https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/Energy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Чтобы никого не удивляло то, что мистер Уиллет так смело выступил против Эдварда Честера, которого он часто принимал в своей гостинице и который всегда щедро оплачивал его услуги, следует сказать, что к этому, как и к столь необычным для него проявлениям игривой веселости, его побудили соображения весьма дальновидные и практические. Тщательно взвесив в уме относительные достоинства отца и сына, он сделал четкий вывод, что мистер Честер-старший – более выгодный клиент, чем ею сын. А когда он бросил на перевесившую чашку весов еще интересы мистера Хардейла, владельца арендуемого им дома, и свою настойчивую потребность укротить злополучного Джо, и свое предубеждение против любви и брака вообще, – чашка эта сразу опустилась до самой земли, а та, на которой лежал груз незначительный – чувства молодого Честера, – взлетела чуть не под потолок.
Мистер Честер был не такой человек, чтобы хоть сколько-нибудь обманываться насчет истинных побуждений мистера Уиллета, однако он поблагодарил его так горячо, словно Джон был самым бескорыстным подвижником из всех, кто когда-либо украшал собой наш мир, и много раз повторив, что вполне полагается на его опытность и прекрасный вкус и предоставляет ему самому придумать меню обеда, пешком направился в сторону Уоррена.
Он был одет элегантнее обычного, его изящные манеры, результат длительной тренировки, казались естественными и очень его красили, лицу он придал безмятежно-ясное выражение, – словом, все до мелочей было обдумано: видимо, мистеру Честеру сегодня было очень важно произвести выгодное впечатление. Вооруженный таким образом, он отправился туда, где обычно прогуливалась мисс Хардейл. Ему не пришлось идти далеко, – не успел он осмотреться, как увидел шедшую навстречу женщину. Ему достаточно было одного беглого взгляда, пока она проходила по разделявшему их дощатому мостику, чтобы убедиться, что это та, кого он искал. Он поспешил ей навстречу и, сделав несколько шагов, очутился перед ней.
Сняв шляпу, он сошел с дорожки и пропустил девушку. Но, когда она уже прошла мимо, он, словно осененный внезапной догадкой, поспешно шагнул к ней и сказал с живостью:
– Простите… я имею честь говорить с мисс Хардейл?
Мисс Хардейл остановилась, немного смущенная неожиданным обращением к ней незнакомого человека, и ответила:
– Да, это я.
– Я так и подумал, – продолжал мистер Честер, взглядом давая ей понять, как он восхищен ее красотой. – Мисс Хардейл, моя фамилия вам небезызвестна. Более того – я знаю, что вам приятно ее слышать, и горд, но в то же время и опечален этим. Как видите, я уже немолод. Я – отец того, кому вы оказали честь, избрав его среди всех. Не уделите ли вы мне минутку для беседы? Весьма важные и весьма огорчительные для меня причины вынуждают меня просить об этом.
Как неискушенная во лжи, молодая и чистая сердцем девушка могла усомниться в искренности этого джентльмена, если в голосе его слышала слабое эхо другою голоса, так хорошо знакомого и дорогого ей? Она наклонила голову в знак согласия и остановилась на дорожке, опустив глаза.
– Отойдем немного в сторону – вон туда, под деревья. Позвольте предложить вам руку-это рука старого и, поверьте, мисс Хардейл, честного человека.
В ответ на эти слова она подала ему руку, и он подвел ее к ближайшей скамье.
– Вы меня пугаете, сэр, – сказала она тихо, – надеюсь, вы пришли не с дурными вестями?
– Ничего такого, чего вы опасаетесь, – ответил, ми стер Честер, садясь рядом с ней. – Эдвард здоров, с ним все благополучно. Я, разумеется, именно о нем хочу говорить с вами. Но я вовсе не вестник несчастья.
Девушка ничего не сказала и только слегка кивнула головой, словно приглашая его продолжать.
– Я сознаю, что положение мое невыгодно. Поверьте, дорогая мисс Хардейл, я не настолько еще забыл свою молодость и чувства, которые тогда волновали меня, чтобы не понимать, что вы настроены против меня. Вам, конечно, описывали меня, как расчетливого, холодного эгоиста…
– Никогда, сэр, – перебила его мисс Хардейл, уже совсем другим, решительным тоном. – Никогда я не слышала о вас от Эдварда ни одного резкого или непочтительного слова. Вы очень несправедливы к сыну, если считаете его способным на какую бы то ни было низость или коварство.
– Извините, моя дорогая, но ваш дядя…
– И мой дядя тоже не такой человек, – возразила мисс Хардейл, вспыхнув. – Не в его характере исподтишка наносить удары в спину, и не в моем – одобрять подобные вещи.
Говоря это, она встала и хотела уйти, но мистер Честер удержал ее спокойным и вежливым жестом и стал умолять, чтобы она его выслушала, да так горячо и убедительно, что она быстро сдалась и снова села на скамью.
– Ах, Нэд, Нэд! И эту чистую, благородную, бесхитростную душу ты можешь так легкомысленно ранить! – изрек мистер Честер, подняв глаза к небу. Стыдись, стыдись, сын мой!
Девушка быстро повернулась к нему с разгневанным видом, глаза ее засверкали. А в глазах мистера Честера стояли слезы, но он тотчас смахнул их, словно стыдясь своей слабости, и посмотрел на мисс Хардейл с восхищением и состраданием.
– Никогда не думал, что ветреность, свойственная юности, способна так меня возмутить, как возмущает сейчас ветреный поступок сына. До нынешнего дня я не знал настоящей цены женскому сердцу, которое молодые люди так легко побеждают и так же легко разбивают. Клянусь, никогда я не встречал в жизни девушки, подобной вам. Конечно, отвращение к лжи и вероломству заставило бы меня искать этой встречи, хотя бы даже вы были самой ничтожной из женщин. Но если бы я мог вообразить, что вы такая, – у меня, пожалуй, не хватило бы духу встретиться с вами.
Ах, если бы миссис Варден могла увидеть сего добродетельного джентльмена в ту минуту, когда он произносил эти слова с негодованием, обрывающимся, дрожащим голосом. Если бы она могла видеть, как он стоит на солнце с непокрытой головой и с какой энергией расточает свое красноречие!
С гордо-замкнутым выражением лица, но бледная и дрожащая, Эмма молча наблюдала за ним. Она не говорила ни слова, не шевелилась, – и только глядела на него так, словно хотела заглянуть в самую глубину его души.
– Я преодолел в себе те естественные чувства, которые замыкают уста некоторым людям, и мною руководит только долг и любовь к истине. Мисс Хардейл, вы обмануты. Да, вас обманывает ваш недостойный избранник и мой негодный сын.
Она все не говорила ни слова и так же пристально смотрела ему в лицо.
– Я с самого начала был против того, чтобы он добивался вашей любви. Будьте ко мне справедливы, дорогая мисс Хардейл, и не забывайте этого. Мы с вашим дядей когда-то были врагами, и, если бы я жаждал мести, то сейчас мог бы торжествовать. Но с годами мы становимся мудрее и, как мне хочется верить, добрее. Поэтому я противился намерениям Эдварда. Я предвидел, чем это кончится, и пытался, насколько мог, уберечь вас…
– Говорите прямо, сэр, – сказала, наконец, Эмма, запинаясь. – Вы меня обманываете или сами обманываетесь. Я вам не верю… Не могу, не должна верить.
– Прежде всего, – начал мистер Честер мягко, – позвольте вручить вам это письмо, потому что вы, быть может, таите в душе обиду на Эдварда и я не хочу этим воспользоваться. Письмо попало ко мне случайно, по ошибке, а в нем, как мне сказали, объясняется, почему мой сын не ответил на одно из ваших писем. Боже упаси, – добавил он с чувством, – чтобы в вашей душе осталось чувство несправедливого гнева. Вам следует узнать – и вы увидите из письма, что в этом он не виновен.
Так искренне звучали его слова, столько безупречного благородства и прямоты было в поведении мистера Честера, что ему нельзя было не верить – и у Эммы сердце упало. Она отвернулась и заплакала.
– Дорогая моя, – наклонясь над ней, сказал мистер Честер с благоговейной нежностью, – я был бы рад, если бы вместо того, чтобы причинить вам еще больше горя, мог осушить эти слезы и успокоить вас. Мой сын… я не буду обвинять его в умышленном обмане, потому что люди молодые, не раз уже влюблявшиеся и затем изменявшие, обыкновенно поступают так безрассудно, почти не сознавая, какое зло они причиняют. Так вот мой грешный сын хочет нарушить данную вам клятву верности, – да он уже, собственно, ее нарушил. Можно мне ограничиться этим предупреждением, и пусть все идет своим чередом? Или вы хотите, чтобы я продолжал?
– Да, пожалуйста, продолжайте, сэр, – отвечала Эмма. – Скажите мне все, без утайки, вы должны это сделать ради него и ради меня.
– Дорогая, – мистер Честер еще ближе наклонился к ней и заговорил еще ласковее, – как я был бы рад назвать вас своей дочерью, но… видно, не судьба! Эдвард намерен порвать с вами под выдуманным, совершенно неосновательным предлогом. У меня есть тому доказательство: письмо, написанное его рукой. Простите мне то, что я следил за ним, – я его отец, мне дорог ваш покой и его честь, и другого выхода у меня не было. Письмо и сейчас лежит у него на письменном столе, готовое к отправке. В нем он пишет, что наша бедность – моя и его бедность, мисс Хардейл, – не позволяет ему добиваться вашей руки, и потому он решился не связывать вас больше вашим обещанием. Далее он великодушно обещает (как обычно в таких случаях делают все мужчины), что постарается в будущем стать более достойным вашей любви… и так далее. Словом, в письме этом он не только лжет вам – извините за откровенность, но я надеюсь на вашу гордость и чувство собственного достоинства. Отказываясь от вас ради особы, чье равнодушие в свое время уязвило его и толкнуло к вам, он еще разыгрывает из себя жертву собственного благородства и хочет, чтобы вы поставили ему в заслугу его отречение.
Эмма снова посмотрела на него с выражением оскорбленной гордости и, прерывисто дыша, сказала:
– Если все это правда, то напрасно он так старается. Я, конечно, очень ему благодарна за трогательную заботу о моем душевном спокойствии, но, право, он слишком добр, – пусть не стесняется и поступает как хочет.
– В том, что я сказал вам правду, вы убедитесь, когда получите его письмо… А, Хардейл, милый друг, очень рад вас видеть, хотя встреча наша довольно неожиданна и я оказался здесь по весьма печальному поводу. Надеюсь, вы здоровы?
При этих словах молодая девушка подняла глаза, полные слез и увидела, что у скамьи действительно стоит ее дядя. Чувствуя, что это испытание ей больше не под силу и что она не может сейчас ни говорить, ни слушать, она вскочила и пошла к дому, оставив мужчин вдвоем. Они стояли, глядя то друг на друга, то на удалявшуюся Эмму, и долго ни один из них не произносил ни слова.
– Что это значит? Объясните, – сказал наконец мистер Хардейл. – Зачем вы здесь и что вам нужно от нее?
– Дорогой друг, отозвался мистер Честер, устало садясь на скамью и с удивительной быстротой переходя на свой обычный тон, – вы не забыли, надеюсь, нашу недавнюю встречу в той чудесной гостинице, владельцем которой вы являетесь, – прекрасное заведения для людей с деревенскими привычками и железным здоровьем, которым ни страшна никакая простуда? Вы мне сказали, что во всех видах лжи и обмана я опытен и изобретателен, как настоящий дьявол. И я считал – да, я был уверен, что вы мне льстите. Но сейчас я начинаюсь удивляться вашей проницательности и, не хвастая, могу сказать: вы были правы. Приходилось вам когда-нибудь разыгрывать благородное негодование и величайшее чистосердечие? Если нет, то вы понятия не имеете, дорогой мой, как это утомительно!
Мистер Хардейл смерил его взглядом, полным холодного презрения.
– Знаю, вам хотелось бы уклониться от объяснения, – сказал он, скрестив. – Но мне оно необходимо. Я подожду.
– Да нет же, нет, друг мой, вам не придется ждать ни одной минуты, – возразил мистер Честер, небрежно закинув ногу на ногу. – Это проще простого, и объяснить все можно в двух словах. Мой сын написал ей письмо, мальчишеское, благородное и сентиментальное послание, и оно пока еще лежит у него на письменном столе, потому что у него не хватает духу отослать его. Я позволил себе ознакомиться с содержанием этого письма – думаю что отцовская любовь и беспокойство за сына служит достаточным оправданием. И сейчас я пересказал письмо вашей племяннице – ах, Хардейл, какая очаровательная девушка, настоящий ангел! – и, конечно, в соответствующем освещении, выгодном для пашей цели. Теперь дело сделано, и вы можете быть совершенно спокойны. Посредники и пособники устранены, самолюбие вашей племянницы уязвлено до крайности, ревность вспыхнула пожаром… Разоблачить обман некому, а вы подтвердите ей то, что я сказал. Таким образом, после ее ответа разрыв будет окончательным. Если она получит письмо Нэда завтра днем, считайте, что вечером все между ними будет кончено. Можете не благодарить, я старался для себя. И если я выполнил наше соглашение со всем усердием, какого только вы могли пожелать, я делал это из чисто эгоистических побуждений, уверяю вас.
– Будь оно проклято, это соглашение! – воскликнул Хардейл. – Будь проклят час, когда я решился на обман и связался с вами. Правда, я поступил так из добрых побуждений, и вряд ли вы поймете, чего это мне стоило, но я ненавижу и презираю себя за это.
– Ну и горячий же вы человек! – заметил мистер Честер с ленивой усмешкой.
– Да, горячий. И меня бесит ваше хладнокровие. Черт возьми, если бы ваша кровь была горячее, а я не был связан… Ну да ладно, дело сделано, – так вы сказали, и в этом случае вам можно верить. Когда совесть будет укорять меня в предательстве, я вспомню вас, ваш брак, – и пусть это послужит мне оправданием перед самим собой в том, что я разлучил Эмму с вашим сыном. Ну, а теперь наш союз расторгнут, и мы можем не встречаться больше.
Мистер Честер грациозно послал ему воздушный поцелуй, и все с тем же спокойствием, которое не изменило ему даже тогда, когда его собеседник весь трясся от душевной муки и гнева, продолжал сидеть на скамье в удобной позе и смотрел вслед уходившему мистеру Хардейлу.
– Ты был моим козлом отпущения и рабом в школе, – сказал он, подняв голову и провожая его глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101


А-П

П-Я