Ледовскому была оказана высокая честь — его провожали всем «штабом», облепив со всех сторон, как пчелиная семья свою матку. Как только все они скрылись за поворотом, я наудачу сунулась в дверь пашковской приемной и сразу же напоролась на «дружелюбный» взгляд охранника, со скучающим видом листавшего иллюстрированный журнал за столом секретаря. Не говоря ни слова, я уселась на ближайший к двери стул. Охранник перевернул журнальную страницу и громко зевнул.Я не успела еще и ногу на ногу положить, как в дверь просунулась Венькина голова, которая повела глазами направо-налево, чмокнула губами и произнесла:— А, вот ты где!Венька ввалился в комнату целиком и поинтересовался, чего это я тут рассиживаюсь, когда он мне такой команды не давал. Я удовлетворила его любопытство, сообщив о звонке Вислоухова и пришедшей ему на ум идее свести Пашкова с Каблуковым.— Это еще зачем? — насторожился Венька.— Как зачем? — усмехнулась я. — Для словесной дуэли!— Словесная дуэль? С этим придурком? — возмутился Венька. — Еще чего не хватало! Нет, от этого нужно отказаться.Я пожала плечами, показывая всем своим видом, что мое дело сторона, однако обронила словно невзначай:— Ну, во-первых, окончательное решение остается за Пашковым, а во-вторых… Как это будет выглядеть, если он откажется? Не сомневаюсь, что Каблуков заявит, будто «наш» испугался.— Да кто примет всерьез заявления такого идиота? — легкомысленно сказал Венька.— Может, конечно, он и идиот, — скромно заметила я, — но дуэли с ним не избежать. От прямого эфира, конечно, можно отказаться, но ведь из избирательного бюллетеня его так просто не вычеркнешь. А учитывая некоторые специфические особенности непредсказуемой русской души… У нас ведь испокон веков юродивых любят.Моя, прямо скажем, не самая глубокая мысль повергла Веньку в неожиданно глубокую задумчивость. Он опять почмокал губами и нахмурился. До чего он дошел в процессе мыслительной деятельности, я не узнала, потому что в кабинете Пашкова зазвонил телефон, и Венька рысью туда кинулся. Я — за ним. И тут мне представился случай, которого я ждала. Пока Венька разговаривал по телефону, опрометчиво повернувшись ко мне спиной, я таки изловчилась сунуть Наташину фотографию в толстую книжку ежедневника, лежащую на столе. Там были еще какие-то бумаги, но ежедневник оказался ближе, правда, он мог оказаться не пашковским, а принадлежащим кому-нибудь из его многочисленной челяди, но я рискнула.Едва я успела осуществить свою «диверсию», как дверь распахнулась и в кабинет дружно ввалились «штабисты», шумные и довольные собой. Ясно, что визит Ледовского привел их в такое приподнятое состояние. Гм-гм, интересно, чем? Ответ напрашивался сам собой: скорее всего мой бывший любовник пообещал Пашкову поддержку, а поддержка Дедовского в нашей губернии — чего-нибудь да стоит. Пашков поприветствовал меня в своей обычной тональности и посмотрел вопросительно, мол, чего пришла? Нравится мне все это: пресс-секретарь я или нет? Я собралась рассказать ему о сюрпризе, приготовленном Вислоуховым, но Венька меня опередил.— Шеф! — обратился он к Пашкову довольно-таки фамильярно. — Вас приглашают на телевидение, но условия неординарные: дискуссия с Каблуковым. Мне, конечно, не очень нравится эта идея, но, с другой стороны, отказ может быть истолкован превратно. Этот городской сумасшедший такого там наплетет, мало не покажется.Венька еще не успел закрыть рот, а я уже с удовлетворением отметила про себя, что мои не самые виртуозные доводы возымели на него действие. Другими словами, сорные зерна таки заколосились.Выслушав Венькино заявление, Пашков уселся за стол и обвел испытующим взором свою верную дружину. Разумеется, мнения и советы не заставили себя долго ждать и посыпались со всех сторон, как из рога изобилия. Дискуссия продолжалась минут двадцать и свелась к ряду оргвыводов. Первый — так называемый телевизионный поединок — не что иное, как козни Крутоярова, который сам не рискует вступить в открытую полемику с Пашковым, а потому хочет поставить последнего в глупое положение, вынудив включиться в нелепый и непродуктивный спор с «клоуном» Каблуковым. Второй — коварное оружие Крутоярова нужно использовать против него же. Третий — Пашков должен принять участие в передаче, но вести себя спокойно и выдержанно, не поддаваясь на провокации. Таким образом он только лишний раз продемонстрирует серьезность своих намерений. Короче, решили и постановили. Не знаю уж, что при этом думал сам потенциальный народный избранник, но спокойствие не покинуло его ни на секунду. Если он так же будет вести себя на завтрашнем прямом эфире, то бедняге Каблукову остается только посочувствовать, поскольку весь его эмоциональный заряд уйдет, что называется, в песок. Зрителям, кстати, тоже не позавидуешь: такой спектакль провалится! Нужно было Вислоухову свести Каблукова с Крутояровым, на худой конец, с Рябоконем. Неплохо было бы также поставить на стол что-нибудь для метания в лицо противнику: бутылку пепси или букет роз, например.— Когда эфир? — спросил Пашков.Вопрос был обращен ко мне, но я так увлеклась своими фантазиями, что не сразу сориентировалась. И только когда все на меня уставились, сообразила, что к чему, и доложила:— Послезавтра, в девятнадцать тридцать. Пашков протянул руку… и взял ежедневник, который, конечно же, раскрылся там, где лежала фотография. Я впилась взглядом в лицо Пашкова, но ничего примечательного не увидела. Удивление, правда, было, но и только. По крайней мере, эффекта разорвавшейся бомбы моя военная хитрость не произвела. Пашков взял фотографию в руки, повертел, положил на стол и призадумался.Вездесущий Венька тут же скосил взгляд на снимок, и брови его полезли на лоб.— Какая-то фотография, — пожал плечами Пашков.Венька подвинул снимок к себе:— Вы ее знаете?— Первый раз вижу. Как она сюда попала? Фотография пошла по кругу, я тоже для отвода глаз подержала ее в руках.— Может, кто-нибудь из гостей потерял? — предположил Венька, имея в виду Дедовского и иже с ним.— А если это какая-нибудь провокация? — высказал предположение аналитик. Остальные дружно насупились.Венька опять взял в руки фотографию и поскреб пятерней затылок:— На всякий случай надо бы выяснить, кто такая.И Наташина фотография перекочевала к Викингу, который сунул ее в нагрудный карман.Ну вот, я так ничего и не узнала, зато Пашков, если он, конечно, имеет отношение к Наташиному исчезновению, теперь будет настороже. Серебряный колокольчик хоть и тихо, но прозвенел. Глава 11 Вечером я, как обычно, стала подводить итог и своим изысканиям, а поразмыслить мне было над чем, потому что день выдался урожайным на события. Начался он скандальным отъездом Елены Богаевской, а кончился моей примитивной попыткой вывести Пашкова на чистую воду, совершенно не удавшейся. Потому что реакцию Пашкова на фотографию трудно было назвать бурной. И объяснить это можно только тем, что он и в самом деле видел Наташу в первый раз в жизни. Значит, я пошла по ложному следу? Можно, правда, взглянуть на ситуацию иначе, но вряд ли она от этого станет более обнадеживающей. Как вам такой вариант: Пашков настолько владеет собой, что, узнав свою жертву, не показал виду? Ну, тогда мне уж точно никогда не добраться до истины…Ладно, временно я оставила Пашкова в покое. И занялась Богаевской, вернее, теми сведениями, что заполучила в музыкальном училище. Информацию, которую я там накопала, трудно было назвать сенсационной, но пищу для размышлений она определенно давала. Из того, что рассказала мне бывшая преподавательница примадонны, сам собою напрашивался вывод: пятнадцать лет назад с тогда еще никому не известной Леночкой Богаевской случилось нечто, в одночасье перевернувшее ее короткую жизнь. Нечто, заставившее всю ее семью покинуть город, ведь их отъезд, судя по всему, был совершенно скоропостижным. И в город все это время она глаз не казала по той же самой причине. И вот вернулась, чего-то или кого-то испугалась и тут же сбежала. Допустим даже, что она испугалась Пашкова, однако какое отношение это имеет к Наташе и ее исчезновению? Что между ними общего?Общего-то как раз немало — все-таки они, и Богаевская, и Наташа, одновременно учились в одном и том же музыкальном училище, а может, и в одной школе. Но дальше начинается некоторый разнобой. С Богаевской это загадочное «нечто» произошло в июне восемьдесят третьего, тогда же она покинула город. Наташка в это время сдавала экзамены и вела себя, сколько я помню, обычно, а пропала она вообще семнадцатого августа. Так что прямой связи на первый взгляд не прослеживается, вроде бы совершенно разрозненные события. А на второй? А на второй, чует мое сердце, не обошлось тут без Пашкова. Его (я почти уверена в этом!) испугалась Богаевская, заметка про его же славные комсомольские деяния почему-то хранилась у Наташи.Вот только в милицию с этими открытиями не пойдешь. Там в лучшем случае вежливо меня выслушают, только чтоб отстала, в худшем — поднимут на смех. И будут правы по всем статьям: улики-то хилые. Может, Богаевская со стражами порядка была бы поразговорчивее, чем со мной, но где основания требовать от нее каких-либо показаний? Дела и того нет, оно давно закрыто, и никто его так просто, по моему желанию, не возобновит. Все, что остается мне, — продолжать свое запоздалое расследование самостоятельно и надеяться, что планеты выстроятся благоприятным для меня образом. Да, здесь можно рассчитывать только на фантастическое везение.Телефон зазвонил, когда я уже стелила простыню на диване, готовясь ко сну. Я была почти уверена, что меня домогается Венька с какой-нибудь очередной инструкцией. Однако это был не он; впрочем, я сразу же узнала голос звонившего.— Привет! — чуть хрипловато сказал Ледовский, замолчал, и я явственно расслышала музыку и женский смех. Откуда он звонит? Из какого-нибудь казино-мазино, не иначе?— В чем дело? — холодно спросила я.— Не сжимай кулаки, Капа, я далеко, и ты меня все равно не достанешь, — хохотнул Ледовский.Я посмотрела на себя в зеркало: левая рука у меня и впрямь была сжата в кулак. Черт бы его побрал! Приказав себе не волноваться, я села на тумбочку для обуви и вытянула ноги так, что они перегородили крошечную прихожую. А потом повторила:— Так в чем дело?— Уж и позвонить нельзя, — вкрадчиво заметил Дедовский. — А если я соскучился? Давно тебя не видел.Я посмотрела на часы:— Четыре часа назад.— Что?— Ты меня видел четыре часа назад. А теперь говори, что тебе нужно?— Ах да, — «вспомнил» Дедовский, — мы же с тобой сегодня виделись. И, знаешь ли, я был здорово удивлен нашей встрече. Как говорится, не ожидал, совсем не ожидал. Ты что же, примкнула к нашему лагерю, так надо понимать?Ага, вот что его занимало!— Пошел ты со своим лагерем! — пожелала я Дедовскому и швырнула трубку на рычаг.Потом вернулась в комнату и рухнула на диван, натянув на голову одеяло, словно таким образом могла отгородиться от Дедовского и воспоминаний о периоде жизни, с ним связанном. Ну вот, всегда так бывает, все проблемы сваливаются на голову разом. А все почему? Потому что, вместо того чтобы решать их по мере поступления, я откладываю их до «лучших» времен. У меня так во всем, не помню случая, чтобы я хоть раз заблаговременно позаботилась о набойках на летних туфлях, всегда по осени забрасываю их на антресоли, а весною обнаруживаю, что мне ходить не в чем. С Дедовским у меня вышло как с летними туфлями, я его тоже закинула на антресоли своей жизни в надежде, что тем все и кончится, и вот уже четыре года после каждой случайной встречи неделями мучаюсь бессонницей и прикуриваю одну сигарету от другой.Вот и теперь, около часа поворочавшись с боку на бок, я встала с дивана и отправилась на кухню — курить в открытую форточку. Морозный воздух проник в квартиру, но я, босая, в одной сорочке, не чувствовала холода — так была занята своей «проблемой», которая состоит в том, что я люблю Дедовского. Глупо, бессмысленно, банально, совершенно по-идиотски, без каких бы то ни было надежд и перспектив, если, конечно, не принимать во внимание перспективу свихнуться на этой почве и попасть в «желтый» дом. Вот, собственно, и все мои претензии к Дедовскому, если вас удивляет, почему я его посылаю подальше и сжимаю кулаки, услышав его голос.Познакомились мы с Ледовским самым традиционным образом, для меня во всяком случае. Он тогда был заместителем директора довольно-таки крупного завода, я работала в «Вечерке» и брала у него интервью уже не помню в связи с чем: то ли к круглой дате, то ли по другому случаю. И он поразил меня своим напором, энергией, заразительным смехом, умением стойко сносить мои колкости и легко их отражать, не обижаясь и не обижая меня. А главное — он был достаточно высок, чтобы я могла не втягивать голову в плечи, находясь рядом с ним, и это меня более чем устраивало. Что до всего остального… Конечно, я знала, что у него есть жена, но это меня не беспокоило, ведь я не строила на его счет никаких планов. А он — на мой. Нас вполне устраивали наши ни к чему не обязывающие отношения, нечастые — раз в две недели — встречи на даче Ледовского (тогда, как и теперь, была зима). Мы ничего друг от друга не требовали, не обещали и не строили совместных прожектов на будущее. Словом, это был один из тех легких романов, какие нужно прерывать вовремя, пока они не превратились в тягучие и безнадежные. Не знаю, сколько бы это продолжалось, если бы однажды, уже весной, я случайно не увидела Дедовского с юной и совершенно очаровательной особой. Они сидели в машине, и Дедовский игриво трогал ее за подбородок. Достаточно недвусмысленная ситуация. Неожиданно сердце мое кольнуло, нет, не от ревности (ревновать мужчин такого склада совершенно бессмысленно), от любви. Я слишком поздно поняла, что ставки в этой игре были слишком высоки. С тех пор я хорошо знаю, что, затевая легкий флирт, никогда нельзя быть полностью уверенным, что он не обратится в любовь всей твоей жизни. Когда я поняла, во что влипла, то сама себе заявила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40