали, я вскоре понял причину его присутствия здесь. Поднявшись по привычке рано утром, пастор, как обычно, направился к калитке своего сада, чтобы пригласить своего дога составить ему компанию за завтраком. Он нашел великолепное животное мертвым, убитым единственным чудовищным укусом, переломившим собачий хребет у основания черепа. В течение ночи пастор не слышал необычных звуков, разве что его дог лаял время от времени — но все собаки в городе делали, кажется, то же самое. Схватки не было, только бесшумный прыжок сзади. Единственная рана и следы на рыхлой земле доказывали это.Все это время, можете быть уверены, я не забывал об испуге Фелиции в дядиной гостиной. Не было ли наше объяснение случившегося ошибочным? Не смог ли этот огромный зверь перепрыгнуть через стены сада? Но если смог, то почему эта свирепая тварь пронеслась мимо моего явно открытого окна? Я не упомянул, однако, об обстоятельствах моего допроса. Ван Рейн излишне докучал мне своим присутствием, и я решил, что не предоставлю ему ни одного шанса продемонстрировать свою власть, изводя мою милую кузину своими глупыми вопросами. Полицейский напомнил мне некий персонаж аттракциона с нанесенным на лицо мертвенно-бледным гримом, когда поднял замызганный прямоугольник кухонного полотенца, закрывавший лицо и грудь старого Пита, и предложил мне опознать убитого, так как я был одним из тех, кто видел несчастного и разговаривал с ним за день до его смерти. Если бы возможно было допущение, что все, что угодно, но только не челюсти ужасного зверя нанесли эту рваную рану, то вопросы полицейского и его метод ведения допроса наводили на мысль, что виновным в совершении чудовищного убийства он считает меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29


А-П

П-Я