А потом с силой шмякнулась головой об подушку — может, хоть так удастся вырубить этот проклятый телевизор…
— Какого… чем это ты занимаешься? — сердито толкнула меня Стар.
— Стараюсь устроиться поудобнее.
— Прикольно, ничего не скажешь!
— Это для того, чтобы выкинуть из головы всякие глупости. А то мне уже совсем страшно!
— Послушай, что я скажу, Дол. Давай рассказывать друг другу страшные истории, только по-настоящему страшные, давай? Помнишь, я пошла в гости, а потом еще осталась переночевать? Так вот, мы смотрели один фильм, там девчонки решили подшутить еще над одной девчонкой, и вот когда она спустила ноги с постели, то оказалась прямо в самой середине какого-то кошмарного клубка из змей, пауков и слизней. И все это шевелилось у нее под ногами! И тогда она завопила как сумасшедшая и кинулась бежать, и тогда все другие змеи зашипели, а потом бросились на нее разом — прямо на голову! Они обвились у нее вокруг шеи и заползли ей под одежду, и…
— Замолчи! Немедленно замолчи, слышишь?! — закричала я, вся трясясь от страха. Но, как ни странно, это помогло! Все наваждение мигом развеялось, и вдруг оказалось, что мы просто играем в какую-то игру. Это было, конечно, тоже страшно — и в то же время смешно.
Естественно, никаких фильмов ужасов по видику я никогда не видела, но легко их себе представляла. А Стар к тому же и раньше пересказывала мне фильмы — например, про того мужчину, которого убили, а он потом, уже после смерти, стал являться во сне каким-то ребятам, и пальцы у него были острые, как ножи, так что он мог любого разрезать надвое. Р-р-раз — и пополам!
— Ну, если хочешь, у меня есть кое-что получше — привидение! Причем не какое-то там, а самое что ни на есть настоящее! Это мистер Роулинг! — выпалила я.
Мистер Роулинг — это старичок-сосед, который жил в квартире над нами. Он уже был болен, когда мы переехали в этот дом. Мистер Роулинг прекрасно знал, что жить ему осталось недолго, и он ни от кого не скрывал, что собирается завещать свое тело для науки. Мне пришлось спросить у Стар, что это значит, но когда она мне все рассказала, то по ночам меня стали мучить кошмары: стоило мне только закрыть глаза, как мне снились студенты, кромсавшие острыми ножами то, что еще оставалось от бедного мистера Роулинга.
— Мистер Роулинг совсем не страшный — просто славный безобидный старичок, — твердо заявила Стар.
— Конечно, может быть, он и был совсем не страшный, когда еще был жив, а сейчас-то? Ведь все эти студенты вырезали ему глаза, и там, где они когда-то были, сейчас ужасные, окровавленные глазницы! А потом они искромсали его всего своими острыми ножиками, и сняли кожу, и вырезали ему внутренности, и печенку, и селезенку, и почки… и даже кишки! И эти кишки вывалились у него из живота, все такие скользкие и вонючие, а то, что осталось от него, с каждым днем разлагается все сильнее, так что когда он бродит по ночам, то от него при каждом его шаге отваливаются кусочки и с хлюпаньем падают на землю, словно жирные, скользкие слизняки. А он, бедняга, горько жалеет о том, что завещал свое тело для медицинских опытов, потому что это оказалось так больно, что каждую ночь он слезает с прозекторского стола и бредет сюда, возвращается в этот дом, где ему было так хорошо… и, может быть, как раз в эту минуту он поднимается вверх по лестнице! Представь, как он идет, медленно шаркая ногами, и думает про себя:" Мне всегда нравилась эта девочка… как ее?.. Стар! Она всегда была так мила со мной, пойду-ка я загляну, посмотрю, как она там?" И вот он идет, Стар, медленно-медленно тащится вверх по лестнице, а гниющие куски его тела глухо шлепаются об землю, как жирные черви… вот он подходит все ближе… ближе…
Где-то скрипнула половица, и мы обе истошно заорали. Подскочив на кровати, мы прижались друг к другу, прислушиваясь и гадая про себя: может, это наконец вернулась Мэриголд?! Стояла мертвая тишина. И вдруг нашего слуха коснулось громкое шипение бойлера. Звук донесся из кухни. С таким звуком обычно включался обогреватель для воды.
— Вот и хорошо! — с облегчением вздохнула Стар. — По крайней мере, через пару минут можно сходить принять ванну.
— Ладно, только давай сначала еще разок обойдем квартиру. Может, она вернулась, а мы ее просто не услышали. Вдруг мы задремали? Мы ведь могли уснуть и сами не заметить этого? — предположила я.
Мы, шлепая босыми пятками, еще раз обежали квартиру, хотя ни одной минуты не сомневались, что Мэриголд дома нет. В конце концов мы махнули на все рукой и залезли в ванну — сразу вдвоем, потому что горячей воды на две ванны явно было маловато. Мы чувствовали себя так, словно вновь стали детьми. Сначала Стар помыла голову мне, а потом я ей. Мне с детства ужасно хотелось походить на Стар, но больше всего я завидовала ее роскошным длинным волосам, похожим на густую шелковистую гриву. Мои собственные волосы были тусклые, какого-то мышиного цвета, но я все равно радовалась, когда они выросли и стали падать мне на плечи.
Наверное, Стар пошла в своего отца, а я — в своего. Ни одна из нас нисколечко не была похожа на Мэриголд, хотя обе мы унаследовали зеленый цвет ее глаз.
«Ведьмовские глаза», — часто повторяла Мэриголд.
Впрочем, глаза у Стар были скорее голубовато-зеленые, а мои — серые с зеленоватым отливом. А вот глаза Мэриголд напоминали два влажных сияющих изумруда самой чистейшей пробы. Они были того непередаваемого зеленого цвета, какого бывает молодая трава на лугу, или водоросли в морской пучине, или заросший осокой пруд. Но иногда глаза Мэриголд начинали сверкать так ярко, что жутковато делалось — казалось, из них искры сыплются, как из фейерверка.
— А что, если Мэриголд… — начала я. И тут же прикусила язык.
— Прекрати гадать, что да как! — отрезала Стар. — Лучше объясни, почему у меня волосы все в мыле — ты, будущий парикмахер? — Она опрокинула себе на голову кувшин воды, потом вылезла из ванны и принялась вытираться полотенцем.
Я, не отрываясь, смотрела на нее.
— А ну перестань таращиться! — рявкнула Стар.
Но я не могла — взгляд мой точно прилип к ней. Так странно было видеть, что у нее уже есть грудь. Я украдкой скосила глаза на свою собственную, но она, увы, все еще была плоской, как у мальчишки.
— Прыщики надо зеленкой мазать, — съехидничала Стар. — А теперь поворачивайся, я вытру тебе спину.
После ванны мы обе натянули школьную форму. Точнее… э-э-э… наш вариант школьной формы. На мне было одно из платьев Мэриголд, которое она для меня укоротила, черное, вышитое крохотными серебряными звездочками и полумесяцами. Я называла его «ведьминым» и считала, что ничего красивее просто быть не может. От него еще слабо пахло духами, которыми обычно душилась Мэриголд. Улучив момент, я уткнулась в него носом и с наслаждением вдохнула знакомый запах.
— По том пахнет, что ли? — хмыкнула Стар.
— Нет!
— Просто диву даюсь, почему ты продолжаешь таскать эту ужасную старую тряпку! Тебя же задразнят!
— А меня и так дразнят! — Я пожала плечами.
Самое странное, что сама Стар, когда училась в младших классах, имела привычку носить куда более смелые наряды, но никто никогда не осмеливался дразнить Стар. А вот перейдя в старшие классы, она здорово изменилась. Сначала непререкаемым тоном заявила, что теперь будет носить обычную школьную форму — дескать, она хочет, чтобы у нее была форма. А потом вытянула у Мэриголд деньги, улучив момент, когда та только что вернулась с почты, получив пособие, отправилась прямиком на распродажу школьных вещей и купила себе омерзительную серую юбку, такой же жакет, а к нему несколько белоснежных блузок и даже галстук.
Стар обновила ее, когда пошла в восьмой класс, укоротив юбку и утыкав значками лацканы жакета. Именно так в их школе ходили самые крутые модницы. Судя по всему, стремление Стар всегда поступать по-своему на этом закончилось.
Придирчиво оглядев себя в зеркале, Стар покрутила меня перед собой, вглядываясь в мое платье.
— По том или не по том, но его давно нужно постирать!
— Ну уж нет. Ты его испортишь!
— Все, что можно было испортить, испортилось уже давно! Вон смотри, на спине шов разошелся! Стой смирно. Сейчас зашью… Ну вот и хорошо, — кивнула она, закончив работу. Потом окинула взглядом стол — стоявшие на нем три тарелки, три ложки и три кружки почему-то вдруг живо напомнили мне сказку о трех медведях.
— Не хочу есть, — пробормотала я.
— Я тоже… — вздохнула Стар. — Знаешь, что я тебе скажу… кошелек, конечно, прихватила Мэриголд, но зато у меня есть фунт, который я, — помнишь? — нашла тогда в парке. Хочешь, по дороге в школу купим по шоколадке?
— А обязательно идти в школу? — Конечно.
— Но…
— Будет куда хуже, если мы останемся дома и будем ждать, поверь мне, Дол! Так что сейчас мы с тобой пойдем в школу, как все нормальные люди. Только не вздумай кому-нибудь проболтаться, что она куда-то пропала, слышишь?
— А она правда… Я хочу сказать — Мэриголд и вправду пропала?!
— Не знаю. Но зато я знаю совершенно точно, что, если ты станешь болтать об этом на переменке или будешь сидеть на уроке с потерянным видом, отвечать через пень колоду и тебе влепят «пару», тогда — поверь моему слову, Дол! — они непременно сообщат социальным работникам, и нас обеих отправят в приют!
— Нет!
— Может, даже в разные приюты!
— Перестань, Стар!
— Так что держи рот на замке и веди себя так, словно тебе все трын-трава! И, ради всего святого, возьми себя в руки! Улыбайся!
Я попыталась. Стар вздохнула и прижала меня к себе.
— Она появится, поверь мне, как только мы уйдем в школу!
— Давай оставим ей записку?
— Что? — поперхнулась Стар, удивленно глядя на меня.
— На всякий случай. Чтобы она знала, что с нами все в порядке.
— О… ладно, как хочешь. Будто она станет волноваться из-за таких пустяков!
— Ты же знаешь, она не может измениться.
— Еще как может! — буркнула Стар, выпроваживая меня за дверь.
Спустившись на один пролет, я притворилась, что забыла забежать в туалет, и Стар, поворчав, дала мне ключ. Я вмиг взлетела по лестнице, отперла дверь, потом выдрала листок из тетрадки и наспех нацарапала:


Мы в шкле
Скоро вирнемси
Надеюс с табой все в порядки
Мы тже
Очин любим тибя
Долли и Стар
После этого я бегом кинулась вниз. Скрипнула дверь, и на пороге появилась внушительная фигура миссис Лафт в ночной рубашке. На голове у нее серебряными улитками свернулись бигуди.
— Сколько же раз можно говорить?! Девочки, прекратите носиться по лестнице вверх-вниз! У меня вся квартира ходуном ходит! И потом лестница — она же может не выдержать и обвалиться! Ступеньки все прогнили насквозь! Я уже сто раз говорила об этом управляющему, да разве меня кто-нибудь слушает? Смотрите, провалитесь в дырку и сломаете шею, если не будете смотреть под ноги!
Я застыла на месте, глядя на ветхие деревянные ступеньки у меня под ногами. И вдруг представила, как одна из них с ужасающим треском разлетается у меня под ногами, нога проваливается внутрь, а вслед за ней и я сама камнем лечу куда-то вниз, в темноту, где нет ничего, кроме кромешной тьмы и жуткого запаха гнили.
Дальше я спускалась на цыпочках, внимательно разглядывая ступеньки и едва осмеливаясь дышать.
— Пошли, Дол, а то опоздаем, — поторопила меня Стар.
Когда я подошла к ней, она прошептала мне на ухо:
— Если что тут и прогнило, так только тот мусор, что у нее в голове! Мелет всякий вздор!
— Как поживает ваша… э-э-э… мать? — брезгливо осведомилась миссис Лафт.
— Прекрасно, — отрезала Стар.
— Никаких больше заскоков? — неприязненно продолжала она.
— Не понимаю, о чем это вы? — буркнула Стар и потянула меня за руку. — Идем скорее, Дол!
— Дол, Стар, — пробормотала миссис Лафт, саркастически покачивая головой.
— Старая корова, — прошипела Стар, когда за нашей спиной захлопнулась дверь.
— Угу, точно! Старая корова, — подхватила я. Мне живо представились коровьи рога, кокетливо выглядывающие из массы локончиков на голове миссис Лафт, и объемистое вымя, тяжело колышущееся под тонкой тканью нейлонового пеньюара.
По дороге Стар остановилась у газетного киоска и купила нам по батончику «Марса». С наслаждением вонзив зубы в шоколадную плитку, я отхватила огромный кусок и даже зажмурилась от удовольствия.
— Обожаю «Марс», — призналась я с набитым ртом.
— Я тоже, — кивнула Стар. — Неплохо я придумала? А теперь побежали. Будешь ждать меня возле школы после уроков, договорились?
— Хорошо, — послушно ответила я. И даже выдавила из себя улыбку.
— Можешь доесть мой «Марс», — великодушно предложила Стар и побежала к своим одноклассницам, только что выпорхнувшим из школьного автобуса. А я поплелась в направлении начальной школы Холибрук. Почти всех учеников, кроме меня, привозили на машине матери, даже тех, кто уже учился в шестом классе. Мэриголд редко провожала меня в школу. Утром она любила подольше поваляться в постели. Впрочем, я нисколько не возражала — так было даже проще. Честно говоря, я до сих пор со страхом вспоминала о тех случаях, когда она увязывалась за мной, потому что тогда она заходила в школу, да еще и пускалась в разговоры с учителями.
Чтобы поскорее забыть об этом, я прибавила шагу, а поравнявшись со школьными воротами, суеверно постучала по ним — на счастье.
Увы, это не сработало. На уроке письма нам велели разбиться на пары, чтобы мы могли писать друг другу письма, но никто не выразил особого желания стать моим напарником. В конце концов мне пришлось удовлетвориться Ронни Черли.
— Предатели! — возмущенно фыркнул он, пересев на самую дальнюю парту и даже не глядя в мою сторону.
В результате, вместо того чтобы выполнить задание как положено, мне пришлось написать длинное письмо самой себе, а мисс Хилл, наша учительница, проворчав, что мне следует внимательнее выслушивать задание, влепила мне… нет, даже не двойку, а прочерк.
Ронни Черли разозлился как черт, потому что из-за этого он тоже получил прочерк. Возмутившись, он заявил, что это несправедливо, поскольку все произошло по моей вине. А потом шепотом пообещал, что разберется со мной на большой перемене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31