После обеда Валя выгладит, приведёт в порядок и повесит куда надо.
Валя была искренне рада гостю. И горда. И не скрывала своей гордости за родственника.
Пока хозяйка хлопотала на кухне, Михаил с Олегом вышли в ограду. Вечер был тихий и ясный. Смеркалось. Олег вынул пачку сигарет и предложил Михаилу. Тот отмахнулся.
— В рот никогда не брал и не возьму. Олег закурил.
— Обжился ты капитально, — сказал он. — И амбар, и навес. А там что?
— Там стайка. Кур да поросёнка в ней держим. Нынче хочу гусей или индюков завести. Люблю, когда они эдак важно ходят по двору и гогочут. А особенно люблю чахохбили из них с капустой.
Олег улыбнулся.
— Ты когда научился курить? — спросил Михаил.
— Недавно. Работал в тайге сучкорубом и там научился.
— И здорово втянулся?
— Пока балуюсь. В больницах месяцами лежал без курева, и ничего.
— В каких больницах?
— Зимой в госпитале был. А по дороге к тебе опять попал.
— Послушай-ка, друг, ты так мне и не сказал, откуда у тебя пятна на шее.
— Подрался в дороге.
— После драки и лежал?
Олег утвердительно кивнул головой, выпуская из носа дым. Рассказал все, как было.
— Ну-ну! Буйная твоя головушка, — сказал Михаил, когда Олег умолк.
— Вале не говори ничего. Спросит, скажи, что это от простуды, мол чирьи были.
— Ладно.
Оба помолчали. Олег усиленно дымил. На щеках его играли желваки: слишком свежо было воспоминание, и не прошла обида.
— На работу не спеши, — сказал Михаил. — Отдохни недельку. Посмотришь наше село, ознакомишься.
— Что ты! Неделю отдыхать! Я навалялся на больничных койках досыта.
— Надо было написать перед тем, как приедешь. Я бы с директором поговорил, устроил бы тебя получше. Ты знаешь, я ведь теперь на должности главного инженера…
— На должности главного инженера? — удивился Олег. — Широко шагаешь.
— Бывший главный недавно стал директором. Вот меня вместо него и поставили. Так что не спеши. Я поговорю завтра.
— Не надо, я сам.
— А что ты сам можешь предложить? Ведь специальности нет.
— Ничего, начну учеником или разнорабочим.
— Не смеши. Разнорабочим. Тебе бы с твоими наградами партийный билет да диплом!
— Люди выходят из партии, а я буду вступать… Ты что?
— Ну. ладно, пошли домой, я уж продрог. Значит, завтра же на работу?
— Обязательно.
— Добро. Идём утром вместе.
Олег бросил окурок на землю, затоптал ногой, и оба вошли в дом. На столе уже была готова закуска. Хозяйка пригласила гостя отужинать, а после хозяин провёл его в отведённую ему комнату.
— Вот твоя келья, — сказал Михаил, зажигая настольную лампу. — Понравится, живи в ней сколько захочется. Ложись отдыхай. Утром разбужу.
— Послушай, Миша, — спохватившись, обратился к нему Олег. — Не найдётся какой-нибудь книги? Понимаешь, привычка засыпать с книгой.
— А вот в тумбочке посмотри, найдёшь что-нибудь.
— Спасибо.
— Отдыхай, спокойной ночи.
— Приятного сна.
Михаил вышел. Олег, оставшись один, принялся рассматривать свою келью. В углу стояла кровать с белоснежным бельём, над которой висел тканый коврик с изображением хатки, садика и реки. Возле кровати лежал кусок тёмно-зелёной дорожки. Напротив сплошной стеной выходила в комнату боковая часть огромной печи. Между печью и кроватью, в головах, стояла тумбочка, накрытая вышитой белой салфеткой. На ней маленький радиоприёмник, зеркало и настольная лампа.
Два стула стояли напротив кровати у печи. Там, где кончалась кровать, было окно, завешанное белыми занавесками и тюлевыми шторами. Окно было закрыто ставнею. Оно выходило в ограду. Комната закрывалась дверью. «Тут недурно, — подумал Олег, приложив ладонь к тёплой стенке печи. — Уютно и тепло». Он открыл тумбочку и нашёл в ней книгу по душе. То были детские рассказы Пришвина об охоте и животных. С ней он лёг в постель, почитал немного и заснул.
Утром рано Михаил разбудил его. Напились чаю и пошли в контору комбината. Когда директор, глядя в трудовую книжку, спросил, кем бы хотел, работать, Олег ответил, что первое время согласен учеником рамщика. Директор сказал: «Пиши заявление». Михаил показал Олегу тот участок, на который ему на другой день нужно было уже выходить на работу и подробно объяснил устройство пилорамы.
— В крайнем случае, — предупредил Михаил, — что сломается и не сможешь наладить, вызывай сразу меня.
На обед они пошли вместе. После обеда Олегу делать было нечего, и он пошёл во двор колоть дрова. За три часа наколол их столько, что весь вечер втроём — хозяева и он — складывали их в поленницы.
— Весь швырок исколол, — ворчал Михаил. — Целую машину. И охота тебе было?
— А все равно делать нечего, — отвечал Олег, складывая и разравнивая дрова.
— Гулял бы себе по деревне.
Хозяйка молчала и улыбалась, явно довольная трудолюбием деверя, ибо Михаилу с его ленью хватило бы здесь работы на месяц.
XI
Вадим Пономарёв между тем заметал следы преступления. С Инной и Зоммером договорился, чтобы они молчали. Машину промыл и протёр до блеска, почти никуда на ней не выезжал. Прямых улик он не оставил. Никто из знакомых не видел, когда он в ту ночь приехал домой и загнал машину в гараж.
Тогда он дрожал от страха. Положение усугублялось ещё и тем, что он не знал, как объяснить Марине своё отсутствие. Он хорошо помнил себя в ту ночь, особенно помнил, как пришёл домой. Отомкнув дрожащими руками квартиру и сняв с себя в темноте на ощупь пальто и шапку, он на цыпочках прошёл к себе в комнату и застал Марину за книгой. Как только он вошёл, она молча, не глядя на него, поднялась с кресла и, сбросив с себя халат, легла в постель. Он ещё долго сидел в полной тишине с расстёгнутым воротом рубашки и сдвинутым на бок галстуком. Потом расшнуровал ботинки, снял их и поставил у входа, не спеша разделся. Страх так и не покидал его. Потушив свет, он, дрожащий, пристроился с краю. Когда тихонько потянул на себя одеяло, Марина вдруг встрепенулась и сказала ему: «Подлец, не прикасайся ко мне!» Дня три она с ним не обмолвилась ни словом.
До жены и родителей его пока не доходили слухи о гибели дворника, никто его не тревожил, и он постепенно обрёл внешнее спокойствие. Однако домашние стали замечать за ним одно странное свойство: он вздрагивал, когда раздавался звонок у двери, и часто сам шёл в прихожую проверить, кто пришёл.
Трагический случай снова свёл его с Инной Борзенко. Однажды утром, придя на работу, он отпросился у главного конструктора якобы полечить зуб и пошёл к ней разведать её намерения. Он боялся, что она при малейшем подозрении может струсить, ибо знает, что молчание свидетелей в таких случаях весьма опасно для них. Дома она была одна. Они прошли в комнату и сели на диван. Вадим молча положил руку ей на колено. Потом вдруг порывисто обнял её и стал целовать. Впился в её бледные и влажные губы, снова опустил руку ей на колено и стал поднимать подол юбки. Инна еле освободилась от его цепких губ.
— Перестань сейчас же! — крикнула она. — Что это ещё за страсти тут разыграл?
— Инночка, — сказал Вадим, — я сам не свой. Давай…
— Нет! — Инна оттолкнула его и опустила подол. — Зачем пришёл? Впрочем, вопрос излишний. Я знаю, зачем пришёл?
Вадим съёжился.
— Боишься, не выдала бы, — продолжала Инна. — Не бойся, я доносить не пойду. Думаю, что рано или поздно сам пойдёшь куда следует и не станешь впутывать меня в эту историю.
Они помолчали. Вадим сказал, что очень боится.
Инна ответила, что ей противно все. Разговор не клеился. Они простились, оставив в душе друг друга смятение и тревогу.
Несколько дней подряд Вадим отпрашивался у шефа лечить зуб и ходил к ней. Она встречала его холодно, и разговор по-прежнему не клеился.
Вечерами же, чтобы не навлекать подозрений жены, ровно в шесть Вадим приходил домой и никуда не выходил более, читая книги, работая в гараже и изредка переговариваясь с Зоммером по телефону. Прошёл месяц. Дворника давно похоронили. Зоммер был надёжный товарищ и молчал. Он напоминал Вадиму, чтобы не оставлял без внимания Инну, сетуя, что она слишком чувствительна и сердобольна. Но она тоже молчала. Не хотела быть впутанной в эту историю. Боязнь быть арестованным и осуждённым постепенно проходила у Вадима, как вдруг объявился один случай, который имел роковое значение не только для его судьбы, но и для судеб всех его близких.
Однажды днём Инна гуляла по центральной улице города. От нечего делать она зашла в галантерейный магазин и тут вдруг заметила, что за ней ходит совсем незнакомый ей пожилой низенький мужчина в очках. С ним была какая-то женщина. Оба они очень подозрительно смотрели на неё. Когда же она, чувствуя их пристальные взгляды, оборачивалась к ним лицом, они ещё внимательнее рассматривали её. Она вышла из магазина, и они пошли за ней. Чувствуя недоброе и надеясь отвязаться от назойливых преследователей, она решила воспользоваться подошедшим к остановке трамваем и вместе с нахлынувшей толпой пассажиров вошла в него. Низенький толстый мужчина в очках и его спутница протиснулись вслед за ней. Это уже было слишком! Она измерила его уничтожающим взглядом, когда он, протискиваясь вперёд, задел её локтем. Он пробрался к кабине водителя и крикнул: «Водитель, остановите трамвай!» Трамвай продолжал медленно двигаться. «Остановите, вам говорят!» — крикнул он снова ещё громче и постучал кулаком по кабине. Девушка-водитель, остановив трамвай, открыла дверцу кабины и высунула голову.
— Что случилось? — спросила она.
— Здесь едет преступница. Её надо, задержать. — Мужчина уставился на Инну.
— Вы с ума сошли! — воскликнула Инна, широко открыв обезумевшие от страха глаза.
— Нет уж! Я в здравом уме! Жена, подтверди. Протиснувшаяся вслед за ним жена его подтвердила:
— Мой муж правду говорит. Это она убила дворника.
— Старая дура! — крикнула Инна, и, расталкивая всех на пути, стала пробираться к задним дверцам.
— Кондуктор не открывайте двери! — сказал какой-то хриплый мужской голос.
Вдруг образовалась давка. Все пассажиры хотели посмотреть преступницу. Поднялся невообразимый крик, визг, шум. Пассажиры галдели, как стая гусей, гонимых птичницей к озеру, доказывали что-то друг другу, наступали на ноги, притискивали друг друга. Кто-то кричал, что опаздывает на поезд и требовал ехать дальше.
— Откройте! Выпустите меня! — кричала Инна, стукая кулаками о дверцы.
— Не открывайте! Надо позвать милицию! — кричал все тот же хриплый голос.
Трамвай остановился, не проехав перекрёстка, и милиционер, шедший по осевой линии поперечной центральной улицы, заметил беспорядок и незамедлил явиться.
— Почему крик? — спросил он, подойдя к кабине водителя.
— Тут какую-то преступницу нашли, — ответила девушка.
— Какую преступницу? Откройте дверь. Водитель открыла передние дверцы и милиционер вошёл.
— Вон там она, — говорили пассажиры, показывая в конец вагона, где стояла Инна. Милиционер протиснулся туда.
— В чём дело?
— Бежать хочет! — кричали в толпе.
— От кого бежать?
— Это она задавила сторожа! Помните, был случай?
— Какого сторожа? Дворника! — поправил кто-то.
— Идёмте со мной, разберёмся. Кто свидетели?
— Никуда я не пойду. Выпустите меня!
— Я свидетель, и вот моя жена, — сказал вспотевший мужчина в очках, стоявший теперь уже рядом с милиционером.
— Откройте дверь, — сказал милиционер. Кондуктор открыла дверь. Борзенко выскочила и побежала. Милиционер в три прыжка догнал её, схватив за руку. Она взвизгнула и замахнулась на него сумочкой.
— Ну-ну! Не балуй! — сказал милиционер и, изловчившись, выхватил у неё сумочку.
— Отпустите, сама пойду, — вдруг сказала она, вскинув на него безумные испуганные глаза.
— Вот так-то лучше. Свидетели! Где свидетели?
— Отдайте сумочку, — сказала она впопыхах.
— У меня она будет сохранней, — ответил милиционер.
Поскольку дело было среди бела дня, вокруг них вмиг собралась толпа народу.
— Отойдите, не мешайте! — кричал милиционер, отталкивая на пути любопытных рукой. — Где свидетели?
— Здесь мы, здесь! — отвечали пожилые маленькие супруги, которых затёрли в толпе.
Подъехал наряд милиции на патрульной машине. Инну и свидетелей посадили в неё и увезли.
Толпа ещё долго стояла и обсуждала происшествие. Одни говорили, что поймали воровку, так как видели, как милиционер отбирал у неё сумочку, другие, говорили — спекулянтку, третьи — контрабандистку, четвёртые — шпионку, а те из любопытных, которые выскочили вслед за нею и милиционером из трамвая, говорили, что поймали главаря шайки, которая ворует автомобили, и что она сама лично на ворованной «Волге» задавила дворника.
Чтобы там не говорили, Инна Борзенко, сидя в машине, чувствовала, что о ней говорят самое худшее, и дрожала, как в лихорадке.
Когда Инну доставили в милицию, начальник отдела, майор с невозмутимым бородавчатым лицом, сам допросил её. Протокол писал молодой рослый следователь в очках и в штатском. Свидетели рассказали всё, что видели ночью, когда был задавлен дворник, и утверждали, что на заднем сиденье машины была именно эта девушка. Они подтвердили свои слова и после того, когда майор предупредил их о последствиях за ложные показания. Инна молчала. Майор спросил её, была ли это действительно она. Инна ответила, что ничего не знает и просила отпустить её домой.
Когда свидетели, показав свои документы и оставив домашний адрес, ушли, майор поднялся из-за стола и подошёл к допрашиваемой.
— Сознайтесь во всём сразу, — сказал он, — и вы во многом облегчите свою участь. Иначе задержим вас до полного выяснения…
Тут он умолк и уставился на сильно побледневшее лицо её. Она упала в обморок.
Майор вызвал по телефону скорую помощь. Следователь налил в стакан воды и подбежал к ней. Приподняв ей голову, поднёс стакан к безжизненным губам. Вода вылилась обратно.
— Сегодня хватит, — сказал майор, обращаясь к следователю. — Поручаю это дело тебе. Завтра с утра, если она будет в здравом уме и в состоянии отвечать, продолжи допрос. Старики по всей вероятности правы. Поведение уж у неё очень странное.
Приехала скорая помощь. Врач не без труда вернул девушке сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59