Когда шторма у мыса Горн захватили, в одной, так сказать, связке от них отбивались.Уже отведаны были за столом и пельмени со сметаной, и подкопченный байкальский омуль, и подсахаренная брусника, и выпито в честь встречи не по одной рюмке крепкого винца, а Матвей Иванович Кутыгин все не мог наговориться с гостями, жадно расспрашивал и о Бразилии, и о посещении Сандвичевых островов, русских поселениях в Америке, и о других местах, где побывали эти счастливчики вместе с его братом.Гости понимали его состояние и терпеливо отвечали на все вопросы. С таким же интересом атаковали их друзья и родственники после возвращения из кругосветного вояжа.— Да как же вам не позавидовать! — с доброй улыбкой резюмировал Матвей Кутыгин. — Теперь опять путь держите в неведомые края, к белым медведям. А у нас, стало быть, жизненный расклад иной. Шестой уж годик пошел, как здесь, на Байкале, флотскую лямку тяну.Прокопия Козьмина с дороги все ж сморило, и полнотелая супруга Матвея Ивановича, коренная, как он упомянул, сибирячка из купеческого рода, прошла проводить штурмана в отведенную ему комнату. А лейтенант Врангель тем временем решил, что пора и ему кое о чем порасспросить хозяина.— По дороге сюда, — начал он, — проезжая через Тобольск и Томск, немало мы наслышались о новом генерал-губернаторе Михаиле Михайловиче Сперанском Сперанский, Михаил Михайлович (1772—1839) — русский государственный деятель, граф, статс-секретарь Александра I, автор ряда законопроектов, вызвавших недовольство консервативного дворянства. В 1812 г. был сослан в Нижний Новгород, затем в Пермь. В 1819 г. назначен генерал-губернатором Сибири.

. Некоторые жаловались: мол, не слишком ли круто взял? Обижает, дескать, именитых людей. Неужто и иркутяне действия его не поддерживают?— Кто ж вам такое наговорил? — с неудовольствием отреагировал Кутыгин. — Не те ли лихоимцы, кому Сперанский по рукам дал? Да ежели хотите знать, — горячо продолжал он, раскрасневшись от выпитого вина и остроты затронутой темы, — здесь давно надо было порядок навести. Бывший наш губернатор, Трескин Николай Иванович, так всех лиц купеческого звания в кулак зажал, что они без подношений и дела никакого начать не смели. Даже ручку свою облобызать лишь купцов первой гильдии допускал. При Сперанском-то общество местное повеселело: ввел в обычай балы устраивать в здании биржи. А при Трескине — тишь и страх, не до балов. Лишь свои да женины именины праздновал, и в такие дни только самые близкие люди были к нему вхожи: здешний исправник Волошин, нижнеудинский Лоскутов да еще Геденштром Геденштром, Матвей Матвеевич (1780—1845) — русский исследователь севера Сибири. В 1808—1810 гг. возглавлял экспедицию по съемке Новосибирских островов, описал берег между устьями рек Яны и Колымы.

из Верхнеудинска. О Геденштроме рассказывают, что он опаздывал как-то на праздник к Трескину и, чтоб перед ним не осрамиться, триста пятьдесят верст из Верхнеудинска за восемнадцать часов проскакал, нескольких лошадей загнал. Вот с ними-то первыми, отстранив от должности Трескина, Михаил Михайлович и начал разбираться. Приезжает в Нижнеудинск, во владения Лоскутова, — тот спокойно держится: думает, жаловаться начальству не посмеют, запуганы. Но на всякий случай накануне велел во всем уезде собрать по домам перья, чернила и бумагу и запереть под замок в волостных правлениях, ан нет, кое-что уцелело. Народ генерал-губернатора у реки Кан встречал — с хлебом и солью. И вдруг из толпы вылезли бочком два старика, бац на колени и так, на карачках, ползут к Сперанскому и жалобы свои на головах держат. Сперанский велит секретарю своему жалобы взять и тут же вслух прочесть, а старикам встать, не унижаться. Лоскутов же подле Сперанского стоит и кривится от ярости. Михаил Михайлович человек светский, выдержанный. Выслушал жалобы и в сторону Лоскутова кивает: «Арестовать и следствие учинить!» Старики аж до смерти при его словах напугались, опять на колени бухнулись, за полу генерал-губернатора хватают: «Ты что ж это, батюшка, баешь! Аль не видишь, что это сам Лоскутов! Как бы тебе греха от него не было!» Когда дом Лоскутова описывали, одними ассигнациями полмиллиона нашли. А потом и Геденштрома очередь наступила. В феврале, кажется, отстранен он был от должности и вызван для проведения следствия сюда, в Иркутск, без права выезда за пределы губернии...— Тот самый Геденштром, кто лет десять назад Новую Сибирь и побережье Ледовитого моря исследовал?— Кажется, он и есть. Матвей Матвеевич человек здесь известный, ученый. С ним, сказывают, даже ближайший сотрудник Сперанского, Батеньков, дружбу водит.Несколько оправившись от неожиданных для него новостей о Геденштроме, Врангель рассеянно сказал:— Мне надо завтра же представиться Сперанскому, поговорить относительно подготовки экспедиции. В Петербурге решено, что здесь, в Сибири, именно Сперанский будет руководить нами и оказывать необходимую помощь.— Встретитесь, — подхватил Кутыгин. — Михаил Михайлович занимает дом товарища откупщика Ивана Ефимовича Кузнецова. Его, Кузнецова, «королем» звали — за красоту, богатство, лихость во всех делах. Недаром сердце покойной жены Трескина, Агнессы Федоровны, завоевал. Из-за него, говорят, она и погибла, когда вместе они с прогулки на Байкал возвращались, а лошади вдруг взбесились и понесли...Матвей Иванович Кутыгин, судя по его рассказам, в местные дела был посвящен до самых тонкостей, но не все представляло для гостя равный интерес. Он встал из-за стола:— Спасибо, Матвей Иванович, за приют и угощение. Пора, пожалуй, и мне почивать.Но мысли о Геденштроме не отпускали. Еще в Петербурге, готовясь к отъезду, Врангель изучал вместе с начальником другого отряда экспедиции Петром Анжу Анжу, Петр Федорович (1796—1869) — исследователь Арктики, описал берег и острова между реками Оленек и Индигирка и составил карту Новосибирских островов. В 1827 г. участвовал в Наваринском сражении. Адмирал.

затребованный в столицу журнал десятилетней давности путешествия Геденштрома, ждал личной встречи с ним в Сибири, надеясь на его советы. Как-то он настроен сейчас, находясь под следствием, и состоится ли встреча?
На пути к Иркутску, трясясь на ухабистых сибирских дорогах, лейтенант Врангель имел полную возможность поразмышлять о том, как счастливо складывается его судьба, не без помощи, конечно, определивших ее направление двух знаменитых мореплавателей — Ивана Федоровича Крузенштерна и Василия Михайловича Головнина.Рассказы Крузенштерна о совершенном совместно с Лисянским первом в России кругосветном плавании Фердинанд слышал еще подростком, когда бывалый моряк на правах близкого знакомого навещал в Эстляндии дом родственников, приютивших мальчика после смерти родителей. Зародившаяся с тех пор мечта о дальних странствиях привела Фердинанда в стены Морского кадетского корпуса. Спартанская жизнь кадетов, суровая дисциплина лишь обострили желание преодолеть все трудности и добиться своего. По успеваемости он признан первым среди выпускников. Но разве это дает какие-то привилегии? И вот, с гордостью нацепив мичманские погоны, Фердинанд вместе с другом Петром Анжу отправляется служить на Балтику, в девятнадцатый флотский экипаж. Увы, однообразные плавания на фрегате «Автроил» в Финском заливе слишком далеки от воплощения чаяний о дальних странствиях, а пропитывающий ревельский порт запах рыбы даже самое пылкое воображение не способно преобразить в аромат мангровых рощ тихоокеанских островов. И так день за днем, из года в год? Иной раз им овладевало отчаяние при мысли, что светлые планы вязнут в трясине рутинной службы.Но вот, прослышав от сослуживца о готовящейся новой кругосветной экспедиции под начальством Головнина, он решился на дерзкий, почти безумный шаг — так азартный игрок в надежде на выигрыш бросает на ломберный стол последние деньги. Под предлогом болезни Фердинанд покидает фрегат, уходящий на зимовку в Свеаборг, и ближайшим каботажным судном плывет в Петербург для личной встречи с Головниным. Рассказывая впоследствии об этом судьбоносном свидании другу Анжу, Фердинанд не мог вспомнить всех деталей разговора. Он был словно в лихорадке, говорил Головнину о своей мечте, пробужденной рассказами Крузенштерна, о том, с какой жадностью постигал морскую науку, как закалял себя для дальних походов и что, ежели нет возможности отправиться в плавание в офицерской должности, готов служить под его началом даже рядовым матросом. И сумел все же растопить сердце сурового моряка. Головнин, предупредив, что легкой жизни на борту вверенного ему корабля не будет, пообещал включить завоевавшего его симпатию мичмана Врангеля в экипаж шлюпа «Камчатка».Это плавание сполна оправдало самые смелые ожидания Фердинанда, да и требовательный до педантичности капитан Головнин не имел повода когда-либо раскаяться, что уступил атаке молодого офицера. Напротив, командир «Камчатки» оценил превосходное знание Врангелем нескольких иностранных языков и потому именно его посылал на берег при посещении заморских портов для предварительных переговоров с местными властями. Командиру пришлась по душе и готовность подопечного разбиться в лепешку, лишь бы достойно выполнить любое трудное и ответственное поручение, как, например, заготовка и доставка в кратчайший срок дров на борт корабля во время стоянки шлюпа в Петропавловской гавани.Не забыл Головнин, как показали дальнейшие события, и подмеченного им в морских переходах увлечения Фердинанда литературой о полярных путешествиях. «Вы, помнится, мечтали об экспедициях в Арктику. Есть такая возможность», — многозначительно заявил Головнин при новой встрече, после окончания плавания, в Петербурге, в здании Адмиралтейского департамента. Уловив азартный блеск, вспыхнувший в глазах мичмана, посвятил в суть дела. По данным нескольких путешественников, проникших к новооткрытым островам в Ледовитом море, где-то к северу от устьев рек Яны и Колымы лежит неведомая земля — огромный остров либо даже часть вытянутого на запад Американского материка. Настало время найти эту землю и изучить ее, а заодно описать уже открытые острова и северное побережье России между Колымой и Беринговым проливом.С этой целью организуется экспедиция из двух отрядов. Одному из них предстояло исследовать острова Новой Сибири и искать землю, виденную в тех краях мещанином Санниковым. Другому — описывать берег Ледовитого моря к востоку от Колымы и попытаться найти на севере землю, усмотренную в прошлом веке сержантом Андреевым, существование коей подтверждают и прибрежные чукчи.«Не хотите ли, мичман, возглавить один из отрядов?» Вопрос, разумеется, был задан не без лукавства. Кто-кто, а Головнин-то знал, что после кругосветного путешествия в планах Врангеля значилась именно полярная экспедиция. Согласие принять участие в ней он дал сразу. Чтобы не терять понапрасну время до официального утверждения его кандидатуры морским ведомством, Головнин посоветовал отправиться в университетский Дерпт и под руководством тамошних профессоров углубить знания в области минералогии, физики, как и в искусстве определять с помощью астрономии точное географическое положение места. Само собой, путь к Дерпту был избран Врангелем так, чтобы вновь повстречаться с Крузенштерном в его поместии Кильтен.Ставший ему старшим другом и наставником, Иван Федорович, узнав о предложении Головнина, не скрывал своей радости. Крузенштерн посоветовал Фердинанду принять руководство вторым отрядом и описывать береговую линию до Берингова пролива наряду с поисками «Земли Андреева» — с научной точки зрения, он полагал, результаты исследований в этом направлении более важны.
Они беседовали во время прогулки к старинной каменной ветряной мельнице, а когда вернулись в дом Крузенштерна, Иван Федорович ознакомил Фердинанда с рукописью своей статьи об островах, недавно открытых в Ледовитом море, уже напечатанной в английском морском журнале, а ныне подготовленной к публикации в «Сыне отечества». Для Врангеля она представляла особый интерес как краткая хроника путешествий русских в полярные области к северу и востоку от Яны и Колымы.В статье упоминалось имя исследователя Новой Сибири Геденштрома. Хотя сам Крузенштерн сомневался в существовании «Земли Андреева», он счел нужным заметить, что Геденштром верит в нее и даже считает эту землю, как и некоторые именитые ученые, продолжением материка Америки. Прояснить истину, по мнению Крузенштерна, способна лишь новая экспедиция в эти края искусного морского офицера, сопровождаемого естествоиспытателем. Они могли бы уточнить и географические описания новооткрытых островов и побережья моря: астрономические наблюдения Геденшторма были неточны из-за несовершенства имевшихся у него инструментов.«Дерзай, Фердинанд! — напутствовал, провожая Врангеля в Дерпт, Крузенштерн. — Дело тебе предстоит непростое, но захватывающее, крайне важное для науки».Фердинанд же был воодушевлен уже потому, что сверкнувшая на его горизонте Полярная звезда вновь свела его общим интересом с достойнейшими, глубоко чтимыми им людьми. После поездки в Дерпт к ним следовало отнести и молодого астронома, уроженца немецкого городка Альтоны, нашедшего применение своим талантам в России, Вильгельма Струве Струве, Василий (Вильгельм) Яковлевич (1793—1864) — русский астроном и геодезист, академик Петербургской АН (с 1832). Автор ряда фундаментальных трудов по астрономии, почетный член многих иностранных академий.

. Лишь на год старше Фердинанда, Струве, окончив филологический факультет Дерптского университета, вдруг увлекся астрономией и математикой и, удостоившись двадцати лет звания экстраординарного профессора, наряду с регулярными наблюдениями звезд в университетской обсерватории, преподавал студентам естественно-научные дисциплины.Вильгельм не отказал себе в удовольствии немного копнуть знания морского офицера в области теорий и практического изучения звездного неба, остался в целом доволен, спросил, по каким пособиям он штудировал эту науку, и, услышав имя академика Федора Шуберта, оживился и признал, что и сам высоко оценивает его «Теоретическую астрономию».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58