Кто здесь хозяин?
— Чего?
— Кто здесь хозяин, ну, кто владелец этой палатки?
— Вон он, — ответила женщина, указывая на толстого человека в грязном парусиновом пиджаке, спавшего на солнце. — Только не советую вам будить его сейчас: он страсть какой сердитый, особенно в жару. Вы лучше подождите, когда он проснется, а пока постреляйте.
— У нас очень важное дело, и оно будет для него выгодно, — продолжал Кирилл. — Я думаю, он очень пожалеет, если мы уйдем.
— А! Коли деньги к нему в карман… — начала было женщина и усомнилась: — Да вы, может, зря болтаете? В чем дело-то?
— Великан!
— Ой, врете!
— Пойдите с нами и убедитесь, — сказала Антея.
Женщина недоверчиво посмотрела на детей, потом позвала обтрепанную девочку в полосатых чулках и грязной юбке и, вверив ей «стрельбу в цель», повернулась к Антее и сказала:
— Ну, идем живо! Только коли вы дурака валяете, так уж лучше говорите теперь. Сама-то я смирная, а вот мой Билл — у-ух, сердитый!
Антея вела ее к риге.
— Нет, в самом деле великан, — говорила она. — Он еще мальчик, в такой же курточке, как и мой брат, а все-таки великан. Мы не привели его прямо на ярмарку, потому что на него все с удивлением смотрят и даже пугаются. И мы думали, что вы, быть может, захотите показывать его и собирать деньги. И если вы захотите нам что-нибудь заплатить, то можете, только это будет стоить вам довольно дорого, потому что мы обещали ему двойную долю.
Женщина, пробормотав что-то невнятное, уцепилась за руку Антеи и держала ее очень крепко, и Антея невольно подумала, что же выйдет, если Роберт куда-нибудь ушел или опять вдруг стал маленьким. Но она знала, что чары Псаммиада обязательно сохраняют свои силу до вечера, хотя бы это было и вовсе некстати. А что Роберт при его нынешнем росте вздумает куда-нибудь уйти — этого тоже нельзя было ожидать. Когда они подошли к риге и Кирилл крикнул: «Роберт!», послышался шелест старой соломы, и Роберт начал понемногу вылезать на свет Божий. Сперва показались пальцы и рука, потом башмак и нога. При появлении руки женщина сказала: «Ой, батюшки-святы!». А когда мало-помалу все огромное туловище Роберта вылезло из соломы, посыпались такие восклицания, в которых дети уж ничего разобрать не могли. Однако немного спустя женщина заговорила более понятным языком.
— Сколько вы за него возьмете, — спрашивала она, сильно волнуясь. — Только просите по совести. Ведь для него нужно особую палатку ставить; еще ладно, что я знаю, где можно купить подержанную, она как раз подойдет: в ней слоненка показывали, да он сдох. Сколько же возьмете? А он ведь простоватый? Великаны всегда такие бывают… Только такого долговязого мне еще видать не доводилось. Ну, по рукам! Говорите, сколько? Он у нас будет жить что твой царь, и кормить его будем, сколько влезет. Не иначе как он слабоумный, а то чего позволил бы он вам, малышам, себя водить. Сколько ж берете-то?
— Ничего они не берут, — вмешался Роберт. — И я не больше слабоумный, чем вы, а может быть и меньше. Я приду сам и буду показываться сегодня весь день, если вы мне дадите… — он поколебался перед огромной ценой, которую хотел запросить, — если вы мне дадите пятнадцать шиллингов.
— Идет! — тотчас воскликнула женщина. Роберт почувствовал, что дешево он себя оценил и пожалел, что не запросил вдвое больше.
— Пойдем скорее, — продолжала женщина. — Увидишь моего Билла и договоримся о цене на год. Думается мне, что тебе можно положить постоянное жалование даже фунта два в неделю. Ну, идем живей: а пока скрой ты как-нибудь свою длинную натуру, ради Бога.
Но при всем желании сократиться Роберту это плохо удалось. Вокруг него быстро собралась толпа. Во главе шумной процессии он вступил на истоптанный луг, где была ярмарка. Подвели его к самой большой палатке, в которую он едва протиснулся. Женщина побежала за своим мужем; тот все еще спал, и, кажется, был совсем не доволен, когда его растолкали. Следя за ним сквозь дыру в палатке, Кирилл видел, как он хмурился, качал сонной головой и махал увесистыми кулачищами. Женщина что-то скороговоркой ему рассказывала. До Кирилла долетали слова: «диковина», «деньги только огребай», «вот хоть провалиться!» И он начал разделять чувство Роберта, что пятнадцать шиллингов слишком дешево.
Наконец Билл встал и лениво побрел в палатку. Увидав необычайный рост Роберта, он почти ничего не сказал. «Эх, чтоб тебе пусто…» были единственные его слова, которые дети могли потом припомнить. Зато он тотчас же отсчитал 15 шиллингов, все больше медяками, и передал их Роберту.
— Вечером, после представления, мы с тобой договоримся, сколько ты будешь потом получать, — сказал он, смягчив свой грубый голос. — Люби тебя Бог! Ты у нас так заживешь, что никогда с нами не расстанешься. Ты какую-нибудь песню знаешь? А может, плясать умеешь?
— Только не сегодня, — ответил Роберт, испугавшись мысли, что ему придется петь «То было раннею весной» — любимую песню его матери и единственную, о которой он сейчас мог вспомнить.
— Позови Леви: пусть сейчас же уберет все из палатки. Повесь тут занавес или что-нибудь такое, — распоряжался хозяин. — Эка жалость, нигде не достать штанов подходящего размера! Ну, мы их закажем на будущей неделе. Так-то, молодой человек! Нашел ты свое счастье. Повезло тебе, что ты попал ко мне, а не к другому. Много я знавал таких из нашего брата, что своих великанов били и голодом морили. Говорю тебе прямо, что если ты раньше был неудачлив, так уж сегодня тебе повезло. Я, брат, кроток, как агнец.
— Я не боюсь, что меня кто-нибудь посмеет бить, — отвечал Роберт, поглядывая сверху вниз на этого «агнца» с пудовыми кулачищами. Роберт сидел, поджавши ноги, потому что палатка была недостаточно высока и он не мог выпрямиться в ней во весь рост, но даже и в этом положении он мог смотреть на многих сверху вниз.
— Только я очень голоден и попросил бы вас дать мне чего-нибудь поесть.
— Эй, Бекки! — скомандовал Билл, — дай ему пообедать да смотри: тащи все самое лучшее, что у тебя есть.
Дальше последовал шепот, из которого дети уловили только: «Завтра первым делом условие, черным по белому…»
Женщина пошла за едой. Принесла она только хлеба и сыра, но для голодного Роберта и то, и другое показалось необыкновенно вкусным.
Хозяин тем временем расставлял караул вокруг палатки на случай, если бы Роберт вздумал удрать с его пятнадцатью шиллингами. «Как будто мы бесчестные люди», — обиженно сказала Антея, когда поняла, для чего расставляется эта стража.
Билл хорошо знал свое дело: через полчаса все лишнее из палатки было убрано; занавес, или точнее говоря старый ковер с черными узорами по красному полю, был повешен поперек палатки. Роберт был спрятан за ковром, а сам Билл влез на стол перед палаткой и обратился к почтеннейшей публике с речью. Эта речь была совсем недурна: начиналась она с того, что великан, которого Билл будет иметь честь сегодня в первый раз представить английской публике, есть никто иной как старший сын императора страны Сан-Франциско, вынужденный благодаря несчастной любви к принцессе островов Фиджи покинуть свою родину и искать убежища в Англии — стране, управляемой мудрыми законами, где свобода есть священное право всякого человека, какого бы большого роста он ни был. Кончалась речь объявлением, что первые двадцать человек, которые войдут посмотреть великана, платят только по три пенса. «После же этого, — говорил Билл, — цена будет повышена, и я не могу заранее сказать, до какого размера она дойдет. Так не теряйте времени, господа!»
Первым выступил молодой парень со своей невестой. Сегодня он привел ее веселиться на ярмарке и чувствовал себя счастливейшим человеком в мире. Расходов считать нечего, деньги нипочем! Девушка хочет увидеть великана? Чудесно! Она его сейчас увидит, хоть тут и надо заплатить с головы по три пенса, а все другие развлечения стоят втрое дешевле.
Пола палатки приподнялась и пропустила счастливую парочку. В следующий миг громкий визг девушки разнесся по лугу и заставил вздрогнуть всех присутствующих. Билл похлопал себя по ногам.
— Дело в шляпе! — шепнул он Бекки. И правда, этот визг был отличной рекламой для великана.
Выйдя из палатки, девушка была бледна и дрожала, ее тотчас же окружила толпа.
— Что там такое? На кого он похож? — посыпались расспросы.
— Ах, ужас! Вы просто не поверите! — отвечала она. — Ростом он с фабричную трубу. Да какой свирепый! У меня вся кровь в жилах застыла. Я так рада, что его видела! Такое страшилище посмотреть никаких денег не жалко.
Свирепый вид Роберта можно объяснить только тем, что он всячески старался удержаться от смеха. Но его смешливое настроение скоро прошло, и к вечеру ему уже хотелось не смеяться, а плакать и, еще больше, спать. Ведь подумайте: до самого вечера входили к нему люди по одному, по двое, по трое, и он должен был то пожимать руки всем желающим, то позволять, чтобы его гладили, ощупывали, похлопывали, толкали: всякому хотелось убедиться, что он и в самом деле живой человек, а не чучело.
Остальные дети сидели на скамье, смотрели и ужасно скучали. Им казалось, что более тяжелого способа зарабатывать деньги даже и придумать нельзя. И всего только 15 шиллингов! Билл получил уже в четыре раза больше, так как весть о мальчике-великане распространилась по окрестностям, и теперь торговцы в тележках, господа в колясках ехали сюда со всех сторон. Какой-то господин с моноклем в глазу и с большой желтой розой в петлице ласковым шепотом предложил Роберту 10 фунтов в неделю за то, чтобы показывать его в Лондоне. Роберт должен был покачать головою.
— Не могу, — печально ответил он на это предложение. — Бесполезно обещать, когда не можешь исполнить.
— Ах, бедный малый! Значит, уже связал себя контрактом на несколько лет? А все-таки вот моя карточка: когда срок кончится, приходите ко мне.
— Приду, если буду такого же роста, — ответил Роберт.
— Если немножко еще подрастете, так тем лучше.
Когда этот господин ушел, Роберт подозвал к себе Кирилла.
— Скажи им, что мне необходимо отдохнуть, и, кроме того, я хочу чаю.
Чай был принесен, а перед палаткой тотчас же появилась надпись:
ПЕРЕРЫВ НА 1/2 ЧАСА
ВЕЛИКАН ПЬЕТ ЧАЙ
В это время происходило спешное совещание.
— Как мне отсюда выбраться? — говорил Роберт. — Я все об этом думаю.
— Очень просто: когда солнце сядет и ты станешь опять таким, как был, возьми да и уйди отсюда. Они же нам ничего не могут сделать.
Роберт растерянно посмотрел на Кирилла.
— Ну, нет! Если они увидят, что я стал маленьким, так они готовы будут убить нас. Надо что-нибудь придумать. Перед заходом солнца мы должны быть одни.
— Хорошо, — согласился Кирилл и вышел в дверь, возле которой Билл курил свою глиняную трубку и вполголоса разговаривал с женой. Кирилл расслышал, как он сказал: «Словно мы наследство получили».
— Слушайте, — обратился к нему Кирилл, — через минуту можно опять пускать публику: великан уже кончает пить чай. Только когда солнце будет садиться, вы его непременно оставьте одного. С ним в это время всегда делается что-то странное, и если его тогда станут беспокоить, то, пожалуй, будет худо.
— Как? Что же такое с ним делается? — озабоченно спросил Билл.
— Я не умею вам хорошо объяснить; какая-то с ним перемена бывает, — отвечал Кирилл. — Он становится совсем на себя не похож, вы бы его не узнали в это время. И если при закате солнца не оставить его одного, то он может наделать какой-нибудь беды.
— Ну, а потом он опять очухается?
— О, да! Через полчаса после заката он опять будет такой же, как всегда.
— Лучше уж его не дразнить, — сказала женщина.
Итак, приблизительно за полчаса до заката палатка опять была закрыта, «пока великан ужинает».
Толпа весело подшучивала, что великан так часто ест.
— Что ж поделаешь? — говорил Билл. — Этакой-то фигуре надо же покушать всласть. Разве такого скоро накормишь?
А в палатке дети шепотом составляли план бегства.
— Вы уходите теперь же, — говорил девочкам Кирилл, — и как можно скорее идите домой. Тележка? А ну ее! С ней мы как-нибудь завтра устроимся. — Мы с Робертом одеты одинаково, и этим надо воспользоваться. Только вы, девочки, уходите, а то все испортите: что вы ни говорите, а шибко бегать вы все-таки не умеете. Нет, Джейн, если Роберт и будет всех расталкивать и сбивать с ног, из этого толку не выйдет, за ним погонится полиция, а когда он опять станет маленьким, его тотчас же арестуют. Вам обеим надо непременно уйти. Если не уйдешь, то я, Джейн, больше с тобой никогда разговаривать не буду. И ведь ты сама же наделала всю эту кутерьму, потому что сегодня утром держала меня за ноги. Ступайте же, пожалуйста, поскорее.
Джейн и Антея вышли.
— Мы теперь пойдем домой, — сказали они Биллу, — а великана оставляем у вас; не обижайте его, пожалуйста! — Это, как Антея говорила потом, был «бессовестный обман», но что же было им делать?
Когда девочки ушли, Кирилл направился к Биллу:
— Вот, уж с ним начинается: он требует себе колосьев, тут есть колосья недалеко на поле — я за ними схожу. Да! И еще он говорит, нельзя ли немножко приподнять палатку сзади, а то, говорит, ему очень душно. Я покараулю, чтобы никто не подглядывал и прикрою его чем-нибудь. А он пусть немножко полежит, пока я сбегаю за колосьями. Зачем колосья? Да кто же его знает! Только когда на него это находит, так лучше с ним не спорить.
Из кучи старых мешков великану устроили постель, задняя сторона палатки была приподнята, и братьев оставили одних. Шепотом они совещались о последних подробностях своего плана, с площади доносились звуки шарманки и крики паяцев, старавшихся привлечь публику.
Через минуту после заката мальчик в серой курточке, проходя мимо Билла, сказал: «Я иду за колосьями». И тотчас смешался с толпой.
В то же время другой мальчик в серой курточке вылез с задней стороны палатки и прошел мимо Бекки, стоявшей на страже. «Я иду за колосьями», — сказал он и, спокойно отойдя на несколько шагов, скрылся в толпе. В дверь палатки вышел Кирилл, а с другой стороны — Роберт, принявший после заката свои обычные размеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21